Гийом Мюссо - Бумажная девушка
– Вау! Это же почти университет! – воскликнул Мило, некстати вваливаясь в торжественный зал.
Он поставил сумку рядом с креслами в стиле «чарльстон» и нагнулся к моему плечу.
– Ну как, нашел что-нибудь?
– Пожалуй, у меня есть план сражения, при условии, что ты согласишься мне помогать.
– Разумеется, я тебе помогу!
– Тогда нам надо распределить роли, – сказал я, надевая на ручку колпачок. – Ты возвращаешься в Лос-Анджелес и пытаешься найти последний бракованный экземпляр. Я знаю, что это невыполнимая миссия, но если его уничтожат, Билли умрет, в этом я уверен.
– А ты чем займешься?
– Собираюсь отвезти ее в Париж на консультацию к профессору, которого мне посоветовала Аврора, чтобы хотя бы попытаться замедлить болезнь, но главное…
Я собрал мои записи, чтобы объяснение было наиболее ясным.
– Главное?
– Я должен написать третий том моего романа, чтобы отправить Билли в мир вымысла.
Мило нахмурился:
– Не совсем понимаю, каким образом написание книги отправит Билли именно в ее мир?
Я взял мой блокнот и на манер доктора Филипсона попытался изложить основные пункты моего расследования.
– Реальный мир – это тот, в котором живем мы, ты, Кароль и я. Это настоящая жизнь, поле, на котором мы можем действовать и которое мы делим с себе подобными: с людьми.
– Пока я с тобой согласен.
– Мир вымысла, напротив, – это мир воображаемый, мир мечтаний. Он отражает субъективное восприятие каждого читателя. Именно там жила Билли, – объяснял я, подкрепляя мою речь краткими записями:
– Продолжай, – потребовал Мило.
– Как ты сам сказал, Билли могла пересечь границу, разделяющую эти две модели, из-за типографского брака: в ста тысячах экземпляров моей книги не пропечаталась вторая половина страниц. Это то, что ты назвал «входной дверью»:
– Гм, гм, – одобрил Мило.
– Итак, в настоящий момент мы находимся рядом с Билли, умирающей в чужом для нее окружении.
– И единственный способ ее спасти, – подскочил он, – это найти бракованный экземпляр, чтобы она не умерла в реальной жизни…
– А потом отправить Билли в мир вымысла, написав третий том моей книги. Это будет для нее «дверь выхода» из реального мира.
Мило с интересом посмотрел на мою схему, но я ясно видел, что его что-то смущает.
– Ты все еще не понимаешь, как написание третьего тома поможет ей вернуться, так?
– Не совсем.
– ОК, ладно. Ты все поймешь. По-твоему, кто создает вымышленный мир?
– Ты! То есть я хотел сказать – писатель.
– Да. Но не он один. Я делаю только половину работы.
– А кто делает другую половину?
– Читатель…
Мило посмотрел на меня с еще более недоуменным видом.
– Посмотри, что написал Вольтер в 1764 году, – сказал я, передавая ему мои записи.
Он нагнулся над моими листками и прочитал вслух:
– «Самые полезные книги – это те, в которых читатели сами додумывают половину».
Я встал со стула и продолжил убежденно произносить мой доклад:
– По сути, что такое книга, Мило? Всего лишь буквы, выстроенные в определенном порядке на бумаге. Чтобы рассказ существовал, недостаточно финальной точки. В моих ящиках лежат начатые, но неопубликованные рукописи, но я считаю эти истории мертвыми, потому что их ни разу никто не прочел. Книга обретает плоть только во время чтения. Это читатель дает ей жизнь, создавая образы, которые и составят тот вымышленный мир, где существуют персонажи.
Наш разговор прервала библиотекарша, которой нечем было заняться. Она предложила Мило чашку шоколада со специями. Мой друг отпил глоток, потом заметил:
– Каждый раз, когда одна из твоих книг появляется в книжных магазинах и начинает жить самостоятельно, ты всегда говоришь мне, что больше она тебе не принадлежит…
– Правильно! Она принадлежит читателю, который принимает эстафету, делая персонажи своими и позволяя им жить в его голове. Иногда читатель интерпретирует по-своему некоторые пассажи, придавая им смысл, который я изначально в них не вкладывал, но в этом и заключается часть игры!
Мило внимательно слушал меня и одновременно писал в моем блокноте:
Я твердо верил в эту историю. Всегда думал, что произведение существует по-настоящему только благодаря отношениям с читателем. Я сам, с тех пор как научился читать, всегда старался максимально углубиться в вымышленный мир романов, которые мне нравились, предвкушая, выстраивая тысячу гипотез, стараясь опередить автора и продолжая в моей голове историю персонажей еще долго после того, как я перевернул последнюю страницу. Воображение читателя проникало в текст за границы слов и позволяло истории существовать в полной мере.
– Итак, если я правильно понял, с твоей точки зрения, писатель и читатель взаимодействуют, создавая вымышленный мир?
– Это не я говорю, Мило, а Умберто Эко! И Жан-Поль Сартр! – парировал я, протягивая ему раскрытую книгу, в которой я подчеркнул такую фразу: «Чтение – это пакт щедрости между автором и читателем; один доверяет другому, один рассчитывает на другого».
– А если конкретно?
– Конкретно: я начну писать новый роман, но только тогда, когда первые читатели откроют его для себя, вымышленный мир оживет, и Билли исчезнет из реального мира, чтобы вновь обрести свою жизнь в мире вымысла.
– Тогда я не могу терять ни минуты, – сказал Мило, устраиваясь перед экраном компьютера. – Я должен во что бы то ни стало отыскать последнюю бракованную книгу. Это единственный способ поддерживать жизнь Билли достаточно долго, чтобы у тебя было время написать новый роман.
Он открыл сайт «Мексикана Эйрлайнс».
– Есть рейс в Лос-Анджелес через два часа. Если я уеду немедленно, то буду в Макартур-парке к вечеру.
– Что ты собираешься там делать?
– Если ты рассчитываешь везти Билли в Париж, то ей понадобится фальшивый паспорт, и как можно быстрее. У меня остались кое-какие контакты, которые могут нам пригодиться…
– А твоя машина?
Мило открыл свою сумку-котомку, достал оттуда несколько пачек банкнот и разделил их на две равные части.
– Подручный Йошиды Мицуко приезжал за ней сегодня утром. Это все, что я смог за нее выручить, но эти деньги помогут нам продержаться несколько недель.
– А после этого нам придется скрести по сусекам.
– Да, и учитывая суммы, которые мы должны налоговым службам, ставлю тебя в известность, что мы в долгах на двадцать лет вперед…
– Об этом ты забыл мне рассказать, да?
– Думал, что ты и сам все понял.
Я постарался не драматизировать ситуацию:
– Мы пытаемся спасти жизнь, а это самая благородная вещь на свете, разве нет?
