Иосиф Гольман - Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони
В конце дня была в Волжске.
Позвонила Владимиру Евграфовичу. Тот непонятно почему обрадовался, услышав ее голос. И вновь предложил ночное рандеву. Почему бы и нет, коли на пользу делу?
Перед выходом на последний бой – она была уверена, что окончательное решение на за горами, – зашла к Екатерине Андреевне.
Та обрадовалась, обняла, поцеловала.
– Я сразу в тебя поверила! – сказала она.
– Ой, рано! – перебила ее Ольга. – Вот выйдет Борис, хвалите сколько влезет.
– Он выйдет, – убежденно сказала Семенова-старшая. – Не сегодня, так через неделю. И это будет твоя заслуга.
– Не хотелось бы через неделю, – сказала Шеметова. – Вот пойду сейчас с Колышкиным бодаться. Он неплохой мужик, но фантастически упертый.
Екатерина Андреевна уже знала про ночные вахты следователя.
– С богом! – сказала она и перекрестила Ольгу.
Потом все же не выдержала:
– Вот освободим Бореньку, поедем к нам, в Бордо. Мы, Борик, ты с мужем. И пару недель – ни о чем не думая. Как Боренька говорит: встань рано утром, посмотри на море, ощути гроздь винограда на ладони… Нет, обязательно все вместе съездим.
– С удовольствием, Екатерина Андреевна, – согласилась Шеметова. Сегодня у нее был прямо день туризма. В любую сторону, и все бесплатно.
Как стемнело, знакомой дорожкой пошла к Колышкину.
У него диспозиция не изменилась: кабинет, стол, пишущая машинка на выломанном сиденье от мягкого стула. Впрочем, какая же это машинка – это машинище! Еще лет десять – и рабочий инструмент Владимира Евграфовича станет дорогостоящим музейным экспонатом.
А пока он что-то долбил на ней и при этом улыбался.
– Пришли денежки, Владимир Евграфович?
– Пришли, Ольга Викторовна.
– А письмо от Незванова?
– И письмо от Незванова пришло.
– Ну так будем выпускать Бориса Семенова?
– Чего ж не выпустить? А то набегут сюда страсбургские суды. Сделают Колышкина невыездным, вот ужас будет.
Ольга невесело рассмеялась; она уже знала, что за последние двадцать пять лет упертый следователь не покидал Волжск ни разу. Бывший екатеринбуржец окал теперь неотличимо от здешних уроженцев. Отпуска проводил тут же, на маленькой дачке в низовьях.
– Так выпустите или нет?
– Конечно, выпущу, – уже всерьез сказал Колышкин. – Не видишь, постановление печатаю. Завтра утром заберешь арестанта. Ну, не с самого раннего утра, часикам к двенадцати подходи.
– А можно посмотреть? – спросила Ольга.
Колышкин внимательно на нее глянул. Однако увидел не недоверие к себе, а детскую, ничем не скрытую радость. Еще пару раз тюкнул по клавишам и вытащил лист из задребезжавшей каретки.
Ольга взяла его в руки. Руки дрожали.
Все было, как договаривались.
За изменением обстановки. Ввиду возмещения ущерба, отказа потерпевшего от преследования обвиняемого и выезда обвиняемого на ПМЖ во Францию, в связи с чем его преступная деятельность на территории России становится невозможной. Нереабилитирующие обстоятельства тоже, к сожалению, никуда не делись.
Но не это было главное. Главное было то, что завтра в полдень Борис покинет тюрьму. А что может быть главнее в жизни заключенного и его адвоката?
– Теперь вы верите, что Семенов – не вор? – не удержалась, спросила Шеметова.
– Это ж не религия, – усмехнулся следователь. – Верю – не верю. – И неожиданно добавил: – Я верю, что ты хороший адвокат.
– Спасибо, – вспыхнула Шеметова.
В устах Владимира Евграфовича это дорогого стоило.
Уходя, обернулась к Колышкину.
– А вы – хороший следователь. В суде, конечно, буду драться. Но всегда буду вас уважать.
– Спасибо на добром слове, – тепло улыбнулся он.
На памяти Ольги – в первый раз за все время их встреч.
Несмотря на поздний час, разбудила Семенову.
Рассказала про завтрашний праздник.
Та расчувствовалась. Сказала, что все равно теперь не уснет. Разбудила мужа, Машу и французскую, вечно страдающую за Бориса юристку.
Виктор Петрович мгновенно оделся, только дышал тяжеловато, разволновался сильно. Пришлось накормить его нитроглицерином. Но идею отказаться от ресторана категорически отмел. Это был и его праздник. Его сыночек вот-вот должен был выйти на свободу.
Не пошли только Маша, хотела спать сильно, и француженка, у нее снова разыгралась мигрень. Наверное, опять думала о тяготах арестантской жизни Бориса.
Сидели в роскошном кабаке, сначала в немногочисленном окружении, потом и вовсе одни.
Персонал беззаветно исповедовал принцип – до последнего клиента.
Пили за Борю. За его родителей, наконец-то возвращавшихся к жизни. И, разумеется, за Шеметову, вернувшую им Бориса.
– Вы – богиня юстиции! – галантно заявил Виктор Петрович.
«Ну вот, – подумала Шеметова. – По краям – мышка и богиня юстиции. Посередке – хороший адвокат. Так оно и есть».
Перед последним тостом Екатерина Андреевна обещала ей навечно комнату в их большом доме. Она заслужила.
Уходя, раздали всем сотрудникам ресторана замечательные чаевые.
В общем, проснулась Ольга утром с трудом. Зато в отличном настроении.
Всем составом уехали к тюрьме. Шеметова пошла оформлять бумаги и ждать подзащитного, теперь уже – бывшего. Семья разноцветной стайкой осталась прямо под корпусом тюрьмы, рядом с воротами, на каменной, темно-коричневой брусчатке.
Они слегка выступали с тротуара на проезжую часть, но нечастые автомобили объезжали группу без возмущенных гудков. Встреча выпускаемого арестанта – святое дело и в России всегда приветствуется.
А вот и они.
Ольга – веселая, крупная, активная. И Борис – держит ее под руку, сутулится, не привык еще к яркому, хотя уже и не летнему солнышку.
Увидел родных.
Подбежал к матери, поцеловал ее. Потом поцеловал отца. Потом Машу. И дежурным поцелуем – юристку.
– Все, ребята, – сказал он. – Я – с вами!
– Адвоката своего благодари, – сказала мама.
– Это точно, – подтвердил папа. – Без нее бы – хана.
Борис развернулся на сто восемьдесят. Посмотрел на Ольгу.
Что-то произошло в его мозгу и сверкнуло в глазах.
Впрочем, это уже был не Борис. Это был Гамлет. Или Отелло. Или Ромео. Или их фантастическая помесь.
Ольгу аж дрожь пробрала.
И если честно, минуты на полторы она забыла даже про Олега Всеволодовича Багрова.
Потому что Борис (Отелло, Гамлет, Ромео) подошел к ней, преклонил одно колено, прямо на пыльную брусчатку, и громко, отчетливо произнес:
– После того что вы для меня сделали, я просто обязан на вас жениться.
Шеметову обдало жаром могучей артистической натуры. Кипением скрытого темперамента большого сердца.
