Любовь – это путешествие - О'
Дилана трясет, пока мы ищем комнату невесты. Сначала он пытается дозвониться до Люка, но тот не берет трубку.
– Ты как? – тревожусь я, не отпуская его руки. – Все получилось! Ты поставил его на место. И ты свободен.
– Я даже ничего не сказал.
– И не надо было. В молчании тоже есть сила. Он-то думал, ты пойдешь к нему с протянутой рукой. Мы с Маркусом тебя прикроем. А в следующий раз скажешь что-нибудь, если захочешь. Может, у вас все наладится, вот как между тобой и Маркусом.
Дилан устало прислоняется к стене и наконец-то ослабляет хватку, отпуская мою ладонь.
– Тебя это беспокоит? – тихо спрашивает он. – Ну, что я вновь впустил Маркуса в свою жизнь после всего, что он сделал?
Слишком сложный вопрос, так просто не отмахнешься, хотя поначалу и хочется отшутиться.
– Расскажи, что было дальше. После Этьена… – прошу я.
Дилан тянется ко мне.
– Можно?
В огромном коридоре замка с высоким арочным потолком и розовыми стенами весь мир внезапно кажется маленьким, словно из людей остались только мы с Диланом. Он обнимает меня и прижимается щекой к макушке. Счастье разливается повсюду, где он меня касается – по голове, по груди, по животу.
– Когда я от тебя ушел, то очень долго не мог встать с кровати.
Я хочу отстраниться, чтобы посмотреть Дилану в глаза, но он так крепко меня держит, что я сдаюсь, обняв его здоровой рукой.
– Депрессия. Маркус отвел меня к доктору, и тот поставил диагноз.
– Она и раньше у тебя была. До нашей встречи. И когда ты путешествовал. А иногда накатывала, когда мы были вместе, правда?
– Я не думал, что ты…
– Я всегда замечала, только… Не знаю, наверное, боялась с тобой поговорить.
– Чего боялась? – шепчет он.
– Показать, что мне не все равно. Меня пугало, что с Маркусом у тебя было полное понимание, а со мной – нет.
– Я был подростком, когда случился первый приступ. Маркус и Люк приглядывали за мной, но отец…
– Отец ничего не замечал?
– Не замечал, – с горечью соглашается Дилан. – Естественно, на мне это отразилось.
– Значит, когда мы расстались, Маркус снова приглядывал за тобой?
– Поначалу нет. Я даже на порог его не пускал. Я его ненавидел и даже не мог рассказать правду про тебя. Он по-прежнему считал, что ты мне изменила. Видеться с ним было невыносимо. Я винил его за то, что потерял тебя. Но однажды он просто вломился ко мне, вытащил из постели, водил по врачам, платил за антидепрессанты, психолога… Я согласился на лечение при условии, что и он тоже будет ходить к врачу. Маркус в то время успел наделать всякого: заявился к Грейс и начал ее оскорблять, ударил Хавьера…
– Хавьера?! За что?
Дилан закатывает глаза.
– Думаю, психолог пробудил воспоминания, с которыми Маркус сам справиться не мог, вот он и не выдержал. Хавьер с Люком ругались, а он взял и влез.
– Обалдеть.
– Да уж. И я перестал с ним общаться. В общем, перерыв нам обоим пошел на пользу. Мы не разговаривали весь последний год. А потом я позвонил ему и предложил вместе поехать на свадьбу.
– Почему?
– Все вокруг только и твердили: «Он меняется, он старается». Маркус перед всеми извинился – кроме меня и Грейс. Ну, и тебя тоже.
Слабо улыбаюсь.
– Я не так легко прощаю, как ты. Наверное, сразу не получится…
Дилан касается моего лба губами.
– Конечно. Я пойму, если ты не захочешь с ним общаться.
На секунду отстраняюсь от Дилана. Так приятно быть в его объятиях, но…
– Нам надо…
– Да, точно. Родни.
Наконец мы находим комнату невесты. Одна стена от пола до потолка украшена атласными цветами, а другая покрыта теми же дорогими розовыми обоями, что и коридор. Очень витиеватый стиль. Наверное, так жила Мария-Антуанетта. Что вполне в духе Шерри.
Она выбегает нам навстречу, окутанная облаком белого атласа и духов.
– Заходите! Помогите мне!
– Можно начинать? – спрашивает стилистка. – Не хочу пугать, но церемония через полчаса. Обычно я причесываю невесту до того, как она наденет платье, а вам еще…
– Не волнуйтесь, я уже на пике паники, – вздыхает Шерри и садится, шурша тканью. Платье восхитительное: белоснежная юбка до пола, изящный корсет, туго затянутый на талии и усеянный шелковыми лепестками на груди, обнаженные плечи. На столике аккуратно сложено красное сари, украшенное россыпью камней и отделанное золотой нитью. Осторожно провожу пальцем по кайме. Какая красота!
– Это на вечеринку, – объясняет Шерри. – Прелесть, да? Мама Криша сама сшила для меня.
Голос у нее спокойный: похоже, разговор о нарядах еще способен отвлечь Шерри.
– Есть во что переодеться? – спрашиваю я.
За спиной Маркус, Деб, Кевин и Дилан обсуждают лучший способ связать человека, когда есть только скатерти. Дилан похлопывает Маркуса по плечу – так делают мужчины, когда не могут говорить о своих чувствах.
Шерри рассматривает мою одежду.
– Господи, тебе нельзя в таком! – ужасается она. – Иди в ванную, там чемодан с нарядами на медовый месяц. Сейчас я что-нибудь выберу.
– Нет! – отрезает стилистка, изумившись собственной резкости. – Извините. Позвольте я сниму с вас бигуди? – поправляется она, нервно переступая с ноги на ногу.
Шерри хмыкает, однако садится на место.
– Возьми синее, Адди. А Деб пусть наденет красное, если хочет сегодня поразвлечься.
– Хочу, – отзывается Деб. – Ведь среди гостей есть неженатые?
– Сколько хочешь, – смеется Шерри. – Так что твое платье будет, как капля крови для акул. Ой, сравнение-то какое жуткое… А ты, кстати, кто?
– Кевин, – представляется дальнобойщик. – Здравствуйте. Поздравляю вас! И спасибо за приглашение.
– Ох блин, у нас и так превышен лимит гостей, и еды на тебя не заказано… Адди, как тебе синее?
Я только дошла до чемодана. Эта ванная комната размером примерно с гостиную моих родителей! Огромное окно, ванна на львиных лапах, пол из серого песчаника. Чемодан лежит у душевой кабинки – такой огромный, что хоть сейчас залезай и отправляйся в Таиланд вместе с новобрачными.
– Мне уйти, да? – бормочет Кевин.
– Нет, – машет рукой Деб. – Она не всерьез. Только ты очень бросаешься в глаза. Найди хоть пиджак какой…
– Адди, ну? – нетерпеливо кричит Шерри.
– Секунду! – Я копаюсь в вещах.
Ахаю, увидев синее платье. Это не платье, а произведение искусства! Тонкие лямки, атлас. Стиль будто бы из девяностых, похоже на наряд Джулии Стайлз из «Десяти причин моей ненависти».
Примеряю эту красоту. На Шерри оно было бы в облипку, а на мне ткань спадает складками. Отлично.
– Серебряные, с маленьким каблуком! – добавляет Шерри, не дожидаясь моего вопроса.
Из-за больной руки с трудом застегиваю пряжки. Туфли великоваты и к вечеру натрут ноги… Плевать. Чувствую себя яркой, дерзкой красоткой. В идеале мне не помешал бы душ, но что уж теперь.
Выхожу из ванной и слышу стук в дверь. Все замирают. Взгляд Дилана скользит ко мне, и воздух между нами искрит. Вспоминаю лето во Франции, чувствую жаркое прованское солнце, слышу кузнечиков в траве. В глазах Дилана огонь. Он смотрит только на меня!
– Шерри! – зовет Родни за дверью. – Шерри! Открой дверь, пожалуйста!
Шерри решительно заталкивает нас в ванную, и Деб прикрывает дверь. Сердце оглушительно колотится – то ли из-за сумасшедшего в соседней комнате, то ли из-за Дилана в этой. Нас по-прежнему тянет друг к другу.
– Поговори со мной, Шерри! Пожалуйста, впусти!
Шерри впускает Родни.
– Тебе сюда нельзя.
– А где мне еще быть?
Дилан держится за ручку, готовый в любую секунду нас выпустить.
– Я никуда не уйду, пока ты не признаешь, что эта свадьба – ошибка!
Перебор! Просто реплика из дурацкой пьесы. Неудивительно, что Шерри смеется.
– Родни, как тебе вообще все это в голову пришло?
– Ты с ним счастлива? Счастлива?
– Никто на свете не делает меня такой счастливой, как Криш, – уже серьезно отвечает Шерри. – Он для меня все. Родни, пойми, я тебя никогда не любила.
