Сара Дарлингтон - Он принадлежит мне
— Сядь, — приказал он. — Позволь мне объяснить.
— Нет.
Он встал, его спокойное поведение испарилось. — Отлично. Моего отца звали Дин. Я взял его имя, когда он умер. Вот твой ответ. Теперь можешь уходить, если хочешь.
Напряжение в комнате было таким густым, что почти удушало. Грудная клетка Робби опускалась и поднималась, словно он только что выбрался на поверхность после того, как его держали под водой. Мускулы на его сильных руках напряглись, когда мужчина упёрся руками в бока. Он казался более злым, чем я когда либо его видела, но в его глазах была лишь боль. И как бы сильно я не хотела, чтобы мои ноги пошли в сторону двери, они сделали не то, что я им приказывала, как и мои губы.
— Не хочу уходить, — пробормотала я.
— Я тоже не хочу, чтобы ты уходила, — проговорил он после того, как сделал несколько вдохов и выдохов. — Я любил своего папу. Я никогда не знал его, когда рос. Мама держала его от меня подальше, говоря, что тот не был для нас слишком хорошим. Потом родилась Валери. Мама не хотела возиться ещё с одним ребёнком, поэтому она просто отослала нас к моему отцу. Он принял нас. Не задавал никаких вопросов. И был любящим, замечательным отцом, а потом умер. Я хотел почтить его каким-то образом, так что изменил своё имя. Имя Робби досталось мне в честь поп-певца 90-х, по которому мама сходила с ума. Я бы скорее согласился носить имя своего отца, чем имя участника какой-то группы, о которой все уже давным-давно забыли.
— От чего он умер? — спросила я.
— Сердечный приступ.
Прежде чем я успела понять, что делаю, мои ноги понесли меня через комнату. Слёзы прорвались и текли по моему лицу. Часть меня всё ещё была злее змеи, но я также поняла, что меня притягивает к нему какая-то сила, которую я не могла объяснить. Так как этот Робби, или я должна сказать - Дин, был гораздо выше меня, я не могла легко потянуться и схватить его. Так что я сделала то, что сделала бы любая разумная девушка моего роста. Я встала на кофейный столик, рядом с которым он стоял, крепко обхватила его лицо и притянула к себе.
Наши губы соединились, и на короткий, восхитительный момент, Дин растворился во мне. Он гладил руками мою спину, притягивая ближе. Губы были мягкими и тёплыми когда прижимались к моим, а потом, внезапно, они исчезли.
— Нет, — прошептал Харви, опуская руки и отходя от меня. — Я не могу.
Его отрицание было для меня словно нож в сердце. Я использовала его плечо как опору, чтобы спрыгнуть со столика и, не произнеся больше ни слова, повернулась и поспешила к двери.
Глава 22
КЛАРА
Я НИКОГДА НЕ ВЕРИЛА В СУДЬБУ, но сегодня было такое чувство, словно вселенная, или какая-то невидимая сила влекла меня к дому Лео — влекла неотвратимо. Вчера, в метро, я сбежала от него, потому что боялась всех этих новых чувств. Сейчас... я хотела схватить всё. Жизнь коротка и непредсказуема — этому я научилась после того, как умерла мама, и не могу упустить такой момент, не получив от него всё, что хочу.
Ведя себя как можно спокойнее, принимая во внимание обстоятельства, я промаршировала к лестнице, ведущей к входу в дом Лео. Не стала стучать и просто вошла. Свет почти везде был выключен, и было странно тихо. Я положила свои ключи и кошелёк, игнорируя лихорадочно бьющееся сердце, и прошла в глубь дома. Дежавю играло странные шутки с моими мыслями, и я вспомнила, как ребёнком проскользнула сюда, сжимая в руке крошечный клевер.
Я нашла Лео в кабинете возле фойе. Кабинет был одной из тех роскошных комнат, которые устраивали только богачи, просто так. У неё не было определённого предназначения, кроме как выставлять напоказ бесценный хлам. Лео спал, свернувшись в самой неудобной позе на самом неудобном на вид диване в цветочек. Я зашла в комнату чуть не свалив какую-то рухлядь. Что за чёрт? Здесь был ремонт? Весь дом Лео был похож на музей и нуждался в серьёзном обновлении. Я перешагнула через рухлядь и приблизилась к дивану, на котором спал Лео.
Ничто не могло подготовить меня к тому, что я увидела. Он заснул в очках. Тёмная оправа. Широкий ободок. Я знала, что обычно он носил линзы, а очки только иногда. Просто не знала, что какой-то пластик может заставить моё сердце биться, словно отбойный молоток. Когда я увидела его спящим, мирно и в одиночестве, в своём огромном пустом доме, у меня перехватило дыхание. И не только очки заставили ощущать все эти безумные эмоции. Это было эхо его слов, которые всё ещё звучали в моей голове. Он сказал, что любит меня — и это изменило всё.
Моргнув, Мэддокс открыл глаза и увидел, что я его рассматриваю. Наверное, я выглядела как психопат-преследователь, когда нависла над ним, но на его лице не было ни грамма раздражения — только уязвимость, которую большинство людей попытались бы скрыть. Но Лео этого не сделал. Каким-то образом я обрушила последние окружающие его стены, и передо мной на диване лежал лишь Лео. Настоящий Лео — красивый, надломленный, неправильно понятый и чертовски милый.
Взяв его за руку, я повела Мэддокса из захламлённого кабинета через фойе и вверх по широкой лестнице. Мы не обменялись ни словом. Каждый шаг был длиной в милю, и стук моего сердца звучал в ушах. Это было, мягко говоря, головокружительно. Спальня Лео находилась как раз у верхней ступеньки. Когда мы вошли, я включила свет. Я хотела видеть всё, что будет происходить. А ещё плотно прикрыла за нами дверь и заперла её.
Теперь, когда мы были одни, а весь остальной мир не смог бы дотянуться до нас, я почувствовала себя свободной и игривой. Я положила обе руки на его грудь и легонько подтолкнула его к огромной кровати с балдахином. Он почти не сдвинулся, а когда я попробовала подтолкнуть его во второй раз, Лео прижал мои запястья к своей твёрдой, как скала, груди. Я надула губы.
— Чего ты хочешь? — прошептал он.
— Тебя, — ответила я, сделав глубокий вдох.
У него было самое непроницаемое лицо из всех, что я когда-либо видела. Прежде чем Лео ответил, прошло несколько секунд.
— Не хочу с этим спешить.
Я попыталась вырвать руки из его хватки, с того места, где он всё ещё прижимал их к своей груди. Это было бесполезно — Лео не собирался отпускать меня. Я перестала дёргаться и осмелилась повнимательнее посмотреть ему в глаза. Цвет был мутным, словно они сгорали от гнева. Постойте-ка, нет. Это была не злость. Это была похоть. Пылающая, срывающая одежду похоть. Похоть, которой моё тело жаждало воспользоваться. Но, казалось, Лео боролся с этим. Почему?
— Кого будет заботить, если мы поторопимся? — тихо спросила я, пытаясь успокоить то, что бы там его ни беспокоило. — Меня — нет. Ты тоже не должен. Я пока не готова произнести вслух определённые слова, но могу дать тебе кое-что другое. Могу показать тебе свои чувства. Пожалуйста, Лео. Позволь мне показать тебе. В метро ты сказал перестать анализировать, а сейчас ты именно этим и занимаешься. Итак, прекрати это.
