Мари Кирэйли - В плену теней
– Собрались на вечеринку? – окликнул их Фрэнк.
Хейли оглянулась.
– А вы, Селеста, великолепны, как всегда, – присвистнул Фрэнк.
Сложив ладони лодочкой и поднеся их к подбородку, Селеста с наигранной серьезностью кивнула.
– Желаю счастливого нового года, – сказала она, и они с Хейли начали спускаться по лестнице.
Дом де Ну, тонувший в сине-зелено-розовых пастельных тенях, освещался несколькими фонарями. Дверь обрамляла серебристая гирлянда. Кто-то из гостей впустил их и на вопрос, где найти Луи, махнул рукой в сторону солярия.
Среди присутствующих были самые разные люди, как и ожидала Хейли: сборище напоминало то, что она видела во сне на одной из вечеринок Линны. Два молодых нигерийца в национальных одеждах спорили о политике с парой из Батон-Руж. Седого старика в красном берете страстно целовала девица, которая по возрасту годилась ему во внучки. Столовую оккупировали одетые в своем неповторимом стиле луизианские радикалы, серьезно обсуждавшие проблему отделения штата от США и укрепления связей с французскими сепаратистами Квебека. Один из них узнал Селесту и пригласил ее присоединиться к ним.
– Может быть, чуть позже, – ответила она, проходя мимо. Перед дверью солярия она шутливо шепнула Хейли: – Миннесота, кажется, населена в основном шведами…
– А Висконсин – немцами, – подхватила Хейли.
– А вот и наш хозяин, – сказала Селеста. – Интересно, каковы его политические симпатии?
Луи сидел на одном из плетеных диванов. На нем был старинный бархатный зеленый смокинг с черными шелковыми отворотами. В одной тонкой, как у сестры, руке с длинными пальцами он держал хрустальный бокал с вином, в другой – тонкую сигарету. Свет в комнате был притушен, и его глаза за чуть тонированными стеклами в золотой оправе казались темнее и больше, чем обычно.
– Сэр Перси Кроткоголосый, придворный поэт короля Новой Франции, – предложила свой вариант Хейли.
Селеста рассмеялась.
– А вот и вы! – воскликнул Луи, увидев их. – Входите и знакомьтесь.
Как и ожидала Хейли, многие из присутствующих знали Селесту и та была здесь как рыба в воде. Что же до нее самой, она испытывала неловкость: несмотря на то что Луи, представляя гостей, говорил медленно и четко, Хейли не могла запомнить имен.
Иное дело – занятия. Один был владельцем находившегося в нескольких кварталах от дома Луи пансиона для язычников. Другой – собственником небольшого издательства, выпускавшего книги по истории Луизианы и культуре кахунов. Изысканно красивая женщина с удивительно гибкой фигурой оказалась хозяйкой салона по перепродаже моделей домов высокой моды. Были среди присутствующих художники, фотографы, репортеры, представлявшие альтернативную прессу, а также некая амазонка, чье занятие, как намекнул Луи, было настолько необычным, что не поддавалось описанию.
Кое-кто из гостей показался Хейли знакомым, и, порасспрашивав о них, она поняла, что видела их скорее всего на вечеринке у Линны. Она, в свою очередь, в беседе поведала, как найденный на стене рисунок и рассказ Фрэнка Берлина пробудили ее интерес и вылились в идею написать роман.
– Во всем этом есть нечто большее, даже если вы не отдаете себе в этом отчета, – сказала Тэшья, владелица модного салона.
– Большее? – переспросила Селеста.
– Разумеется. Погубленные души не покидают этот мир. Вам это хорошо известно, – сказала она, обращаясь к Селесте, и, снова повернувшись к Хейли, продолжила: – Когда я только начинала свое дело, у меня не было денег, чтобы, кроме магазина, арендовать еще и дом, поэтому я спала в кладовке. По ночам я слышала тихие мелкие шажки – в магазине и возле кушетки, на которой спала. Если я зажигала свечу, все на время затихало, потом снова раздавались такие же звуки.
– Мелкие шажки?
– Ну да, детские – шажки маленький негритянской девочки, которая когда-то жила в этом доме. Ее сто лет назад убила мать. Женщину казнили, а девочка все еще здесь. Иногда мне казалось, что я слышу, как она плачет, словно ищет кого-нибудь, кто бы ее утешил. Теперь я больше не ощущаю ее присутствия, но, с другой стороны, я ведь больше там и не сплю.
– Жаль. Ей, должно быть, вас не хватает, – пошутил художник и рассмеялся.
– Не смейтесь, – упрекнула его Тэшья. – Я жалела бедное дитя.
– А вы жалеете Линну? – спросил кто-то, обращаясь к Хейли.
– Конечно. Она умерла так ужасно и такой молодой.
– А живет ли она все еще в той комнате и является ли вам во сне?
– А может, она забирается к вам в постель? Линна всегда была из тех, кто умел сделать свое присутствие весьма ощутимым, – добавил кто-то с ехидным смешком.
– Прошу вас! – вмешался Луи, царственно махнув рукой. – Незачем пугать в высшей степени достойную гостью, которой еще даже не предложили выпить. – Он повернулся к Хейли: – Могу я поднести вам то, что больше всего любила Линна? В конце концов, лучший способ вжиться в образ моей покойной сестры – это попробовать пожить так, как жила она.
– Простите, но судя по тому, что мне удалось узнать о вашей сестре, я не обладаю ее выносливостью, – ответила Хейли.
Луи рассмеялся:
– Но по крайней мере пригубите чуть-чуть ее жизни. В юности она славилась потрясающими пороками.
– Вы говорите так, словно были намного старше ее.
– На самом деле, если иметь в виду опыт, это она была старше меня. Но с другой стороны, у меня было больше времени, чтобы, пребывая в одиночестве, обрести мудрость – добродетель, которой она, увы, не обладала. – Он встал и повел Хейли в пустую кухню. Там выражение его лица стало неожиданно серьезным. – Если я смутил вас, простите меня, – сказал Луи. – Я человек замкнутый. Мы с сестрой жили в одном доме, но проводили время врозь, и у каждого были свои друзья. Я никогда не признавался своим в том, как много она для меня значила и как мне ее недостает. Что же касается ее… – пожал он плечами, – не думаю, что у нее были настоящие друзья. По-своему она была даже более одинока, чем я.
– Спасибо за откровенность, – ответила Хейли, насторожившись. Она верила в его искренность, но ей почему-то становилось не по себе. – Что вы делаете?
Луи тем временем взял бокал для шампанского, накрыл его ситечком для процеживания чая и, положив в него кусочек сахара, влил в бокал какой-то зеленый ликер из бутылки без этикетки.
– Напиток Линны, – ответил он, доливая бокал до краев шампанским. – Она всегда говорила, что ликер надо «подсушить».
Хейли пригубила и нахмурилась.
– Марихуана? – догадалась она.
– Да, марихуана, хотя Линна предпочитала смесь, на которую этот напиток лишь отдаленно походит. – Заметив, что Хейли шокирована, Луи засмеялся. – Он изготовлялся в Испании, и любовник, обожавший Линну, дважды в год привозил ей его контрабандой.
