Алые небеса Сеула - Райдер Катерина
И вдруг, прямо на моих глазах, подонок Минхо протягивает руку, по-хозяйски укладывая лапищу с длинными, точно осьминожьи щупальца, пальцами поверх тыльной стороны ладони Маши!
А вот и они – «однозначные знаки внимания»!
В горле застревает тоже вполне себе однозначное матерное слово. Меняю траекторию движения быстрее, нежели успеваю что-то осознать. Шаг, еще один, и я уже стою возле столика Пака, глядя на мерзавца взглядом серийного убийцы.
На губах генерального, в тот же миг вальяжно откинувшегося на спинку «трона», появляется надменная улыбка, и по плечам пробегает колючая дрожь, мигом обращающаяся подкожным жаром ярости.
– Вставай! – цежу сквозь зубы, обращаясь к Марии, однако смотрю исключительно на Минхо, ведь если обнаружу в глазах русской недовольство или досаду, разнесу все к чертовой матери.
Маша не шевелится. Пак улыбается шире, насмешливо изгибая бровь. В расслабленной мимике так и читается: «Ты проиграл, парень».
Делаю вдох, но он застревает в районе солнечного сплетения. Решаюсь мельком глянуть на Соколову – сидит, вжавшись в стул, словно ее застукали на месте преступления, что мгновенно порождает в голове не самые приятные теории относительно всей ситуации.
Да и с чего бы девчонке мяться, если происходящее не имеет под собой «однозначного» подтекста?
– Я же сказал, вставай. Мы уходим! – повышаю голос, всверливаясь в Марию гневным взором.
Она туго сглатывает, но с места не двигается, что окончательно вышибает из меня остатки здравого смысла. Абсолютно не задумываясь над тем, как все выглядит со стороны, я хватаю женскую сумочку вместе с хозяйкой, чуть ли не волоком вытаскивая девушку из ресторана.
На улице легче не становится. Даже не на шутку разгулявшийся по-осеннему холодный ветер не в силах остудить мой пыл или задетое эго, тут уж как посмотреть. Главное, чтобы Маша сейчас вела себя тихо, не спорила и не швырялась обвинениями, а то я за себя не ручаюсь!
Но, по закону подлости, стоило об этом подумать, как сквозь городской шум до слуха доносится тихое, но достаточно твердое: «Отпусти». На что тотчас возникает желание отвесить какую-нибудь гадкую колкость, чтобы Соколова хотя бы на пиксель почувствовала, каково мне.
Неимоверным усилием воли сдерживаюсь, решая дотерпеть до машины, а затем дать волю эмоциям. Стискиваю худенькое запястье, продолжая молча тащить русскую к углу здания, мысленно повторяя: «Спокойно, Соджин, публичная сцена тебе ни к чему, ты уже засветился в ресторане». Похоже, в какой-то момент на смену буре приходит штиль, все еще опасный, поскольку нет ничего страшнее равнодушия, однако мое теперешнее состояние куда лучше бесконтрольной злости и обиды.
На фоне временного прозрения рациональные мысли не без труда, но пробивают черепную заслонку, вынуждая анализировать инцидент и пожурить самого себя за шоу, что я устроил. Отлично! Значит, когда мы с Машей останемся наедине, буду хладнокровен и сдержан.
Но Соколова вновь рушит мои планы, резко тормозит и, агрессивно выдергивая руку из моих пальцев, выплывает в спину злобное: «Да отпусти ты меня!»
Виски простреливает болью. Сердце срывается в галоп. Дыхание преломляется.
Черт, а ведь до авто – совсем ничего!.. Но что, если Маша не собирается никуда уезжать и хочет вернуться к поганцу Минхо? Еще бы! Он ведь генеральный, мать его, директор! Куда мне до его белых камелий?
Оборачиваюсь, пытаясь не захлебнуться ядовитой слюной. Сканирую Соколову ледяным взглядом, отчаянно пытаясь отогнать мысли, что она, как и большинство девушек ее возраста в Корее, падкая на то, что блестит. Маша смотрит с недовольным укором, словно у нее отобрали любимую игрушку. Наверняка угадал…
Нет, не верю! Не может быть… Я знаю – девушка не пустышка! Ее не прельщает статус генерального, она правильная карьеристка и четко дала понять, что против романов на работе. А ужин… Тут все просто. Испугалась, смутилась, не смогла отказать начальнику в приглашении, потому что… Хочет повышения? Поэтому приняла цветы и, согласившись на встречу, приехала в ресторан? Ради должности?.. Ащщ!!! Да откуда вообще берутся столь бредовые теории?
– А жизнь тебя ничему не учит, да? – наконец выпаливаю я. Хочу, чтобы фраза звучала поучительно, но получается злобно-иронично, а губы кривятся в снисходительной усмешке.
Маша, как и полагается русским, резко выхватывает у меня сумочку и отвечает вопросом на вопрос… или так делают не русские? Впрочем, какая разница!
– Что ты здесь делаешь?
Ладно, сыграем по твоим правилам.
– А ты? Что тут делаешь ты?..
В качестве контраргумента пощечиной прилетает надменная улыбочка, подкрепленная скрещенными руками на груди, вероятно, для демонстрации веса намерений.
– А на что похоже?
Первый порыв: ответить как есть – напрямую, но, слава Будде, вовремя торможу. Слишком грязно. Я взбешен, но не настолько, чтобы поливать Марию дерьмом, не разобравшись в ситуации. Поэтому продолжаю играть в «Сто тупых вопросов», не забывая обвинительно щуриться.
– Говоришь, не в твоих правилах водить дружбу с начальством?..
Соколова таращится на меня, пару секунд надуто молчит, после чего невнятно кивает.
– А я и не вожу. У нас был деловой ужин. Но приятно знать, какого ты, оказывается, обо мне мнения.
Удар под дых, а теперь я еще и крайний.
– Деловой ужин?.. – Стравливаю в кулак истеричный смешок. Видел я, как «по-деловому» Пак лапал Машину руку!
– У вас остались какое-то вопросы, господин руководитель, или вы удовлетворили любопытство?
О! А я уже господин руководитель… А русская молниеносно переключается с неформального языка на официальный, аж дух захватывает! Но, если девушка действительно верит в то, что говорит… АЩЩ! Да как такое вообще возможно?! Бред!
– Никак не пойму, ты и правда наивная дура или прикидываешься? Включи голову! Какие дела могут связывать генерального директора «Пак-Индастриал» с рядовым программистом на испытательном сроке? При всем уважении, разумеется. – И, дабы подчеркнуть абсурдность ситуации, отпускаю наигранно-почтительный поклон.
– Слушай, а тебе-то что? В чем проблема? Кем ты себя, черт возьми, возомнил? Я тебе что, игрушка? Может, собственность? По какому такому праву ты ведешь себя подобным образом и разговариваешь таким тоном?!
Каждая фраза Соколовой, нет, ее вопросы, явно риторические, вколачиваются в голову, сердце, душу раскаленными ржавыми гвоздями, а после столь же безжалостно выдираются, оставляя после себя решето. Я хвалился, что отлично разбираюсь в людях, по первому взгляду могу определить скрытые мотивы и истинное отношение.
Отсюда вытекает следующее: зачем Мария сказала все это? Намеревалась ужалить побольнее? Но для чего? Зачем причиняет боль человеку, которому небезразлична? Не догадывается о моих чувствах? Чушь! Я всячески доказал свою расположенность: поступками, словами и даже скандалом! Маша нравится мне. Я волнуюсь, переживаю и да, черт подери, ревную, что предельно ясно – на поверхности.
А ей плевать?.. Я обманулся? Выдал желаемое за действительное, и то время, что мы провели вместе, имеет значение лишь для меня? Туше…
Шумно, но коротко выдыхаю, слегка улыбнувшись.
Но, готов поклясться, моя улыбка сейчас подобна проявлению учтивости на похоронах – горькая и полная сожалений.
– Ясно… – тихо бурчу в сторону, скорее себе, нежели Соколовой.
Ладно, если хочет закончить все одним махом, пусть так и будет. Я влюблен, определенно, но чувства – моя проблема. Не стану навязываться. К тому же мы друг другу не подходим, мы не пара, а Мария меня совсем не знает.
А отношения, начавшиеся со лжи, так или иначе обречены на печальный финал.
В следующий миг с моего лица пропадают эмоции. Я вновь превращаюсь в каменное изваяние, лишь отдаленно напоминающее Соджина, которого Маше удалось увидеть в наше единственное совместное утро.
– Вы правы, я перегнул палку, – говорю невозмутимо, холодно, как если бы мы были незнакомцами. – Но, пожалуйста, сделайте одолжение: не связывайтесь с Паками – это всегда выходит боком.
