Исцели меня прикосновением (СИ) - Грейси Анна
— Переволновалась. С кем не бывает. — оправдывался перед фотографами и журналистами.
А "женишок" как я погляжу решил устроить грандиозное представление.
Мы вошли в зал с задернутыми шторами и несколькими сотнями горящих лампочек в виде свечей. Здесь не было священника из сна и регистрирующей дамочки, зато были разодетые в средневековые костюмы официанты и гости. Много гостей. Некоторые из них тоже были выряжены в одежды прошлого столетия, дабы поддержать созданный антураж.
Я заметила Радиона как только вошла. Весь в иголочки, с непроницаемой маской вместо лица. Высокомерие. Богатство. Власть. От него веяло всем этим. А ещё беспощадностью. Слишком много зла в одном человеке.
И он ждал.
Ждал меня.
На его каменном лице отразилось волнение и устрашающее предвкушение.
Я вся сжалась, когда отец подвёл меня к столу, около которого стоял "будущий муж".
Муж… На его месте должен был стоять другой человек. Смотреть влюблёнными глазами и обещать защиту. Я должна была быть счастливой и улыбаться, а не ощущать страх и слабость, от которой готова свалиться без чувств в любую минуту.
Дышать становилось всё сложнее. Время шло, но чуда не происходило.
Вокруг сновали официанты. Шумели гости. Мигали вспышки фотокамер.
— Я доволен, что ты меня не ослушалась. — на колено ложится огромная горячая ладонь, заставившая меня вздрогнуть и с ужасом взглянуть на Радиона. — Этот медальон символ меня. Символ моего клана. И то, что он у тебя на шеи, подтверждение, что ты моя женщина. Теперь мои люди глотки любому перегрызут и будут биться до последней капли крови. Они будут умирать ради тебя, оказав мне великую честь. Чувствуешь эту власть?
Неопределенно мотаю головой. Он сжимает пальцы до шипения. Радион не очень волнуется о том, что может оставить на теле синяки, кажется, ему доставляет удовольствие причинять боль. Так и есть. Его это будоражит и распаляет не на шутку.
— Скоро почувствуешь. А ещё власть над тобой, дорогая. Обладание и подчинение. Вот чего я хочу.
Меня спасает какой-то парень, обратившийся к Радиону. "Женишок" отпускает колено и в приподнятом настроении отходит на пару метров, чтобы поговорить с ним.
Я смотрю на гостей. Так хочется убежать, но рядом вместо свидетельницы сидит охранник. Присутствующие попивают шампанское, флиртуют друг с другом, неспешно двигаются под спокойную, льющуюся из под виртуозных пальцев пианиста мелодию, смеются. И тут я замечаю кое-что. Знакомое лицо. Мимолетно. Всего секунду. Тёмная макушка Влада растворяется в толпе.
Он здесь…
Судорожно выдыхаю. На глаза наворачиваются слезы. Но я их промаргиваю и нервно начинаю искать ещё кого-нибудь.
Один Влад не справиться.
— Шампанского для прекрасной дамы. — к нам подходит официант в белом парике, да ещё и в маске на всё лицо. Но я узнаю. Узнаю голос. А когда мне незаметно подмигивают, я понимаю, что не ошиблась. Егор тоже здесь.
Они здесь оба.
— Вали-ка отсюда, не видишь всё есть! — грубо отгоняет его охранник.
— Прошу прощения, сир. — отвешивает поклон и спешит удалиться, дабы не быть рассекреченным.
— Понаберут шутов всяких.
Сидящий рядом ещё что-то бубнит, но я не слышу. Мне хочется заулыбаться, но нельзя. Нельзя показывать эмоции, иначе они все догадаются.
Сердце начинает стучать сильнее, дыхание перехватывает, когда из тени дальней колонны показывается ещё одна фигура, снимающая свою золотую маску.
Са-ша…
Под смех находящегося неподалёку Радиона мы безотрывно смотрим друг на друга. В груди перехватывает, я чувствую катастрофическую нехватку кислорода.
Он тоже здесь. Рядом. Саша пришел спасти меня.
Поглощаем друг друга взглядами. Он им ласкает, вымаливает прощения. Секунда, другая, третья. Люди замирают. Время останавливается.
Он всего в каких-то пятнадцати метров от меня.
Четвертая, пятая. А на шестой секунде всё вокруг поглощает тьма.
Он в логове врага, люди которого готовы биться до конца.
С этой мыслью в зале гаснет свет, а меня накрывает паника.
— Что происходит?
— Почему выключен свет?
— Я буду жаловаться!
По залу проносится гул недовольных и встревоженных голосов, а затем нас накрывает настоящим цунами. Это происходит так неожиданно.
— Всем лечь на пол! Руки за голову!
Помещение заполняется воплем и визгом. Требовательными голосами вооруженных людей в масках. Мне на губы ложится чья-то ладонь, а рядом падает обмякшее тело охранника.
Радион тоже кричит. Отдает приказы. Рвёт и мечет. Тут же раздается первый выстрел. Палят в потолок, но паника среди гостей распространяется стремительно. Они бегут, спотыкаются, толкают друг друга. В темноте играет свет от десятков фонариков. Ещё выстрел и рука с моих губ исчезает.
Я в ужасе смотрю на человека упавшего рядом, когда кто-то подсветил его пробегая мимо.
Мамочки…
Ноги не слушаются. Голова не соображает в какую сторону двигаться.
Что вообще происходит?
В темноте видны вспышки перестрелки. Я пробегаю всего пару метров и споткнувшись о что-то твердое падаю вниз, больно ударившись коленями и содрав ладони. Лежу не шевелясь, лишь дышу часто часто. Так больше шансов, что меня не заденет пулей. Такое решение кажется разумным.
— Сдавайтесь! Перестаньте оказывать сопротивление.
— Оружие на пол!
Стрельба, крик и шум, я зажимаю уши ладонями и молю о том, чтобы этот хаос быстрее прекратился.
Верещу, когда меня неожиданно отрывают от пола.
— Пригнись. — прижимают к себе, обнимая за талию. — Нужно поторопиться, здесь не безопасно. Нас прикроют, но нужно двигаться быстрее.
Голос успокаивает. Баюкает каждое слово, произносимое из родных уст так, что у меня слабеют ноги. Хочется разрыдаться.
— Сейчас не время расслабляться.
Но это не помогает уберечь меня от нескольких спотыканий. Саша подхватывает на руки и теперь так идёт к выходу.
— Ещё немного. — не выдерживаю, и уткнувшись в рубашку, от которой исходит любимый запах, начинаю тихо плакать.
— Потерпи, любимая. Сейчас.
Я морщусь от яркого света, когда из темноты мы выходим наружу. Он бежит подальше от здания, где стоят бронированные автомобили и люди в масках.
— Ей нужно успокоительное, — выкрикивает Саша направляясь к машине Егора. — И воды принесите.
Распахивает одну из дверей и бережно сажает в кресло. Я гляжу на лакированную туфлю, болтающуюся на ноге, которая вот вот упадет на асфальт. На свои дрожащие руки, а затем резко поднимаю голову вверх.
— Саша, — туфля всё-таки падает, и я в порыве поднимаюсь и крепко вжимаюсь в его тело. Цепляюсь за рубашку как за спасительный круг. Ближе. Теснее. — Сашенька.
— Тише, любимая, всё позади.
Он гладит меня по волосам, наверное, в сотый раз целует макушку. И шепчет. Шепчет. До тех пор, пока шепот не обрывает оглушительный звук выстрела.
Мы поднимает шокировано глаза. Смотрим друг на друга. Слышим ещё пару выстрелов. И нас накрывает тишиной.
Такой холодной и мрачной.
Оба дышим, часто и отрывисто, пока у одного из нас не замедляется дыхание. Пока один из нас не начинает судорожно вздыхать.
Саша жадно изучает лицо напротив, я делает тоже самое.
Нет. Нет. Нет. Так не может всё закончиться!
Мы одновременно смотрим вниз, на скреплённые между собой окровавленные пальцы и расплывающееся на белоснежном платье алое пятно.
И только теперь начинаю чувствовать настоящую боль. Острую. Непроходящую. Нестерпимую.
— Родная моя.
Слезы катятся по щекам. Слова даются с трудом.
Я отказываюсь во всё это верить.
— Саша, любимый.
— Любимая…
Неужели это конец?
Всхлипываю. Сознание уплывает. Перед глазами вереница картинок, самых ярких, самых радостных и счастливых. "В горести и в радости…", а ещё слова:
Лишь только смерть разлучит нас.
Глава 44
Кристина