Моя ревность тебя погубит (СИ) - Лазаревская Лиза

Явно разочарованная и недовольная, она кладёт стакан обратно и по кухне распространяется звук ударяющегося стекла о стекло. Она раздосадованно кусает нижнюю губу, когда я обхватываю её за талию левой рукой и притягиваю к себе.

— Ты была в душе? — спрашиваю я тише, хоть и понимаю, что вопрос максимально тупой — учитывая, что она стоит передо мной в халате.

— Да, пока вы тут не теряли времени, — она снова бросает на меня осуждающий взгляд, но при этом её правая рука впивается мне в волосы. Это грёбанное прикосновение снова заставляет меня чувствовать себя дикарём. — И мне нужно сходить в магазин.

— Ты не пойдёшь в магазин так поздно.

Стоит ли мне напоминать, что она даже при свете дня всегда ездит вместе с охранником. Мне кажется, я лучше перережу себе глотку, чем какое-то время не буду знать, что с ней происходит. Первый вариант хотя бы быстрый и не такой болезненный, как второй.

— Мне действительно нужно.

Свободной рукой она хватается за край белого пояса и начинает сжимать его.

— Пойдём, ты расскажешь мне, что тебе купить.

— Не надо, Стас. Тем более ты выпил.

— Я могу пойти в магазин в свои тридцать лет и выпившим, принцесса.

Встав из-за стола, я даю понять Леониду, что скоро вернусь, и веду Полину в коридор, приобнимая за талию. И ста лет не хватит для того, чтобы я мог адекватно воспринимать её миниатюрность по сравнению со мной.

Присев на тумбочке в прихожей, я обхватываю всё её тело и прижимаю к себе. Одной рукой я держу её под задницей таким образом, что служу ей стулом.

— И что нужно моей принцессе так поздно?

Она прижимается нежной кожей своей щеки к моей. Каждый мускул на моём лице напрягается, желваки на челюсти играют. Как можно считать себя адекватным, если её прикосновения действуют на меня таким образом?

— Прокладки, — тихо бросает она. — Мне нужны прокладки.

Значит, у неё начались месячные. В ближайшем будущем я надеюсь сделать так, что они исчезнут, даже если она продолжит принимать противозачаточные.

— Мы можем избавить тебя от этих неудобств, — говорю я, целуя её щёку. Она прикрывает глаза, тяжело дыша и ёрзает на моей руке. — А пока я пойду за прокладками.

— Это будет смешно.

— Что именно?

— Что мужчина таких гигантских размеров, в костюме, будет покупать прокладки.

— Я рад, что могу развеселить тебя.

Особенно после вчерашнего дерьма.

И я всё ещё взбешён, когда думая, что она будет рисовать для кого-то. Но ещё больше я взбешён от того, что она настодько расстроилась, что сбежала от меня под предлогом встречи с отцом.

— Я подожду с папой, — говорит она, явно намекая на то, что мне нужно побыстрее уйти.

Но я не могу, блядь, ёбаный в рот, сука. Просто не могу от неё оторваться. Я хочу повесить её на стену и трахать всю последующую ночь, снова пачкая свой член её кровью, но теперь уже не девственной.

Мои губы кусают её шею, пока она хрипит и проглатывает стоны.

— Мне кажется, ты так никогда не уйдёшь.

— Не искушай меня, Полина.

— Чем я тебя искушаю?

— Собой. Каждым своим взглядом. Каждым прикосновений.

— Тогда мне лучше просто не попадаться тебе на глаза.

— Тогда мне лучше сдохнуть.

Она пытается встать, когда я удерживаю её. И в какой-то момент я ослабляю хватку, позволяя ей высвободиться из сетей моих рук. Полина отходит на несколько шагов — видимо, она понимает, на какой грани я сейчас стою.

Хотя она абсолютно точне не понимает этого. Никто и никогда не поймёт этого. Не поймёт, каково это — жить одним желанием видеть её, касаться, целовать. Это как базовые потребности человека, они нужны, чтобы поддерживать жизнь. Мне нужна Полина для того, чтобы я мог жить.

С каждым днём эта потребность только возрастает. И я беспокоюсь о том, что границ попросту нет. Они все стёрты, если речь идёт о Полине. Она моя невеста. Моя будущая жена. Моё желание. Моя блядская одержимость. Моя любовь. Моя смерть.

Единственное важное, что есть в моей жизни.

И она везде. Она въелась мне под кожу. Она в моих мыслях. Она в моей постели. Она одурманила меня, сама даже не понимая, насколько всё серьёзно.

С трудом придя в себя, я бросаю на неё последний взгляд и выхожу из квартиры.

Мне хватает двух минут для того, чтобы выйти наружу. Супермаркет находится чуть дальше, на первом эта с другой стороны. И я отправляюсь в него за прокладками, это действительно может выглядеть смешно с какой-то стороны.

В магазине вместе с ними я беру кучу сладостей, потому что в такие дни её пробирает на аппетит. Я не разбираюсь в этом, поэтому скупаю всё на своём пути и через какое-то время возвращаюсь домой.

Как и говорила, Полина сидит вместе с отцом на кухне — немного съёжившись и держась за живот. Оставляя пакет на столешнице, я подхожу к ней и помогаю встать.

— Пойдём, принцесса, — шепчу ей на ухо. — Сделаешь все свои дела и ляжешь в постель.

— Пап, не напивайся больше, — даёт она распоряжение, целуя отца в лоб, после чего хватается за мой бицепс. — Стас, ты проследишь за ним?

— Конечно, я прослежу.

На ходу я забираю с собой пакет и отвожу её к ванной.

— Ты можешь возвращаться к папе. Он вроде как тебя ждёт.

— Я сделаю тебе грелку, принцесса. И ты пойдёшь спать.

Её неподдельная нежность слишком сильно умиляет меня. Опять, с огромным трудом я отраняюсь от неё и готовлю грелку с некоторыми обезбаливающими таблетками. В этой квартире есть всё, что может понадобиться для оказания первой помощи. Я не могу быть уверенным, что всего этого хватит в случае чего, чтобы оказать Леониду первую помощь, но это хотя бы усмиряет мою паранойю.

Даже моя необузданная, беспочвенная ревность по отношению к нему не должна быть причиной её страданий. С её отцом всё должно быть хорошо.

Принеся ей грелку и таблетки с водой в комнату, я помогаю ей приподняться, чтобы выпить лекарства. Вскоре она засыпает, убаюканная моими ласками и прикосновения. За всю жизнь я не помню, чтобы испытывал подобных нежных чувств к кому-то. Это просто отсутствовало во мне. Я жил только холодным рассудком, но никогда не сердцем.

Весь ближайший час мы с Леонидом пили всё, что было на столе, даже не закусывая и беседуя о моём бизнесе. После выпитой водки с виски, я возвращаюсь к Полине. Она лежит в своей небольшой постели, как мой собственный ангел, озаряя мне мой никчёмный путь своим ярким светом. Одеялом укрыты только ноги, к животу она прижимает грелку.

Мне даже не хочется беспокоить её своим вмешательством. Я мог бы простоять так всю ночь, наблюдая за ней, но желание прикоснуться к её телу сильнее.

Забираясь с другой стороны, я обнимаю её. Мои губы прирастают к обнаженному плечу.

— Ты совсем пьяный, — меланхолично замечает Полина. Если бы только алкоголь мог хотя бы на ничтожный процент заглушить мою одержимость, я бы не просыхал, чтобы стать хоть немного нормальнее.

— Я не пьяный, малыш.

— Нет, я чувствую. Не люблю, когда люди пьяные, они не контролируют себя.

— Ты больше не увидишь меня таким.

— Всё в порядке. Я не против алкоголя. Просто не в огромных количествах.

Она поворачивается ко мне, откладывая грелку назад и медленно расстегивая верхнюю пуговицу на моей рубашке.

— Ты всё ещё против того, чтобы я рисовала на заказ?

— Я не поменял своё мнение за один день, Полина.

— Тогда хотя бы не лезь больше в мой телефон. Мне неприятно, что ты настолько всё контролируешь.

Поглощающее меня желание полностью контролировать всё, что у неё происходит.

— Поклянись, что этого больше не будет.

— Я клянусь тебе.

— Ты клянёшься пьяным. Скажешь это, когда будешь трезвым.

Бедная девочка. Она думает, что отсутствие информации из её телефона как-то повлияет на мою адекватность. Но не понимает, что я ёбаный псих, то и дело мечтающих только о том, чтобы её глаза видели только меня, одного меня, никого, кроме меня.

— Если ты продолжишь следить за моим телефоном, то я буду делать так, что ты не сможешь это контролировать.