Ирина Степановская - Вслед за Ремарком
– Тебе только так кажется, что они должны. Запомни, на наших дорогах никто никому ничего не должен. Они большие, везут лес, или замороженных кур, или фрукты. Для них это работа, средство существования. Они неделями не бывают дома. Твоя учеба для них – баловство. Ну а кроме того, русский мужик часто надеется на авось. Понадеялись они и сейчас, что ничего не случится. Так в конце концов и произошло.
Она посидела, помолчала. Роберт увидел, что теперь ее руки на коленях начали дрожать.
– Надо ехать! – сказал он. – Давай потихонечку!
Она тоже посмотрела на свои руки.
– Можно я еще посижу две минуты?
– Нельзя. Сейчас испугаешься задним числом и не сможешь ехать. Заводи!
Она подумала, что из приоткрытого окна ей опять может надуть в ухо, и снова повязала голову шарфом, потом шумно вздохнула, выдохнула, как на уроке физкультуры, и завела двигатель. Он тоже посмотрел на этот кусок синего шелка на ее голове, но промолчал, усмехнувшись чему-то своему. А Нина вспомнила, что Кириллу тоже не нравится ее шарф, и немного нахмурилась.
– Вы много курите! – сказала она, когда они уже заняли свое место на полосе, и голос у нее был сердитый.
– Ты дыма не переносишь, что ли? – Он засмеялся миролюбиво и снова положил свою руку поверх ее на рычаге переключения передачи.
– Отстаньте, – сказала она. – Не надо со мной кокетничать, я, кажется, вправду устала. Я вам лучше завтра мятные лепешечки принесу – а то, говорят, курить много вредно.
Путешествие к Ленцу и происшествие с джипом как-то странно на нее повлияли. Ей стало казаться, что она знакома с Робертом много лет, и то, что он помогал ей переключать передачу таким способом, теперь как-то не вязалось с тем, что она пережила в этот день. И Роберт каким-то чутьем понял, что она чувствует, убрал свою руку и начал рассказывать:
– Я курить начал в семнадцать лет, еще перед армией. – Нина молчала, но у него было чувство, что все, что он говорит, ей действительно интересно. – А уж когда познакомился с Михалычем и он меня первый раз на гонки взял, тут уж курить стал помногу. Михалыч сначала автодорожный институт окончил, а уж потом в армию пошел. Я был салагой. Отслужил, демобилизовался самым первым из нас троих, – рассказывать, что его ранили в Афганистане, он не стал, – и подался на поиски приключений в Прибалтику.
– Почему в Прибалтику? – удивилась Нина.
– Там тогда самая сильная сборная была в Союзе. Устроился сначала на побегушках, но потом выступал на гонках. А уж когда Михалыч снова сюда позвал, бросил там все и уехал.
– Ты был женат?
– Да. Там женился, но жена меня всерьез никогда не принимала. Называла русским Иванушкой. Это означало в ее устах – дурачок. – Роберт прикурил следующую сигарету и аккуратно размял окурок в пепельнице. Нина ничего не ответила, только подумала, что Кирилл обычно выбрасывает окурки прямо на дорогу. «Теперь так принято, – думала она. – Едешь, едешь, вдруг – бах! – прямо тебе в стекло летит коробка из-под сока или банановая кожура».
– Я до сих пор прибалтийский акцент с трудом выношу, – вдруг, стиснув зубы, сказал Роберт. – Как начнет кто-нибудь по-ихнему тормозить, так меня сразу передергивать начинает.
– Но почему? – удивилась Нина.
– Слишком они рациональные. До тошноты, – ответил Роберт и замолчал. И Нина поняла, что больше его об этом расспрашивать не надо. И она спросила его о другом:
– Ты начал пить?
Он удивился:
– Нет, не больше, чем другие.
– А с Ленцем почему так получилось?
Роберт помолчал, но потом решил, что раз уж она была полноправным членом их сегодняшней компании, она имеет право знать.
– Он очень переживает из-за сына.
Нина опять замолчала, предоставляя ему свободу – рассказывать или держать все в тайне. Он решил рассказать:
– Ленц женился рано, еще когда учился в институте. Тогда же у него родился сын. Его жена не хотела, чтобы Володька уходил в армию, но… Зарплата у молодого врача была сама знаешь какая, а тут все-таки надбавка за звездочки. И он сам пошел в военкомат Ну а уж когда надел форму, его особенно не стали спрашивать, где он хочет остаться – в Красногорске или вообще в черте Садового кольца. Блата у него не было никакого, и отправили Ленца служить на два года в Таджикистан, а уж когда он туда прибыл, оказалось, что всех оттуда через три-четыре месяца переправляют через границу. Ленц не стал сопротивляться. Знаешь, когда туда попадешь, становится неважно, что о тебе подумает кто-нибудь, кроме тех, кто сейчас воюет рядом с тобой. Жена его расценила эту ситуацию по-другому. Она у него была неплохая женщина, но какая-то очень уж повернутая на своем маленьком мирке; она не могла сообразить, что на свете для мужчины, кроме пеленок и детской кухни, существуют еще другие важные вещи. Ей было трудно, конечно, одной с ребенком, но Володьке в Афгане было еще труднее. Она не стала его ждать. Через пару лет подвернулся ей человек, и она переехала вместе с сыном к нему. Все у них было хорошо. Сыну объяснили, что папа по молодости лет бросил их и уехал искать приключений. Ленц, узнав об этом, остался в армии по контракту. Когда он вернулся, мальчика ему даже не показали. Володька так и остался один. А потом вдруг совершенно неожиданно тот человек, с которым жила его жена, умер. Брак их не был зарегистрирован, поэтому на смерть, как коршуны, слетелись родственники того человека, отсудили у Володькиной жены квартиру. А Ленц, когда демобилизовался, вернулся в свою пустую конуру. Вот тогда он купил себе этот участок, думал, может, что-то переменится, сын вырастет и будет приезжать к нему на дачу уже со своей семьей, а он, Вовка, будет для внуков клубнику выращивать. Когда его бывшую жену согнали с квартиры, ему ничего не оставалось делать, как отдать ей и мальчику ключи от своей конуры, а самому переехать в этот домишко. Мальчику тогда шел пятнадцатый, кажется, год, а может, и семнадцатый… Ему надо было готовиться в институт, и Ленц перевел на его имя всю свою пенсию, но что такое нынче военная пенсия, да еще за неполную выслугу? Конечно, современному молодому человеку всего этого было мало, а мать его еще подзуживала: «Съезди к отцу, скажи ему, пусть устраивается на работу, а то у нас вечно нет денег, ну и так далее»,
– А что Ленц? – спросила Нина, подавленная этой печальной историей.
– А он не захотел больше работать врачом. Сразу после дембеля он было устроился в военную поликлинику на прием. Поработал несколько месяцев и ушел. Сказал, что его стало одолевать навязчивое желание прийти на работу с гранатометом.
– Не может быть, чтобы все его пациенты были плохими, – убежденно сказала Нина.
– Не знаю, – ответил Роберт. – Но первые годы, когда я приехал оттуда, мне тоже хотелось всех перебить. Может быть, поэтому я и уехал в Прибалтику. Там другая страна, там ко всему относишься по-другому. И жизнь там другая. Но и там я долго не выдержал. Они смотрели на меня как на идиота, и я на них так же.
