Лейтон Мишель - Плохие парни. Спускаясь к тебе.
Замечаю, что задерживаю дыхание, когда она обращает взгляд на меня. Мне немного неловко. А вдруг яркий свет дня высветил во мне какие-нибудь новые черты и это сработает против меня?
Она застенчиво улыбается, я издаю облегченный вздох. А когда ее щеки покрываются легким румянцем, хихикаю. Не знаю, почему это делает меня таким счастливым. Но ведь делает.
– Доброе утро, – говорю я, кладя лопаточку на большую ложку, которая лежит на столе справа от плиты. Знаю, что отец Оливии в курсе, как я к ней отношусь, но если бы даже не знал, все равно я не мог бы удержаться от того, чтобы не подойти к ней.
Останавливаюсь перед Оливией и беру в ладони ее лицо, нежно целую в губы. Она смотрит на меня своими влажными глазами, и что-то у меня внутри тает. Думаю с надеждой: это что-то неважное. То, что мне не понадобится.
Мне немного не по себе от всех этих чувств, поэтому я тихонько улыбаюсь и отправляюсь обратно к плите, надеясь, что Оливия не заметит моего смущения.
Остаток утра проходит гладко. До того момента, когда она объявляет, что после обеда мы возвращаемся в город. Я вскидываю голову, и мы встречаемся взглядами. В ее глазах нет предупреждения, но есть какая-то идея. Без сомнения.
– Почему так скоро, Лив? – спрашивает Даррин.
– Мне нужно сделать кое-какие дела, пап. – Замечаю, как взгляд Оливии сверкает в мою сторону, я сижу напротив, по другую сторону стола. – Скоро вернется Марисса, и мне нужно кое с чем разобраться.
Вот оно что.
Нам нужно кое с чем разобраться. Бесспорно.
39
Оливия
Поездка обратно в город радикально отличается от поездки туда. Единственное, что могло бы сделать ее более драматичной, – это если бы у меня загорелись волосы или если бы я стала мужчиной.
Время от времени смотрю назад, на Кэша, который следует за мной на мотоцикле. На голове у него шлем, так что лица мне не видно, но я представляю себе, как он улыбается всякий раз, как я смотрю в зеркало заднего вида. Я почти ощущаю это. Пару раз он даже кивнул, как будто мог точно определить, что я смотрю на него. Неужели он видит мои глаза в зеркале и замечает, когда я бросаю на него взгляд…
Когда я заруливаю на одно из парковочных мест у таунхауса Мариссы, Кэш останавливается рядом, глушит мотор и снимает шлем. Я пытаюсь скрыть улыбку, потому что знаю, что он зайдет без приглашения. Мы будто заключили негласный договор. Я принадлежу ему, а он мне. По крайней мере, сейчас. А дальше будь что будет, я об этом думать отказываюсь.
Он заносит в дом сумку и идет с ней в мою комнату. Вместо того чтобы просто бросить ношу, он ставит ее на кровать, а сам садится рядом. Я не успеваю спросить, что он затеял. Кэш откашливается:
– Почему бы тебе не собрать сумку побольше и не переехать ко мне?
В животе все трепещет от мысли, что я буду каждый вечер засыпать в объятиях Кэша и в них же просыпаться каждое утро. Ложиться спать с его вкусом на языке и вставать с его языком у меня во рту. Вот как это может быть. По крайней мере, пока. На несколько дней.
Рай, да и только.
Но потом, как это часто бывает в самые неподходящие моменты, врывается реальность. И я вспоминаю о Мариссе.
– Слушай, Кэш, я понимаю, почему ты сделал то, что сделал, и как это важно, но я теперь не могу притворяться, что Нэш – это не ты. И что когда Нэш спит с Мариссой – это не ты. Потому что это ты. И так было всегда.
Кэш берет меня за руки и притягивает к себе, я стою в пространстве между его широко расставленными ногами. Когда он поднимает взгляд и смотрит на меня, глаза его сверкают. У меня перехватывает дыхание.
– Я порвал с Мариссой в среду.
Игнорирую тот факт, что сердце мое мечется в груди, как воздушный шарик, который кто-то надул и отпустил, не завязав, и он носится по комнате со скоростью света.
– Ты это сделал?
– Сделал.
Я почти боюсь спрашивать. Но спрашиваю:
– Почему?
– Потому что она не та, с кем я хочу быть.
– Но ты работаешь с ее отцом.
– С ним я тоже уже поговорил.
– Поговорил?
Он хохочет:
– Да. Я разобрался со всеми этими… заморочками. Пока не могу сказать всем, что Нэш умер, но продолжать в том же духе не собираюсь. Я бросаю заниматься делом отца. Проехали. Закончу стажировку и потом решу, что делать, буду ли практиковать, где и как. Я больше не позволю прошлому управлять своим будущим.
Я оцениваю то, что он говорит, и во мне возникает какое-то беспокойство.
– Но отец – это вся твоя семья. И он в тюрьме. Если ты можешь его вызволить, если на это вообще есть шанс, разве ты не считаешь, что нужно продолжать пытаться?
Кэш смотрит вниз, на наши соединенные руки, потирает большими пальцами костяшки моих.
– У меня не было настоящего дома долгие годы. – Кэш замолкает и поднимает глаза. Взгляд, устремленный на меня, теплый, нежный, искренний. – Пока я не встретил тебя. Ты – мой дом. И это важнее всего. Ты теперь мой дом. Только ты имеешь значение.
Мне хочется поцеловать его. Обнять. Сказать, что я его люблю.
Люблю ли я его?
Ответ приходит быстро: «Да. Люблю».
Но он не говорил мне этих слов. Поэтому и я их ему не скажу. Но они во мне, я их чувствую.
– Но если ты можешь хоть что-нибудь сделать для отца, я хочу, чтобы ты попытался. Не бросай его ради меня. Я тебе помогу, чем смогу. Я не боюсь. – Произнося это, я понимаю, что страха действительно нет. И это из-за Кэша. Из-за того, что я вижу в его глазах. – Я знаю, ты не поставишь меня под угрозу. По крайней мере, намеренно. – Я забираю у Кэша одну руку и обвожу кончиками пальцев абрис его скулы. – Я верю тебе, Кэш. Я тебе верю.
Он хватает мое запястье и прижимается губами к его внутренней стороне, потом мягко тянет меня к себе, пока я не сгибаюсь в поясе. Наши лица близко-близко.
– Поедем ко мне домой. Пожалуйста. – Чувствую на губах теплое дыхание Кэша. Я придвигаюсь, чтобы пространство между нами сомкнулось, но Кэш отстраняется и тихо повторяет: – Пожалуйста.
Никогда бы не призналась ему, но в тот момент он мог бы попросить меня о чем угодно, и я согласилась бы. На все.
– Ладно. – Только я произнесла это, и губы Кэша коснулись моих.
Он жадно и нетерпеливо хватает меня за талию, разворачивает и кладет на кровать. Мы раздеваем друг друга, как будто никогда еще не занимались любовью, как будто это первый раз, и мы больше не можем вынести ни секунды, не чувствуя соприкосновения голой кожей.
Когда он входит в меня, мир вокруг растворяется. Он тает и обволакивает нас, как волшебный прозрачный кокон, пока Кэш двигается внутри меня. Когда мы оба получаем разрядку и лежим, тяжело дыша, Кэш упирается лбом в мой лоб и произносит:
