Измена. Вторая семья моего мужа (СИ) - Шевцова Каролина
- Римма, зачем пришла? - Белый отвечает быстрее своего менеджера. – Поглумиться или по делу?
Нарцисс со стажем, он сразу считал отсутствие интереса к собственной персоне и… обиделся. В его голосе явственно слышны истеричные нотки. Такие, которые бывали всякий раз, стоило Филиппу найти недостаточно восторженную рецензию о своей книге. Или не получить столько обожания и поддержки, сколько он привык. Сейчас во мне ноль эмпатии к его персоне, он это видит и бесится.
Чтобы даже случайно не коснуться Белого, обхожу кровать и опускаюсь в кресло. Проход между ним и кроватью такой узкий, что он не сможет подъехать сюда, и будет вынужден вести беседу из другого угла комнаты.
- По делу, нам нужно поговорить. Я бы хотела остаться наедине, это возможно организовать?
Вот уже второй мой вопрос адресован к Фомичеву. И на него снова отвечает не он, а Белый.
- Нет, не возможно. Мой пиар-директор не уйдет. Тем более, что это не безопасно, вдруг ты снова пригласишь того малолетнего дебила, чтобы он набил мне морду?
Сама не замечаю, как сжимаю кулаки. Пальцы до боли впиваются в кожу, когда Филипп так пренебрежительно говорит о Никите. Ой, не стоит так начинать нашу встречу, милый. Совсем не стоит.
Отталкиваюсь от мягкой спинки кресла и подаюсь вперед, чтобы лучше видеть лицо Белого:
- Во-первых, я пришла одна и твоя, как ты выразился, морда, в безопасности. Во вторых, в прошлый раз ты получил вполне за дело.
- Я и мои юристы с тобой в корне не согласятся. Можешь порадовать Савранских - я готовлю на них иск! Представляю, в каком шоке будет эта святая семейка, когда на свет попрет их вонючее грязное белье!
Еще немного, и я сдеру себе ладони в кровь. По крайней мере, на коже уже сейчас видны глубокие следы от ногтей. Эта боль отрезвляет. Не дает слететь с катушек и наговорить Белому всякого. Я пришла сюда с одной только целью и не уйду, пока не получу свое.
- Ты не будешь подавать никакой иск, - твердо чеканю я.
- Да? - Брови Филиппа удивленно ползут вверх. – И почему же?
- Потому что сейчас ты будешь занят другим.
Он удовлетворенно хмыкает. По улыбке мужа понимаю, тот ждет какую-то приятную для себя новость. И я уже предвкушаю, как исказится его лицо, когда он услышит то, что я для него припасла.
- И чем же, mon cher?
- Оформлять документы на нашу с тобой дочь.
Белый непонимающе хмурится. Так искренне, будто он уже забыл об Ане и ребенке, которого она от него родила.
- У нас нет дочери, Римма. Ты сделала аборт, помнишь?
О, я-то как раз помню. Каждый день своей жизни помню об ошибке, которую сделала однажды, а вот кое-кому не мешает освежить память.
- Ошибаешься. Любовь Филипповна Белая родилась два дня как. Красивая, громкая девочка, очень похожа на тебя. Это, конечно, пройдет. Эволюцией предусмотрено, чтобы дети после рождения были максимально похожи на отцов, так как у вас природой не заложены родительские инстинкты, как у нас, женщин. А тут видишь свое отражение и понимаешь – мой ребенок, моя ответственность, мое. А потом, через пару недель проявятся черты матери, то есть мои.
- Римма, ты меня пугаешь, - замечаю на лбу Филиппа синюю жилку. Она быстро пульсирует, как бывало всегда, когда Белый думал. А сейчас ему есть над чем пораскинуть мозгами. Он напряженно молчит. Смотрит на Фомичева, затем на меня, но судя по мутному взгляду, все еще ничего не понимает.
- Фил, - задумчиво тянет Антон, - я же говорил, Кузнецова родила девочку. Два дня назад, или ты не помнишь?
- А мы с Риммой тут при чем?
- При том, что это наш с тобой ребенок, - спокойно отвечаю я.
Фомичев присвистывает от удивления. Все это время он стоял в коридоре, будто готовился открыть дверь, чтобы выпроводить меня из номера. Но сейчас, поняв, что наш разговор затянется надолго, Антон уселся на кровать.
- Филиппок, а ты у нас титан секса, когда только успел, - смеется этот кретин.
- Заткнись! - Кричит на него Белый. Лицо его искажено от ярости, а щеки мелко дрожат. – Я не могу быть отцом этого отродья, я вообще не хотел никакого ребенка, так что не собираюсь ничего делать! Еще и фамилию мою ей дали? Кажется, вы совсем с катушек слетели! Где Нюрка? Она совсем уже еба*улась?!
- Аня умерла, - отвечаю и вижу, как удивленно вытягиваются лица Белого и Фомичева. – По крайней мере, для тебя Филипп. Больше ты ее не увидишь, она уехала и просила никогда ее не искать. Ребенок, которого вы с ней сделали, ждет меня в родильном доме, и мне нужно, чтобы ты поднял все свои связи и сделал документы, подтверждающее наше с тобой родительство.
Филипп облизал пересохшие губы. Судя по осмысленному взгляду, только сейчас до него дошло, что я говорю.
- Зачем тебе это?
- Хочу обезопасить себя на случай, если ты или Нюра когда-нибудь решите шантажировать меня происхождением Любы.
У меня в голове эта мысль звенит такой кристальной ясностью, что даже странно, как этого не понимают другие? Все же очевидно! Даже пройдя все круги бюрократического ада, я не могу быть уверенна в том, что правда никогда не всплывет наружу. И я боюсь не за себя, а за Любу, которая когда-нибудь узнает, что ее никто не любил и не желал!
Любили. И желали. Просто не биологическая мама, а другая, настоящая.
Даже если Аня когда-нибудь опомнится, решит познакомиться с моей дочерью, я ей не дам это сделать. Жестоко? Возможно. А бросить только родившуюся малышку в роддоме не жестоко? Не принимать, не заботиться, желать ей смерти, это не жестоко?
Ане был нужен ребенок, пока она думала, что сама нужна Белому, вот и все. С Филиппом все еще проще – ему не нужен никто кроме него самого. Ему всегда было плевать на все, кроме себя и своей репутации. Ребенок, даже свой собственный Филиппу не интересен. Максимум, чего стоит ждать, так это попыток помотать мне нервы через девочку. Но и на этот случай мне есть что сказать.
- Римм, я не понял, ты хочешь удочерить ребенка, - вначале доходит до Антона.
- Именно так. Мне нужно, чтобы Филипп Львович напряг все свои связи и сделал документы для Любы, в которых я буду значиться как ее биологическая мать, а он как отец. После чего мы тихо и спокойно разведемся, а я, все так же, не поднимая шума, лишу Филиппа родительских прав и никогда больше не буду ни о чем просить.
- Антон, это даже смешно, она уже назвала малявку. Люба! Любовь, значит? А почему так по-мещански? Я ожидал от тебя, mon cheri, чего-то более благородного. Изабелла там или Виктория. Чтобы без суеты, но с намеком на королевский стиль. Но Любка? Как теленка в селе, откуда ее мамаша родом?
Мне нельзя сорваться. Последнее что я должна делать, терять голову и начинать истерику. Именно этого ждет от меня Белый, и только потому, я держусь изо всех сил. Сжимаю зубы, сжимаю кулаки, и вообще вся сжимаюсь.
- Я мама Любы. Запомни это, пожалуйста, в конце концов, в той аварии ты повредил позвоночник, а не голову.
Лицо Белого тотчас искажается в злобной гримасе. Он перестает паясничать и снова нажимает на кнопку, чтобы проехать ко мне. И злится еще сильнее, когда колеса его коляски упираются в угол кровати. Не зря я выбрала это кресло, здесь ему меня не достать.
- Римма, ты никогда не была дурой, поэтому я скажу всего один раз. Я даже пальцем не пошевелю ради этой маленькой облезлой болонки! У меня не было, нет и не будет детей, надеюсь, ты это уяснила?
С каждым сломом грудная Клетка Белого увеличивается в объеме, как у петуха во время драки. Кажется что еще секунда, и бывший начнет кукарекать, эякулируя от восторга от собственной крутости. И Боже, как же мне приятно сейчас разделать эту синюшную куру.
- Антон, напомни, пожалуйста, таблоиды все еще гонятся за историями о тайных детях и бросивших их звездных папашах?
- Это всегда горячая тема, - поняв, к чему я веду, соглашается Фомичев.
- Угу, думаю, используя мой редакторский опыт, на первом смогут запустить материал уже в понедельник. Что скажешь? Не пойму только, нужно ли им готовить пандус, чтобы на шоу приехал Белый, или ты лично донесешь его на руках?