Арина Холина - Законы высшего общества
Ты либо понимаешь эту страну и любишь ее — за Париж, который, действительно, самый романтический город на свете, что бы там ни плели циники и снобы, — и эта немного нервозная, депрессивная романтика ощущается не только в книгах Генри Миллера, но и на улицах, за Эйфелеву башню — даже с этой мерзопакостной подсветкой, за запах свежих булочек и лучшие на свете круассаны, которые ни в одной стране мира не делают так, как здесь, а если с маслом и с домашним джемом… М-мм… За холодное море в Нормандии — и за ее бесконечные поля с васильками и маками, за мистический флер несчастной любви, которую так любят французы, за Саган, за Дюма, за Мопассана, за Годара, за Лазурный Берег — и не просто берег, а легендарную Французскую Ривьеру, за Еву Грин и за Ванессу Паради, за «Мечтателей» Бертолуччи и за французский шик, присущий, кажется, даже клошарам…
В последнее время не очень модно любить Францию — вроде все наелись «этим Парижем» и «этими Каннами», но Настя обожала странный дух безумия и свободы, витавший здесь повсеместно — от скромных бретонских деревушек до исторических примечательностей столицы. Может, все дело в древних кельтах? Недаром же они разгромили в свое время неприступный Рим.
Но главное — она ничего не делала! Не тусовалась, ни с кем не общалась — если не считать двух-трех визитов к Аксенову и знакомства с каким-то сверхаристократическим русским старожилом. Пару раз Настя вскарабкалась на серф, но вскоре прекратила какие-либо потуги на активный отдых. К черту!
В последнее время им даже в рестораны ходить стало лень — заказывают еду на дом, покупают побольше фруктов и валяются у бассейна.
Настя вроде бы даже потолстела, но рассматривать себя в зеркале тоже было лень.
Женя вяло заметил, что она стала лучше выглядеть — и на этом, собственно, и закончилось их романтическое общение.
— А ты меня не хочешь? — вопрошала Настя, когда они напились как-то раз и «домиком» возвращались домой.
Это произошло уже в ту пору, когда далеко от особняка Жени они не отходили.
— Не знаю, — ответил он.
— Ну, что значит «не знаю»?! — обиделась Настя. — Ты же меня соблазнять сюда привез!
— Я тебя привез… — пробормотал Женя, который уже не поддерживал, а прямо-таки тащил Настю. — Сам не знаю зачем.
— Вот так-так! — Настя вырвалась и встала, уперев руки в боки. — Вот это номер! Как же так?
— А ты что, расстроилась? — радостно улыбнулся он.
— Каэшно! — кивнула Настя. — Я-то думала…
— Что ты думала?
Он еще издевается!
— Я думала, что ты мне нравишься… то есть что я тебе нравлюсь!
Женя мягко взял Настю под локоток.
— Очень нравишься, — признался он. — Но я не уверен, что мог бы с тобой встречаться.
— А не надо встречаться! — настаивала Настя. — Можно было бы просто немного позаниматься сексом… А-аа!
Настя запуталась в шлепках, поскользнулась и завалилась назад.
— Насть, ну что ты городишь! — возмутился Женя. — Я ведь тебя не привлекаю…
— Ага! — восторжествовала Настя. — Ты меня боишься! Все меня боятся, и в этом моя проблема…
Женя сложился пополам от смеха.
— Насть, ну что за чушь! Кто тебя боится?
— Максим меня боится! Боря меня боится! Ты меня боишься! Вот… — и Настя пригорюнилась.
Женя прислонил ее к высокому каменному забору.
— Насть! — он смотрел ей в глаза. — Ты глупая, что ли?
— Возможно, ты прав, — Настя взмахнула руками. — Мы можем еще выпить, в конце концов?
— А тебе не много?
— Женя! — Настя положила руки ему на плечи и уронила голову на грудь. — Хочу нажраться, как дембель!
Женя снова расхохотался и пообещал упиться сегодня в дым.
— Послушай меня, — он задрал Насте голову. — Ты самая нежная, милая, обаятельная и сексуальная женщина, которую я видел в своей жизни.
— Но ты меня не хочешь?
— Настя, неужели это так важно? Что ты ко мне привязалась? Может, я жениться на тебе хочу?
— А женись! — обрадовалась Настя. — Ты ведь, кстати, уже предлагал!
— Пошли домой, — потащил ее Женя.
— Хочу секса! — завопила она. — Э-ээй!
С трудом затолкав Настю в дом, Женя попробовал уложить ее в постель, но она сопротивлялась.
— Дай мне рому! — требовала она.
— Настя…
— Женя, я же могу сейчас выйти на улицу, купить рому и совершенно случайно трахнуть какого-нибудь Абрамовича!
— Ладно, только ради Абрамовича… — Женя налил ей на палец рому. — И что ты вообще вытворяешь?
Выпив рому, Настя отчего-то словно протрезвела, укрылась пледом и свернулась на диване калачиком.
— Хочу избавиться от контроля.
— За рождаемостью?
— За самой собой, — поправила его Настя. — Понимаешь… — она устроила голову на подушке. — Я ведь уже сто лет как оцениваю каждый свой шаг… Ну, вроде того, присматриваю, как это выглядит со стороны. И, похоже, мне это просто осточертело…
— Плакать сейчас будешь? — поморщился Женя.
— Быть может… Жень, а тебе никогда не кажется, что ты — это как бы два или даже три человека? Один на публику, один — некий загадочный образ, созданный окружающими, о котором ты ничего не знаешь, и еще один — ты, только глубоко внутри самого себя — и об этом тоже ничего не знаешь? Можно мне еще рому?
Женя вздохнул и подлил себе и ей.
— Ой, как хорошо… — Настя закрыла глаза и откинулась на подушки. — Ну?!
— Я знаю, что я за человек, — сказал Женя. — И я знаю, что иногда приходится изображать кого-то еще. Но я всегда понимаю, где я — настоящий, где — всего лишь маска.
— А вот я не понимаю… — вздохнула Настя.
— Поэтому ты — суперзвезда, — предположил он.
— Ну, ты хотя бы можешь полежать со мной рядом? — мяукнула Настя. — Очень хочется к кому-то прижаться.
Он лег, и они вместе заснули.
Больше о сексе речь не заходила — Насте даже нравилось копить злость и неудовлетворенность, да и думать, почему Женя ведет себя именно так, не хотелось: для этого нужно было напрягать мозги.
Так они и жили: ели, спали, плавали на матрасе по бассейну.
Солнце уже не падало на пляж — становилось прохладно, все-таки только конец апреля. Наконец, они встали и потащились домой. С двумя остановками в кафе — сначала Настя объелась пирожными, потом они вдвоем заказали четыре дюжины устриц, а потом долго запивали все это вином со льдом.
— Жень! — окликнула его Настя, когда он, уже дома, вынырнул из бассейна.
Пока он плыл к бортику, Настя в очередной раз оценила его фигуру — плечистый, спортивный, высокий, но несколько мужиковатый: жирок на пузе, бычья шея и замашки не особенно изящные.
— Жень, я, кажется, домой хочу.
