Анна Альварес - Дикая Роза
На вопрос Паулетты, не знает ли Кармен девушку по имени Роза, которая могла появляться у них в доме, Кармен сразу же ответила, что, скорей всего, это Роза, она живет в «затерянном городе» и работала у них некоторое время горничной.
— В «затерянном городе»? — повторила Паулетта. Это было уже кое-что конкретное.
Дульсине показалось, что Рикардо накануне возвратился домой не совсем трезвым. Вообще-то подобное с ним случалось нечасто. Она спросила Леонелу, много ли он пил во время их вечерних развлечений.
Леонела пожала плечами:
— По-моему, нет.
Дульсина тоном опытной пожирательницы сердец шепнула девушке, что атаковать мужчин лучше всего, когда они пьяны. Леонела засмеялась и ответила, что они с Рикардо не собираются вечерами сидеть дома.
Поболтав с Леонелой, Дульсина поднялась в комнату к сестре, чтобы осведомиться, как она себя чувствует. Вид Кандиды ей не понравился, и она предложила вызвать врача. Предложение это почему-то очень напугало Кандиду. Дульсина даже удивилась ее реакции, но в это время в комнату, едва успев постучать, ворвалась Леопольдина.
— Это она, сеньорита! — не то торжествующе, не то испуганно объявила старшая служанка своим хозяйкам.
— Неужели опять дикарка? — спросила Дульсина.
— Не сама дикарка, но ее соучастница!
И Леопольдина, задыхаясь от возбуждения, рассказала сестрам о том, что ухаживающая за Рохелио медсестра была на дне рождения Розы. Это ее подруга! Ясное дело: она проникла сюда, чтобы шпионить в пользу дикарки!
Дульсина немедленно отправилась к Рохелио. Но оказалось, что медсестра попросила разрешения уйти сегодня пораньше. И он ее отпустил.
— И пусть больше не возвращается. Я не желаю ее здесь видеть! — коротко распорядилась Дульсина и ушла, оставив Рохелио в полном недоумении.
ПЬЯНАЯ ВЫХОДКА
Розе пришлось сурово поговорить с Эрлиндой. Она обвиняла подругу в том, что та обманывает и ее, и всех соседей, говоря, что по ночам работает медсестрой, спрашивала ее, как она может дежурить при больном Рохелио, когда ее настоящая профессия не медсестра, а официантка в ночном кабаке.
Но она любила Линду за ее доброту и отзывчивость и не могла не понимать, что не от хорошей жизни обслуживает ее подруга ночных гуляк. Поэтому очень скоро от обвинений она перешла к сочувствию. Более того, дела Розы складывались так, что ей и самой впору было наняться официанткой к Сорайде, благо, хозяйка «Твоего реванша» сама предложила ей работу.
Роза верила, что она сможет постоять за себя перед посетителями этого веселого и грязноватого места.
Но пьяницы «Твоего реванша» — могли представлять для нее опасность лишь в будущем. Роза и предположить не могла, что уже сегодня вечером ей придется иметь дело с пьяным человеком, потерявшим власть над собой и потому полагавшим, что у него есть право на власть над другими…
Рикардо, проводивший последние вечера в обществе Леонелы Вильярреаль, становился тем мрачнее, чем в более веселых местах они появлялись вдвоем. Он много пил, и она не останавливала его. Но становясь пьяным, он мог говорить со своей спутницей только об одном: о том, как унижает и оскорбляет его Роза, не желающая примирения.
На этот раз, отвезя Леонелу к сестрам, он пешком отправился в «затерянный город».
Томаса была у соседей. И когда Роза открыла на стук, между ней и Рикардо произошла безобразная сцена. Пьяный Рикардо стал требовать близости, крича, что у него есть на Розу права мужа.
— Я тебе развод хоть завтра дам! — отталкивала она его ставшие вдруг грубыми руки.
Потом он внезапно менял тон, становился перед ней на колени, звал ее куда-то, где они будут одни!
Она пригрозила ему, что позовет на помощь соседей.
— Я больше не могу без тебя! Я готов на все! — кричал он. — И я знаю, что ты любишь меня!
Это последнее заявление особенно вывело Розу из себя.
— Держи карман шире! — сказала она и угрожающе взяла в руки подсвечник.
— Если я сейчас уйду, — произнес тогда Рикардо протрезвевшим вдруг голосом, — ты никогда больше меня не увидишь.
Но и это не произвело на нее впечатления. Тогда он со всего размаху ударил кулаком по столу:
— Лучше— всего нам развестись!
И вышел из дома, почти не шатаясь.
— Убирайся, — бросила она ему вслед и только тогда зарыдала.
Леопольдина с любопытством наблюдала, как Дульсина колдует перед зеркалом с какими-то кремами, румянами, пудрой и косметическими карандашами.
— Пришел лиценциат Роблес? — спросила хозяйка, не очень умело подводя глаза.
Леопольдина сообщила, что лиценциат пришел и просматривает в кабинете какие-то бумаги, и тут же поинтересовалась, уж не собирается ли куда-нибудь сеньорита, ежели она так прихорашивается. Но сеньорита, если куда и собиралась, так это в тот самый кабинет, где сейчас находился лиценциат.
Труды ее перед зеркалом, впрочем, не пропали даром и были вознаграждены фразой Федерико Роблеса:
— Вы сегодня прекрасны как никогда!
Завязалась непринужденная беседа, в которой Дульсина высказала мысль о том, что они слишком давно знакомы, чтобы называть друг друга на «вы». Пора им перейти к общения по именам, поскольку связывают их не служебные, а вполне дружеские отношения.
Роблес застенчиво предположил, что, может, им лучше сохранять дистанцию: все-таки она его клиент, а он всего лишь ее адвокат…
Но Дульсину уже не устраивали такие общие рассуждения. И она спросила своего адвоката прямо:
— Скажите, Федерико, вы были бы способны влюбиться в меня?
На что он, робея, ответил, что это уже произошло.
Из ее уст вырвались какие-то смятенные восклицания. Она предположила, что это дурная шутка, что он играет ею. И чтобы доказать ей, что это отнюдь не так, он вынужден был приблизиться к ней и поцеловать ее. Это привело ее в совершенное смятение.
Она, никогда не знавшая любви и уже не надеявшаяся на нее, вдруг почувствовала себя влюбленной школьницей и еще раз потребовала — теперь уже с полным основанием, — чтобы он говорил ей «ты, Дульсина». Федерико, однако, полагал, что теперь-то они должны быть особенно осторожны. По его мнению, об этом поцелуе никто не должен знать, потому что станут говорить, что его интересует положение и деньги Дульсины… Это оскорбительно для него… И он просит ее забыть этот его порыв, который был сильнее его, эту его непростительную слабость.
Но Дульсина совершенно не намерена была забывать этого порыва. И тогда он со всей свойственной ему в некоторых случаях робостью и застенчивостью предположил, что, может… страшно подумать… что, может, она тоже… влюблена в него?
Роза была так оскорблена пьяной выходкой Рикардо, пытавшегося овладеть ею против ее воли, что ей было все равно, кому жаловаться. Никого, кроме попугая, дома не было, и она жаловалась ему, горячо пытаясь передать все безобразие поступка мужа, которого уж теперь точно можно было назвать бывшим.
