Арина Холина - Законы высшего общества
На вечеринки Настя не скупилась: ко входу протянули черную ковровую дорожку, объявлен парадный дресс-код, приглашены все светские репортеры. После премьеры в клубе «Черный октябрь» обещали банкет с выступлением «Ума Турман» и «Мумий-тролля».
И премьера удалась. От Насти не отходил кинокритик из популярного журнала, клявшийся ей в любви. Максима окружили все светские журналистки.
Даже Галя пользовалась спросом — Настя представила ее прессе как автора будущего фильма.
Журналисты Галей заинтересовались — еще бы, в таком-то антураже, с вьющимися черными волосами, в кожаной юбке-поясе, куртке «перфект», оставшейся от первой неудачной смены имиджа, и с готическим макияжем!
Настя отслеживала все, что происходит, и поэтому не упустила мгновение, когда из толпы вынырнула Маша и встала рядом с Максимом.
Вид у любовничков был смущенный. Ну-ну.
Макс вчера отправил ей длинное письмо, пропитанное душевными излияниями, на которое Настя не ответила.
С самого начала Настя поняла — он нервничает, но помогать ему не стала. На сцене, правда, Гранкин довольно бодро напутствовал зрителей, после чего быстро уселся подальше от Насти, поменявшись местами с исполнителем главной роли.
Настя разговаривала с Хабенским, который уже накачался в компании Ефремова, но посматривала на Максима с Машей, которые все никак не могли друг от друга оторваться.
Это ее праздник! Ее премьера! И Максим, как друг и как любовник, должен был разделить с ней успех!
Посмотрите!
Все в восторге! Критики рукоплещут!
Она же читала отзывы в Интернете — все, все написали, что этот фильм войдет в историю кино!
Не просто успех — нет! Грандиозный. Она оправдала все свои ожидания.
И сейчас она одна-одинешенька, если не считать подвыпившего Хабенского.
А она так устала! Максиму хорошо — у него столько свободного времени, что хватило на то, чтобы перетрахать всех ее знакомых! Максиму плевать, если фильм провалится, он рискует только «своей репутацией». А Настя поставила на черное четное все — в том числе и свою мечту. Кто знает, как она волновалась?! Может, не стоило изображать спокойствие — надо было закатывать такие сцены, чтобы у него просто не хватило мужества испортить ей торжество? И жизнь заодно.
Как-то это несправедливо.
Они так планировали, так хотели быть вместе в этот день, поддерживать друг друга, вместе принимать поздравления… Они же вместе!
Конечно, многие ее осудят — она выгибала Максима в нужную ей сторону, изменяла ему, но кто сказал, что любовь — это алтарь, на который следует жертвовать всю себя?
Какой же он тупой! Зачем он признался? Сказал бы — нет, не было ничего, никакой Маши в глаза не видел! И это бы значило, что он о ней, Насте, заботится. Не хочет причинять ей боль. А он взял и вывалил на нее сразу все подробности — делай с этим, милая, все, что хочешь! Принял на себя груз ответственности — так и держи, не переваливай с больной головы на здоровую!
Что она такого делает, что каждый только и думает, как бы сплавить ей свои проблемы? Настя сильная. Настя справится. Да шли бы вы все…
Ой! Сейчас она расплачется, честное слово…
— Это сенсация, — произнес приятный мужской голос.
Настя слишком резко, от нервов, обернулась.
Женя.
Хабенского увлекла жена.
— Настя, ты в печали? — удивился Женя.
— Не, все хорошо, — она покачала головой.
— Не уверен, — засомневался Женя.
— А я вот уверена!
Насте хотелось закричать, и ей показалось, что вот прямо сейчас она не сможет удержать себя в руках.
— А давай уедем отсюда, — предложил Женя.
— Куда?! — Настя расхохоталась. — У меня еще банкет.
— Ну его в жопу, — отмахнулся он. — У тебя есть шенгенская виза?
— Да, а что? — вопрос ее удивил.
— Давай купим билет на самолет и поедем в Биарриц. Помнишь, я тебя приглашал?
Неожиданно над головой у Жени появился нимб. Какое простое, но какое гениальное решение! Это именно то, что ей нужно здесь и сейчас!
К черту банкет! На успех фильма это не повлияет. К черту всех!
— Ты заказываешь билеты, а я собираю чемоданы, ага? — поставив бокал на ближайший стол, сказала Настя.
— Я счастлив, — ухмыльнулся Женя.
Билет он заказал на девять утра, так что в оставшееся время они ужинали, гуляли по Нескучному саду — там был прием в честь открытия яхт-клуба, а с часу ночи до объявления о начале регистрации Настя рассказывала Жене всю свою жизнь — в обратном порядке, начиная с измены Максима.
— Ты понимаешь, я все никак не могу понять, кто я и что мне нужно, — жаловалась Настя. — Мне хочется, чтобы рядом был мужчина, но я не могу хранить верность. Иногда мне хочется, чтобы это был такой мужчина, который запер бы меня и никуда от себя не отпускал, но я знаю, что я бы его ненавидела. Куда ни кинь — всюду клин… И что делать?
— Настя, живи так, как тебе нравится, — Женя пожал плечами и сделал глоток из бутылки от колы, в которой плескался коньяк. — Зачем тебе все эти переживания? У тебя такая жизнь… — он воздел руки. — А ты все как будто равняешься на каких-нибудь Васечкиных с Кузьминок, для которых главное в жизни «а что соседи подумают». Смешная ты…
— Ты думаешь? — Настя посмотрела на него с уважением.
— Ты мне лучше скажи, у нас будет секс? — он притянул ее к себе.
— Ничего не знаю! — отпихнула его Настя со смехом. — Будешь меня доставать — перееду в Канны.
— В Канны? — с ужасом произнес Женя. — С ума сошла? Там совершенно невыносимо!
— Ах, ты еще и сноб?
— Не то слово, дорогая! После Биаррица ты сама станешь снобом, да еще каким!
— Я была в Биаррице! — Настя сделала большие глаза.
— Без меня, — покачал головой Женя.
— Это что-то меняет?
— Увидишь, — пообещал он и протянул ей коньяк-колу.
Глава 22
— Мы живем тут с тобой, как две старые девы, — Женя широко зевнул.
— Я же тебе предлагала секс, — Настя пожала плечами.
— Извини, я в том году плохо себя чувствовал.
Настя расхохоталась.
И правда, две старые девы, доживающие свой век на курорте!
Обленились настолько, что, как притащились с утра на Большой пляж, так все никак и не могут уйти — валяются в шезлонгах и уже часа три как не разговаривают.
Такого потрясающего отдыха у нее давно не было!
Пусть говорят, что французы — хамы, что сервис здесь, несмотря на цены, оставляет желать лучшего, — все эти буржуазные претензии не имеют никакого отношения к тому, что на самом деле здесь происходит.
Ты либо понимаешь эту страну и любишь ее — за Париж, который, действительно, самый романтический город на свете, что бы там ни плели циники и снобы, — и эта немного нервозная, депрессивная романтика ощущается не только в книгах Генри Миллера, но и на улицах, за Эйфелеву башню — даже с этой мерзопакостной подсветкой, за запах свежих булочек и лучшие на свете круассаны, которые ни в одной стране мира не делают так, как здесь, а если с маслом и с домашним джемом… М-мм… За холодное море в Нормандии — и за ее бесконечные поля с васильками и маками, за мистический флер несчастной любви, которую так любят французы, за Саган, за Дюма, за Мопассана, за Годара, за Лазурный Берег — и не просто берег, а легендарную Французскую Ривьеру, за Еву Грин и за Ванессу Паради, за «Мечтателей» Бертолуччи и за французский шик, присущий, кажется, даже клошарам…
