Катрин Панколь - Черепаший вальс
Анриетта слушала, затаив дыхание. Она готова была расцеловать весь мир. Чары действуют! Как с ожогом! Значит, Жозиана скоро исчезнет.
— Боже мой! Какой кошмар! — воскликнула она звенящим от счастья голосом, тщетно пытаясь придать ему нотки сочувствия. — Бедный мсье!
Девушка кивнула и добавила:
— Он уж извелся весь. Она весь день лежит, никого не хочет видеть, даже шторы не дает открыть: у нее глаза болят от света. До Рождества было еще туда-сюда. На Рождество она даже встала, принимала гостей, но потом стало еще хуже!
Анриетта читала в словах девицы победные сводки с фронтов.
— Мне приходится заниматься всем сразу! Хозяйство, готовка, стирка, ребенок! Ни минуточки свободной! Разве что когда погулять выхожу… Хоть вздохнуть могу, книжку почитать.
— Иногда, знаете, такое бывает после родов. Называется послеродовая депрессия. Ну, по крайней мере, в мое время так называлось.
— Она не хочет идти к доктору. Вообще ничего не хочет! Говорит, у нее в голове летают черные бабочки. Ей-богу, так и говорит! Черные бабочки!
— Боже мой! — вздохнула Анриетта. — Уму непостижимо!
— Да уж поверьте! Я так долго не протяну. И невозможно ее урезонить! Говорит, само кончится! А я вам скажу, чем это кончится: все разбегутся!
— О! Но уж, конечно, не он! Он так любит свою Жозиану! — возразила Анриетта с еле скрытым злорадством.
— Много вы знаете мужчин, способных выдержать болезнь жены? Пару недель потерпят, не больше. А тут уже несколько недель такое! Ломаного гроша не дам за этот брак. Ребенка только жалко. В таких случаях они больше всех страдают…
Взгляд ее остановился на малыше, который пристально смотрел на них, словно стараясь понять, о чем это говорят у него над головой.
— Бедный цыпленочек, — засюсюкала Анриетта. — Такой миленький! Какие у него рыжие кудряшки и беззубый ротик!
Она наклонилась к малышу и хотела погладить его по голове. Тот пронзительно завопил, весь напрягся и отпрянул в глубь коляски, уклоняясь от ее руки. Хуже того: сложив большие и указательные пальчики в подобие ромба, он с угрожающим криком выставил их перед собой, не подпуская Анриетту.
— Ух ты! Как дьявола увидел! В «Экзорцисте» так изгоняли лукавого!
— Да нет, это он моей шляпы испугался. С детьми такое часто бывает.
— Да и верно, она странная. Прямо летающая тарелка. В метро, наверное, ездить неудобно.
Анриетте очень захотелось поставить нахалку на место. Я что, похожа на человека, который ездит в метро? Она поджала губы, чтобы с них не сорвалась какая-нибудь колкость. Эта девчонка ей нужна.
— Ладно, — сказала она, вставая, — оставляю вас наедине с вашей книжкой…
И вложила банкноту в приоткрытую сумку девушки.
— Ой, не надо, что вы! Я тут жалуюсь, а они очень добры ко мне…
Анриетта удалилась с довольной улыбкой. Керубина поработала на славу.
Дороговато, спору нет, рассуждала Анриетта, стоя в ночной рубашке и поглаживая розовый след от ожога на ляжке, но это тоже инвестиция. Скоро Жозиана совсем дойдет до ручки. Если повезет, она станет желчной, раздражительной. Пошлет куда подальше папашу Гробза, прогонит его из своей постели. Он растеряется и придет к ней. Он иногда бывает лопух лопухом! Ее всегда поражало, как этот безжалостный делец может быть таким простофилей в любовных делах. И потом, девчонка права: мужчины не любят больных женщин. Какое-то время терпят, а потом бросают.
Быть может, подумала она, скользнув в постель, пора переходить ко второму пункту моего плана: встретиться с Гробзом, как бы для обсуждения деталей развода, быть с ним ласковой, внимательной, пусть думает, что я раскаялась. Во всем винить себя. Усыпить его бдительность и захомутать покрепче. Уж на этот раз он от меня не уйдет!
А если не выйдет, всегда остается план Б. Ирис, похоже, возвращается к жизни. Вон с какой победной улыбкой выходила из такси! План А, план Б… Еще посмотрим, кто кого!
Гэри и Гортензия пили капуччино в «Старбаксе». Гэри зашел за ней в перерыве между лекциями; обмакивая губы в густую белую пену, они смотрели в окно, разглядывали прохожих. Стоял погожий зимний день — из тех, про которые англичане говорят: «Cлавный денек!» «What a glorious day!»[58] — роняют они с утра, самодовольно улыбаясь во весь рот, как будто это их личная заслуга. Синее небо, жгучий мороз, ослепительный свет.
Гортензия заметила мужчину, который на ходу вдевал одну руку в рукав пальто, а в другой держал недоеденный пончик. «Опоздаешь! Опоздаешь!» — пропела она, улыбаясь его походке — сущий пингвин-торопыга! Он был так поглощен своими мыслями, что не заметил прозрачную стенку автобусной остановки и врезался в нее на полном ходу. Сложился вдвое от удара и все выронил из рук. Гортензия расхохоталась и поставила чашку.
— Гм… Я гляжу, тебе везет! — мрачно произнес Гэри.
— А тебе что, нет? — спросила Гортензия, продолжая наблюдать за прохожим.
Теперь он стоял на четвереньках и пытался собрать содержимое своего «дипломата», рассыпавшееся по всему тротуару. Толпа расступалась, огибая его, и смыкалась снова.
— Вчера вечером меня вызывала бабушка…
— Во дворец?
Гэри кивнул. На верхней губе у него остались белые усики от пены. Гортензия стерла их пальцем.
— Зачем? — спросила она, не упуская из виду мужчину, который, стоя на коленях, что-то отвечал в телефон и одновременно пытался закрыть кейс.
— Говорит, хватит мне болтаться без дела, пора решать, чем я буду заниматься в этом году. Сейчас январь… Идет запись в университеты…
— И что ты ответил?
Мужчина кончил разговор и уже собирался встать, но вдруг принялся со всей силы хлопать себя по ляжкам и груди. Лицо его исказилось ужасом, глаза лихорадочно шарили по сторонам.
— Ну, ничего особенного. Знаешь, она поразительная. С ней держи ухо востро…
Гортензия едва сдерживала смех: что еще стряслось с этим недотепой?
— Она предложила мне выбирать между военной академией или юридическим факультетом, что-то в этом роде. Напомнила, что все мужчины в семье проходили военную службу, даже старый пацифист Чарли!
— Тебя обреют наголо! — ахнула Гортензия, не отрываясь от окна. — И оденут в форму!
Мужчина, похоже, уронил телефон и снова пополз на четвереньках — искать его под ногами прохожих.
— Я не пойду в военную академию, не буду служить в армии и не стану изучать право, бизнес и все такое прочее!
— Ну что, коротко и ясно. И в чем проблема?
— Проблема в том, что она от меня не отстанет. Будет давить.
— Но это твоя жизнь, тебе и решать! Надо ей сказать, чем ты на самом деле хочешь заниматься.
