Барбара Брэдфорд - Так далеко, так близко…
— Да. А что? Это важно?
— Нет, конечно, нет. Я поняла по словам Мэдж, что Вивьен хочет… вроде бы взять интервью у меня для очерка о Себастьяне.
— Да, хочет.
— Тогда я позвоню ей попозже и приглашу сюда, ладно? Скажем, на вечер? Устроит?
— Вполне. Зови ее к обеду. Если хочешь.
— Хорошо, — сказала я.
26
Весь остальной день брат был со мной очень мил.
Приятно проведя время за ленчем, мы пошли на винодельню, где поговорили с Оливье Машаном, а потом они с братом устроили для меня долгую экскурсию по старинным подвалам.
Оттуда мы с Джеком прошли к «Домашней ферме», навестить мадам Клотильду, которая во что бы то ни стало захотела угостить ас кофе и кексом, пока мы вспоминали прошлое.
Потом Джек повел меня по виноградникам, с гордостью рассказывая о винах, которые он произведет в этом году. Мы спустились к озеру, долго гуляли в лесу и, наконец, вернулись в шато.
Здесь мы выпили по чашке чая в маленькой гостиной; этот обычай завела Антуанетта Дилэни, и он сохранялся с тех пор.
После этого Джек пошел с часок поработать, а я ушла к себе отдохнуть перед тем, как начать одеваться к обеду.
Днем я звонила Вивьен. Она согласилась приехать поговорить со мной, приняла приглашение Джека пообедать; она разговаривала так дружески, так сердечно, что я решила быть с ней как можно любезней. Я уже привыкла в разговоре с ней отпускать колкие замечания по ее адресу, но теперь решила последить за собой.
Всякий раз, когда я приезжаю к Джеку, он отводит мне ту комнату, которая была моей в детстве. Комната просторная, полная света, из окон открывается столь любимый мной вид на луга и «Домашнюю ферму».
И теперь я подошла к окну и постояла, глядя на этот пейзаж, такой знакомый и ничуть не изменившийся с тех пор, как я была девочкой.
По этим лугам, полным цветов, мы бегали с братом, влезали на высокие деревья в лесу, плавали в озере, собирали фрукты в саду и устраивали пикники в увитой виноградом лоджии а «Домашней ферме». В те беспечные дни детства здесь заправляла мадам Полетта, матушка Клотильды. Она вкусно кормила нас, суетилась, журила, если мы капризничали, и всегда кудахтала, как наседка. Мы с Джеком искренне горевали, когда она умерла. Она была для нас чем‑то вроде любимой ласковой тетушки.
В детстве Джек всегда опекал меня, и я ходила за ним по пятам, чем бы он ни занимался. К счастью, он ничего не имел против, он всегда был старшим братом и защитником, неизменно добрым и приветливым, даже когда я озорничала.
Я думала об утреннем споре с братом из‑за «Лок Индастриз». Он не взорвался, как предсказывал Джеральд, когда я утром улетала из Лондона. Тем не менее, муж оказался прав в оном: Джек не собирается отдавать то, что принадлежит ему по праву рождения. Нечасто мои суждения о брате оказывались неверными, но сейчас именно это и произошло. Хорошо еще, что Джек отнесся к тому спокойно, и наши отношения не пострадали. Он знает, что я люблю руководить, опекать. Но теперь, когда он бросил пить, прошла и его склонность к неадекватным реакциям.
Сняв костюм и накинув халат, я взяла в кровать свою деловую книжку и следующий час провела за работой.
Вивьен приехала без опоздания — за несколько минут до шести, и Флориан провел ее в маленькую гостиную, где я ее поджидала.
Между нами всегда была некоторая враждебность, и поскольку ни она, ни я не страдали лицемерием, мы и не изображали из себя любящих подруг с поцелуями и объятиями. Мы довольно формально поздоровались и пожали друг другу руки.
Я села на свое обычное место у камина. Вивьен — напротив.
— Ты очень хорошо выглядишь, Люциана.
— Спасибо, ты тоже, — ответила я, желая сказать ей приятное.
Потом, взяв бразды правления в свои руки, как это мне свойственно, я прямо приступила к делу, прежде чем она успеет что‑либо сказать.
— Чем могу быть полезна? Что ты хочешь узнать о Себастьяне такого, чего не знала бы раньше?
Вид у нее стал какой‑то неуверенный, потом она откашлялась и сказала:
— Я думала, ты расскажешь, каким он был в последний год своей жизни. Ты ведь виделась с ним чаще, чем я или Джек, правда?
— Это так. Примерно в это же время он был в Лондоне в прошлом году. В начале апреля, точнее говоря; мы провели несколько дней в офисе. Еще раз он приехал в мае. Это были выходные, и он приехал к нам в Кент к ленчу. Оба раза он был совершенно самим собой, я имею в виду — тихий, слегка отчужденный, даже меланхоличный. Это ведь вполне в его стиле, да? Как тебе известно, Вивьен, он был человек настроения. В детстве мы были свидетелями этих перемен в его настроении.
— Он бывал мрачным, — согласилась Вивьен, — часто раздраженным. Казалось, что он несет на своих плечах всю тяжесть мира. — Она холодно посмотрела на меня: — А он не говорил тебе, были ли у него какие‑нибудь необычные планы? На будущее?
— Нет, не говорил.
— Можно? — спросил, входя, Джек. — Я не помешаю?
— Привет, Джек! — воскликнула Вивьен. — Конечно, не помешаешь. Входи, садись.
Дек подошел к ней, чмокнул в щеку, потом открыл бутылку «Вдовы Клико», стоящую на консольном столике в серебряном ведерке.
— Как насчет стаканчика шипучки, а? Или вы обе предпочитаете что‑нибудь другое?
— Шампанское — это прекрасно, — сказала я.
— Спасибо, Джек, я тоже выпью, — Вивьен опять повернулась ко мне: — Значит, Себастьян оставался Себастьяном до самого конца?
— Ты ведь не собираешься подробно останавливаться на его самоубийстве в своем очерке, Вивьен? — спросила я неожиданно резким голосом.
— Я уделю этому одну строчку, и все. Мне нужно описать его в очерке таким, каким он был. Значит, ничего нового у него на горизонте не появилось? Ни в «Лок Индастриз», ни в «Фонде Лока»?
— Насколько я знаю, нет, — и я посмотрела на брата. — А тебе Себастьян ничего не говорил о своем будущем?
— Нет. Только о делах, как всегда. И в его записной книжке не было ничего нового. Я уже говорил Вивьен.
Я поспешно сказала:
— Перед тем, как вошел Джек, я собиралась упомянуть, что Себастьян был в хорошем настроении, когда мы с Джеральдом жили у него в октябре. Это я запомнила, потому что я не часто за всю мою жизнь видела его счастливым.
— Я тоже это заметила, — тихо сказала Вивьен.
— А я никакого счастья не обнаружил, — проворчал Джек, подавая нам бокалы с шампанским. — Раз вы обе согласны, что это так, с кем же мне спорить? В этом есть, значит, какая‑то истина.
Подняв бокалы, мы пожелали друг другу здоровья.
— Дело не только в очерке, — сказала я, — не правда ли? Ты можешь легко написать его, и не беседуя ни с нами, ни с кем бы то ни было.
