С тобой навеки (ЛП) - Лиезе Хлоя

— Ладно, — вздыхаю я. — Время перестановки.

***

Разбираться со сломанной кроватью — это потная работа, потому что основание состоит из цельной древесины. Но, видимо, недостаточно прочной.

Сломанное основание кровати оттащено в студию, матрас теперь лежит на полу. Мы с Руни оба вспотели, а моя поясница ощущается напряжённой и сильно болит, ибо побаливала уже несколько дней. Я не могу поверить, как сильно мы вспотели, вот только эту кровать сюда затаскивали Райдер, Паркер, Беннет и я, а сейчас мы с Руни выволокли её вдвоём.

Мой пот теперь уже ощущается сырым и холодным на коже. И я ненавижу это ощущение. Я оттягиваю футболку от груди, абсолютно страдая.

Руни плюхается на матрас на полу.

— В бойлере осталось достаточно горячей воды на два душа, верно? — спрашивает она.

Я отпускаю футболку.

— Наверное. Хочешь помыться?

Она косится в мою сторону и улыбается.

— Ты хочешь помыться. Я вижу, что тебе неприятно. Иди в душ. Со мной всё будет хорошо. Огонь горит ярко, и я могу побыть большой девочкой.

— Ты уверена?

— Конечно, Акс. Иди.

— Я быстро. Ты сможешь принять душ после меня.

— Звучит здорово, — наполовину приподнявшись с матраса, она застывает. — Чёрт, — Руни вскакивает окончательно и шарится в чемодане, стоящем у двери. — Я забыла, что моя одежда в стирке. У меня есть… джинсы и футболка с «Радугой-Читальней».

— Сейчас, — я подхожу к своему комоду и роюсь в ящиках. Убрав палатку и выбрав вещи, которые мне хотелось взять с собой в шалаш, я оставил немного поношенной одежды здесь. Тут есть старая толстовка и спортивные штаны, видавшие лучшие деньки. Я бросаю их на матрас рядом с Руни. — Прости. Они весьма поношенные, но это всё, что есть. Большинство моих вещей не здесь.

— Нет, это идеально. Лишь бы это не была жёсткая уличная одежда.

— Я тоже так считаю, — я нахожу себе старые спортивные штаны, поношенную выцветшую футболку и потёртую толстовку с круглым вырезом под горлом. — Скоро вернусь.

Мой душ получается максимально быстрым, чтобы для Руни осталась горячая вода. Мы меняемся местами, и пока она в душе, я осознаю, что мне нужно что-то предпринять с нашими спальными местами.

Или… может, я хочу этого?

Наверное, можно просто бросить одеяло на пол и умыть руки, но что-то во мне вызывает желание сделать это особенным для неё. Особенным и… уютным?

Что со мной происходит?

У меня нет ответа на этот вопрос, но я как будто не могу себя остановить. Я просто продолжаю. Я шарю в шкафу, нахожу старую палатку — более компактную, чем та, в которой я спал снаружи в первые несколько недель. Гарри ходит за мной по пятам и тихо скулит.

— Всё хорошо, дружок, — я похлопываю его по боку. — Просто дождь. Это пройдёт.

Он снова скулит, затем плюхается прямо перед огнём, а я ставлю палатку поверх матраса — достаточно близко к огню, но так, чтобы не рисковать пожаром. Снаружи выглядит странно, но внутри весьма многообещающе. Но не совсем уютно. Внутри слишком темно, хоть и поблизости горит огонь.

Я шагаю обратно к шкафу, нахожу светодиодную гирлянду на батарейках, которую Фрейя подарила мне на новоселье «на случай, когда тебе захочется дополнительной искры в жизни». Я ярко помню, что это выражение заставило Райдера хрюкнуть, а Фрейя врезала ему кулаком по руке. Я распутываю гирлянду, продеваю через проём палатки, затем булавками закрепляю на самом куполе палатки. Это… определённо сделано на скорую руку. Зато светло и уютно.

Надеюсь, это поможет Руни почувствовать себя в безопасности. Потому что она помогает мне чувствовать себя в безопасности.

Голос Паркера эхом отражается в моей голове. «Ты правда не думаешь, что можешь испытывать к ней чувства?»

О Боже. Нет. Я не могу.

Но тогда что за сцены я представлял себе в мыслях буквально несколько минут назад, воображал её здесь, как часть моей жизни, где она чувствует себя как дома у меня дома? Почему я не могу остановить себя от признания, что одной ночи никогда не будет достаточно?

Половица скрипит, выдёргивая меня из мыслей, и я поворачиваюсь. Руни стоит у огня, руки переплетены перед собой, волосы мокрые, но расчёсанные, и она утопает в моей одежде. Её глаза встречаются с моими, и этот момент ощущается как новый мазок цвета по холсту моего сердца. Я никогда не мечтал, что это осчастливит мою жизнь, потому что я даже не догадывался о существовании такого.

Теперь я не могу вообразить, как моя жизнь выглядела бы без этого.

Тогда-то я и понимаю. Когда на каждый мой вопрос дан ответ, и я знаю, что это скручивающее, ноющее, ужасное и прекрасное нечто, которое выросло и углубилось во мне за недели — это чувство, и это чувство к ней, и я ни к кому такого не испытывал.

И это чувство… любовь.

Я люблю её.

Срань Господня. Я люблю её.

Пребывая в блаженном неведении, Руни улыбается мне и приподнимает толстовку.

— Боб Росс, да?

Я заворожённо смотрю на неё. Не считая лица знаменитого художника на ней, толстовка того же цвета слоновой кости, что и вязаное платье, которое она надела в день нашей свадьбы. По какой-то причине это кажется намеренным… как подмигивание от вселенной.

— Я любила это шоу, — говорит она. — Я сидела и расслаблялась, слушая его, наблюдая, как он рисует пейзажи, которые… ну, они вроде как напоминают мне здешнюю природу.

— М-мне тоже, — наконец выдавливаю я.

— У него были такие хорошие высказывания. «Мы не смеёмся потому, что нам хорошо; нам хорошо, потому что мы смеёмся». Естественно, я обожаю эту фразу, — Руни смотрит на толстовку и хмурится. — Но была ещё одна, которую я не помню полностью. Начиналось с «Нет ошибок…», — она поднимает взгляд на меня. — Ты помнишь, как дальше? «Нет ошибок…»

— …«только счастливые случайности», — тихо говорю я, тронутый правдивостью этих слов. Так и есть. Обстоятельства, которые привели её сюда, заставили нас столкнуться, свели наши пути… это не ошибки, даже если это ощущается так; это счастливые случайности.

Которые подарили мне её.

Её улыбка делается шире.

— Точно.

Я всё ещё смотрю на неё, ошеломлённый, пребывающий в шоке. Я… влюблён. И это немного пугает. Всё равно что стоять перед пустым холстом, когда я изнываю от желания писать, краски наготове, кисть в руке. Мне надо лишь подготовиться к полному поглощению.

Любить её — это подобно написанию картин? Подобно строительству этого дома? Подобно пробежке? Нечто захватывающее, поглощающее, так интенсивно завладевающее моими мыслями, энергией, временем?

Мне это нравится? Или я возвращаюсь к страху? Кто же знал, что любовь такая сложная.

Её ладонь проскальзывает в мою, и все мысли растворяются. Тогда, может, любовь не сложная. Может, любовь простая. Может, это люди делают её сложной. Может, я могу просто быть — здесь, сейчас, прикасаться к ней, теряться в этом моменте и в каждой секунде с ней.

Может, этого может быть достаточно.

— Куда ты ушёл? — тихо спрашивает Руни.

Я сжимаю её ладонь.

— Просто… думаю.

Взглянув на палатку, она как будто впервые замечает её.

— Это что? — она улыбается, затем приседает и приподнимает клапан на входе. — Ты повесил гирлянду.

— Тебе не нравится темнота.

Она снова встаёт, подходит ближе и обвивает меня руками. Её голова покоится на моей груди.

— Аксель, — она вздыхает и оставляет медленный поцелуй поверх моего гулко стучащего сердца. — Что же мне с тобой делать?

Глава 25. Руни

Плейлист: Maggie Rogers, Del Water Gap — New Song

Я смотрю на палатку, искрящую мигающей гирляндой. Успокаивающая, уютная обстановка, которую Аксель организовал, чтобы гроза ощущалась менее грозной, а темнота — не такой тёмной, и моё сердце разрывается, будто калейдоскоп бабочек разлетается в разные стороны.

И тогда я понимаю, что все мои оправдания, которые я твердила себе, говоря, что это всего лишь увлечение с несколькими преодолимыми чувствами к этому крепкому орешку, наконец-то расколовшемуся только для меня — всего лишь ложь.