Я назову твоим именем сына (СИ) - Шолохова Ирина

— Темно и тихо! — таинственным голосом произнесла она.

Он кивнул, достал бутылку вискаря, шоколадку в мятой обёртке, два пластиковых стаканчика подал ей:

— Подержи!

Она взяла стаканчики. Потом, вдруг, перевернулась и легла на живот, держа их перед собой на вытянутых руках:

— Спина затекла, — пояснила она.

Он распечатал шоколадку, поломал на кусочки, отвинтил крышку, плеснул вискарь по стаканчикам. Завинтил крышку, отложил бутылку в сторонку, взял из её руки стаканчик:

— За тебя, Милочка! — он залпом заглотнул содержимое стаканчика. Обожгло! Разлилось теплом по телу. — Можно я закурю? — он похлопал по карманам, ища сигареты.

Она кивнула, сделала глоток вискаря, поморщилась, прикрыла рот тыльной стороной ладони.

— Выпей до дна! — попросил или приказал он, — садись нормально! Неудобно пить стоя на голове!

Она удивлённо взглянула.

— Шучу! — он забрал у неё стаканчик, помог сесть, вернул ей стаканчик. Она поднесла его к губам. Он указательным пальцем чуть подтолкнул стаканчик:

— Пей, Милочка! Расслабься! Так будет легче!

Она залпом выпила. Он подал ей кусочек шоколада, она губами мягко взяла шоколад. Он тоже положил себе в рот квадратик шоколада. Помолчали. Он налил ещё. Выпили. Закусили. Помолчали.

— Так и будем молчать? — она взглянула на него.

— К чему разговоры? И о чём разговаривать? О погоде? О цветах? — он подвинулся к ней вплотную, она не отстранялась. «Добрый знак!» — мелькнуло в его, слегка затуманенной алкоголем, голове.

— О чувствах! О любви! — слегка растягивая слова, ответила она.

Он достал сигареты, закурил, предложил ей. Она неуверенно потянулась за сигаретой, выудила одну. Он чикнул зажигалкой около кончика сигареты. Она прикурила, затянулась. «А, если их нет? — думал он, зажав сигарету между большим и указательным пальцами. — Ни чувств, ни любви! Ну, нет их! Хоть тресни! Нет их и всё! И ничего не поделать! Ничегошеньки! Вернее, есть! И чувства и любовь! Но к другой! К той с каштановыми волосами ниже плеч, с узенькими запястьями, с худенькими, вздрагивающими плечиками. Марго! Ну, почему, почему, ты не дала мне второй шанс? Почему ты не позволила мне оправдаться, объясниться? Почему?»

— Ещё по чуть-чуть? — он потянулся за бутылкой.

— Давай! — согласилась она.

Выпили, съели по квадратику шоколадки. Он обхватил её правой рукой за плечи, запрокинул ей голову, нашёл губами её губы, поцеловал. Просто поцеловал. Потому, что так положено! Он предпочёл бы сразу перейти к делу, но сначала положено обнимать и целовать девушку. Он обнимал и целовал. Тихонько опустил её на землю. «Вперёд!» — требовала его мужская сущность.

— Ещё по чуть-чуть? — спросил он, после того как всё произошло.

Она кинула, привела себя в порядок, села, прижав колени к груди и обхватив их руками. Выпили.

— Я тебе нравлюсь? — она искоса взглянула на него, пытаясь понять, правду он ответит или соврёт. «Теперь, после того, что произошло между нами, я тебе нравлюсь?» — хотела она уточнить, но не стала.

— Конечно, Милочка! Очень! — соврал он. На душе было муторно и тоскливо, и даже сексуальная разрядка не принесла облегчения.

Она не смогла понять, правду он сказал или нет. Ночь спрятала от неё выражение его лица. Уберегла от боли и разочарования.

— Пойдем? — он погладил её по голове, точно маленькую девочку. Ну, не виновата она в том, что не нравится ему.

Она кивнула, благодарно принимая его незамысловатую ласку, уткнулась лбом ему в плечо:

— Ты тоже мне нравишься, Максим! — она хотела сказать, — я люблю тебя, Максим! — но не стала. Ещё возомнит о себе, бог знает что!

Они вышли из леса, он впереди, она - чуть поодаль. Он остановился, оглянулся, поджидая её.

— Не хочется возвращаться, Максим. Может, ещё погуляем? — она заглянула ему в глаза, пытаясь понять, какое место в его жизни она занимает сейчас, после того, что произошло между ними. — Ты обещал до речки прогуляться.

— Не обещал, а предлагал, — он закинул пакет на плечо, перед глазами слегка плыло от выпитого алкоголя, хотелось только одного - упасть в кровать и забыться, — устал я, Мила, день сегодня суматошный выдался, — потом как-нибудь, хорошо?

— Я не хочу идти домой, — Милка надула губы и многозначительно посмотрела на Максима, — пойдём к тебе, посидим, пошепчемся!

— В следующий раз, Милочка! Не обижайся, но нет! В следующий раз. Провожу тебя до крылечка и к себе - баиньки. Завтра рано вставать!

— Пенсия по тебе плачет! — недовольно дёрнула плечом Милка, — ладно, можешь не провожать, сама дойду - не маленькая.

— Ну, что ты! Что ты! Я тебя провожу!

Они, молчком, дошли до её корпуса.

— Я пошла! Пока! — она надеялась, что он задержит её, остановит: «Не уходи! Давай побудем вместе ещё немножко!»

— Спокойной ночи! — он повернулся и, слегка пошатываясь, пошёл в сторону своего корпуса.

— Максим! — тревожным шёпотом окликнула она его.

Он обернулся:

— Что, Мила!

— Я хочу ещё выпить виски! И покурить!

— Это я могу моментально устроить! Только где? Здесь открытое место - просматривается со всех сторон.

— У тебя! Или ты всё-таки пойдёшь спать? — она оглянулась - есть свидетели их разговора или нет. Тихо! Темно! Только таинственные шорохи леса напоминают о бурлящей жизни его обитателей. — Можно ко мне в комнату зайти!

— Ты же не одна! Подружка? Спит?

— Ну, и что! Проснётся - ей тоже нальём! Не откажется, думаю.

— Ладно! Иди, договаривайся! Если не возражает - дашь знак, я зайду потихоньку.

— Да кто её будет спрашивать! — она потянула Максима за собой.

Крадучись, стараясь двигаться по-кошачьи, мягко и неслышно, они поднялись на крыльцо. Милка отворила незапертую дверь, и они проскользнули внутрь. Сквозь неплотно задёрнутую штору лунный свет выхватил в темноте комнаты пустую кровать. На кровати, стоявшей напротив, слабо вырисовывались очертания спящего человека.

— Твоя? — Максим кивнул в сторону пустой кровати, — можно приземлиться?

— Ага! — Милка скинула обувь, и первая залезла на кровать, поджав ноги под себя.

Максим примостился рядом, мотнул головой в сторону спящей девчонки, — разбудим? Или пусть себе спит?

— Пусть дрыхнет!

Как бы в ответ на Милкины слова, одеяло на противоположной кровати шевельнулось, из-под него показалось заспанное девичье лицо:

— Ой! Кто здесь! — она вскочила и села на кровать, кутаясь в одеяло.

— Олька, это мы! Я и Макс! Зашли к нам вискаря выпить. Ты будешь?

— Или мы тебя вычёркиваем? — пошутил Максим, по-хозяйски подвинул стол к Милкиной кровати, достал бутылку, стаканчики, недоеденную шоколадку, порылся в карманах - вытащил мятные конфетки, — стол готов! Ещё один стаканчик нужен! Есть? Или, можем по очереди пить! А, девульки - красотульки?

Олька вытащила из тумбочки расчёску, наскоро причесалась:

— Буду, только отвернись, Макс, я оденусь.

— Нет! Не отвернусь! Специально не отвернусь!

— Э, Макс! Что ты себе позволяешь! — Милка легонько шлёпнула его по плечу.

— Да, ладно! Пошутил я! Одевайся, Оля! — он не отвернулся, но прикрыл глаза ладонями.

Олька легко соскочила с кровати: в маечке, надетой на голое тело и в трусиках, подошла к узенькому шкафчику взять одежду. Максим растопырил пальцы:

— А я всё вижу! Белая майка и белые труселя! Ха-ха!

Олька взвизгнула, но не громко, а приглушённо, чтобы не разбудить спящих за стенкой ребят. Потому что, в такой момент, девушке, по статусу, положено взвизгнуть и спрятаться за створку шкафа. Узкая створка не смогла укрыть девчонку от любопытных глаз Макса. Олька мгновенно натянула джинсы и футболку.

— Максим! — смеясь, погрозила она пальцем, — что ты себе позволяешь?

Она порылась в тумбочке, вытащила два яблока, перочинный ножик, маленький пакетик арахиса в шоколаде, — где-то были стаканчики! Где, Мила? Ты не знаешь? А, вот! Нашла!

Они сели за стол:

— Пир горой! — Максим порезал яблоки перочинным ножиком, налил вискаря, — ну, красавицы, за вас! — он залпом опрокинул стаканчик с янтарной жидкостью, — хорошо!