Сестры - Невская Наталья Александровна
День тридцатое мая начался как обычно: с птичьего гама за окном. Зная, что сегодня предстоит изрядная нервотрепка, Лиза спала дольше обычного — вернее, изо всех сил старалась спать. Смыкала веки, ненадолго погружалась в легкую зыбь полудремы; иногда перед глазами возникали преувеличенно ясные, несуразные образы: появлялись, например, какие-то люди, приклеивавшие к лицам друг друга бороды из картофельных ростков. Лица были безглазыми. Там же почему-то находилась и она сама, с мотком веревки. Глаза открывались, Лиза смотрела на часы, выясняла, что прошло всего пятнадцать минут, и опять смежала веки. Но в окна брызгало солнце, с улицы доносился нарастающий шум, и она в конце концов сдалась — встала.
Катя уже уехала на работу. Лиза, шлепая босыми ногами по нагретому полу, побродила по квартире, не так давно принадлежавшей ей одной, и поняла, что соскучилась по одиночеству. Вечное присутствие сестры начинало потихоньку тяготить. Если бы квартира была хотя бы двухкомнатной! Лиза вздохнула.
Допустим, я на месяц уеду в деревню, Катя останется здесь полноправной хозяйкой, и, когда я вернусь, это жилище уже будет не совсем моим. Да и пустит ли она меня обратно? Лиса, Лиса, пусти переночевать…
Задумалась и поняла, что задалась этим вопросом абсолютно серьезно. Стало совестно. Какой бы Катька ни была взбалмошной, подозревать ее в подлости — безумие. Она никогда ничего не делала назло, никогда не мстила, никогда никому сознательно не причиняла вреда. Просто несется по жизни, подобно сильному ветру, и кто не увернулся — сам виноват.
Неожиданно Лизе вспомнилось, как давным-давно, в детстве, она впервые испытала боль от предательства, тем более невыносимого, что исходило оно от близкого родного существа, которому доверяла безгранично.
Они играли на пустыре в казаки-разбойники всей своей детской компанией, и Катя, заигравшись, запустила в соперника камнем. К несчастью, метко. Мальчик, Колька Леонов из параллельного класса, с воплем удрал домой. Игра сама собой прекратилась, все разбрелись. И когда взбешенные родители мальчика пожаловали к Полонским, Катька всю вину, не задумываясь, свалила на Лизу. На ходу сочинила целую эпопею, в которую заставила поверить не только родителей, но и себя, и даже Лизу. Зачем? Она ведь никогда не боялась наказаний! Лиза постаралась забыть выходку сестры как можно скорее, потому что как же жить с предателем под одной крышей? И вот только сейчас, спустя много лет, эта история всплыла в памяти. Когда нет уже ни детства, ни прежнего максимализма, ни обжигающих переживаний. А на любимом когда-то пустыре вместо снесенных в один день гаражей вылупился приземистый железобетонный уродец — здание банка.
Лиза сложила раскладушку, позавтракала, почитала. Время близилось к полудню, и чем дальше, тем с большим нетерпением она поглядывала на телефон. Кирилл обещал позвонить сразу, как только освободится. Ехать с ним в суд Лиза отказалась, опасаясь, что будет слишком сильно нервничать и своими реакциями отвлекать его. Она мысленно представила себе зал заседания в виде футбольного поля — и на нем Кирилла при полном параде: белая рубашка, галстук, темный пиджак, спортивные трусы, кроссовки и мяч у ног. Разбег, удар, злодей-Роберт бросается в угол ворот, но мяч находит брешь и осуществляет победный гол. Аплодисменты, крики, свисток. Матч окончен.
Лиза сняла трубку, на всякий случай послушала, есть ли гудок, аккуратно положила ее на место. Походила по комнате, сжевала конфету, не чувствуя ни вкуса, ни запаха. Посмотрела на часы: два. Поехать в суд? А если он позвонит? Зачем же я осталась, дура такая? Вот бы уговорить его махнуть после суда в деревню! Хотя бы на пару дней!
Мысль вдохновила на новое хождение по квартире. Спустя некоторое время обнаружила себя на кухне у открытого холодильника, в который смотрела незрячими глазами.
— Чего же я хотела? — Она чуть выпятила губы, как делала в детстве в минуты крайнего затруднения, и потерла лоб. — Ах да! Кофе.
И бутерброд с джемом. Видимо, мысль опередила действие, и я доставала из холодильника джем, не сварив кофе. Смешно.
Прошел еще час. От Кирилла по-прежнему не было известий. За это время Лиза три раза проверила телефон, два раза сверила часы и сделала десяток кругов по квартире.
В половине четвертого позвонила Катя. Сказала, что сегодня задержится. Ложись спать, не жди и не волнуйся. Я в порядке. Выдала смешок и повесила трубку.
Может, Кирилл звонил как раз в этот момент и не дозвонился? Что же делать? Машинально Лиза начала одеваться. Если в течение получаса не будет известий, еду в суд. Движения стали собранными и решительными. Когда застегивала блузку, зазвонил телефон.
— Привет, Лиза. Устал как собака. Проголодался как волк. Еду к тебе.
— Кирилл, — Лиза села на подлокотник кресла. — Что?
— Шампанское уже купил, — голос чуть дрожит от сдерживаемого торжества. — Это надо было видеть!
— Ну слава Богу! Жду!
У Лизы задерживаться не стали, поехали сразу к нему, устроили царский ужин. Весь вечер Кирилл рассказывал подробности дела, вспоминал особо острые моменты, несколько раз описывал финальную сцену. Завтра появятся статьи, на процессе присутствовали журналисты, — в общем, с «Викторией» покончено. Деятельность издательства будет подвергнута тщательной проверке, и Роберт может собирать вещи…
— И, Боже мой, как я по тебе соскучился! — Он положил голову на колени Лизы, закрыл глаза, словно только теперь из него вытекли вместе со словами остатки энергии, отпущенной ему на сегодняшний день.
Она молча перебирала его волосы и тоже сидела с закрытыми глазами, испытывая почти материнские чувства. Через некоторое время поняла, что Кирилл заснул. Убрала руку с его головы, рука недолго повисела в воздухе, выбирая себе место для приземления, и, описав дугу, улеглась на спинку дивана.
Было тихо. Тихо стрекотали часы на журнальном столике, тихо тренькала вода, капая на грязную посуду в раковине, тихо сам с собою разговаривал старик холодильник на кухне. Из другого мира, начинавшегося за окном, доносились инопланетные далекие крики детей и шуршание машин по дороге (пиано — крещендо — пиано). Более счастливого момента в своей жизни Лиза, пожалуй, не смогла бы припомнить.
Сколько времени она так просидела, трудно сказать. Солнце, блеснув напоследок в окнах огненно-красным, скрылось за соседним домом, воздух заголубел, звуки стали глуше. Затекли ноги, и заныла спина. Пошевелилась, стараясь разогнать застоявшуюся кровь, и Кирилл открыл глаза.
— Лиза, — блаженно протянул он, повернулся на другой бок, обхватил руками ее талию, ткнулся носом в живот. Она снова замерла, боясь спугнуть мгновение. — И долго я дрых?
— Не знаю, — честно ответила Лиза и потрепала его по голове. — Сутки, не больше.
Он испуганно на нее уставился.
— Ты, надеюсь, шутишь? — спросил с абсолютно серьезным ужасом.
Она кивнула, но вопрос прозвучал для нее где-то рядом, не затронув ни слуха, ни сознания. Лиза смотрела на Кирилла: на его чуть покрасневшие глаза, карие, в еле заметную желтую крапинку; на щеки — одна с сонным шрамом от складки на ее юбке, другая наполовину скрыта тенью; на его высокий лоб, с длинной продольной морщинкой. Когда же мы успели вырасти…
За окном завыла машина.
— Моя орет, — безразлично констатировал Кирилл. Он и не думал вставать.
— Может, надо посмотреть? — поинтересовалась Лиза тоже достаточно равнодушно. В данный момент судьба машины их не очень занимала.
— Может, и надо.
Стало тихо, но ненадолго. «Опель» снова завизжал, на этот раз словно взывая о помощи.
— Посмотри все-таки, — немного обеспокоилась Лиза.
Кирилл неохотно поднялся, подошел к окну.
— Какие-то ребята толкутся около машины. Пойду узнаю, в чем дело.
Она кивнула. И Кирилл, стремясь как можно скорее покончить с досадным недоразумением, схватил куртку, которую на ходу накинул, быстро сбежал вниз по лестнице, но выйти из подъезда не успел.
Первый удар пришелся по спине: метили, очевидно, в голову, но промахнулись. Кирилла бросило вперед — прямо на каменный кулак второго громилы. Боль пронзила все тело, во рту появился железный привкус. Кирилл мотнул головой и увидел, что сидит на полу. Чьи-то руки тут же рывком подняли его на ноги. Мгновенно не стало воздуха — ударили в живот. Боль стала расти, как лавина. Били молча и профессионально. Кирилл упал на колени, и затуманенный мозг выдавил спасительную мысль — пистолет.