Светлана Алюшина - Счастье среднего возраста
— Идите, ягодки поешьте, — сказала детям.
Они скатились с лавки и побежали в огород.
— Да в ведерке полощите, что Коля дал! — вслед им напомнила женщина и, повернувшись к Сашке, представилась: — Я Серафима Лукинична, все просто Лукиничной зовут, а мужа маво — Ильичом. Я тут пироги затеяла, надо пострелят подкормить, худые больно, да и вас побаловать!
— А где Ирина? — спросила Санька.
— Ирочка-то? Так они с Колей на речку пошли, купаться.
— Что-о?! — до глубины души поразилась Сашка. Она, не глядя, села на лавку, уставившись потрясенно на Лукиничну.
Этого не может быть!
— А чего такого-то? — подивилась Лукинична, вприщур глянув на Сашку. — Вода хорошая, теплая. Чего не поплавать-то?
Сашка прижала обе ладони к губам, борясь со слезами радости, рвущимися фонтаном наружу.
— Ты чегой-то, плохое что подумала? — насторожилась Лукинична.
Сашка энергично замотала головой, не в силах ничего сказать. Вот не могла, и все — либо говорить, либо со слезами бороться!
Справилась. Перевела дыхание.
— Ира боится незнакомых людей, — непонятно объяснила она.
— Какие ж мы незнакомые! Мы свойские!
— Да! — рассмеялась сквозь предательски выкатившиеся таки слезы Сашка. — Это точно!
— Ты чего ревешь-то? — допытывалась неугомонная бабулька.
— От счастья!
— От счастья — это правильно. А с Ириной-то что? Болеет? Чего людей сторонится?
— Болеет. Ее сильно избили. Очень сильно. И напугали. Она боится всего. И дети у нас… тоже всего боятся, людей боятся.
— Ты не переживай, Шуронька! — присела рядом с ней на лавку Лукинична, обняла за плечи теплой, натруженной рукой и прижала к своему боку. — Мы их откормим, отогреем. Вишь, вон с Коленькой-то на речку пошла-а! И детки щебетят — не боятся! Это сразу-то! Вчерась в ночь приехал, мы с Ильичом слыхали. А утречком-то шумнул меня — иди, говорит, Лукинична, познакомься с новыми жильцами. Я и прибегла. А уж они, малые-то, поначалу испужались, за Шарика спрятались, так я их вытащила, расцеловала. Отошли! Вон как гоняют, зайчатки! Все сладится, ты не боись, Шурочка, мы за ними приглядим!
Сашка отлепилась от убаюкивающего теплого бока.
— Спасибо вам большое!
Лукинична по-матерински нежно погладила Сашку по голове большой шершавой ладонью с застарелыми, потемневшими трещинами от непростой тяжкой работы.
— Это тебе поклон до земли, что их сюда определила! Коля сказал: ты попросила. Что Бог даст — то жизнь покажет, глядишь, и Коленька при них отогреется! — И спохватилась, поднимаясь: — Чой-то я тут, старая, разболталась! Пироги-то! Кавалер твой где?
— Здесь, — отозвался Иван.
Он стоял опершись об угол дома и слышал весь их разговор и мрачнел.
«Да, Александра Владимировна, непростая ты барышня! Свалилась же мне на голову! И что теперь с тобой делать? Что дальше делать-то?!»
Дня через два все разрешится и закончится — уж как разрешится, бог знает — как получится, так и разрешится! Но все встанет на свои, положенные места.
И что дальше?
Или нет ничего дальше — каждый вернется в свою жизнь? Он очень надеялся, почти был убежден, что бы она там ни скрывала — если что-то скрывает вообще, уверяет же, что ничего не знает, — но, что бы это ни было, даже то, о чем он подозревает в своих версиях, это не участие в криминале!
Дай-то бог!
— Пошли на речку, Сань, — предложил он.
— Давай! — преувеличенно бодро согласилась она.
— Ванюш, ты чего синий-то? Дрался, чтой ли? — спросила Лукинична.
Иван разулыбался, сграбастал старушку в объятия и расцеловал в обе щеки.
— Отстаивал честь дамы!
— Дело хорошее! — звонко рассмеялась Лукинична.
— Александра Владимировна!
От калитки к Саше быстро, почти бегом шла Ирина, радостная, в легком летнем сарафанчике, с полотенцем на плече. Сзади, на пару шагов за ней, шел Коля.
— Иринка! — улыбнулась Сашка и поспешила навстречу.
Ира остановилась, словно на стену налетела, в глазах темной волной полыхнул ужас, полотенце упало с плеча, она сцепила ладони в замок.
Да что такое? В чем дело?
Сашка испугалась больше ее.
«Ах ты ж черт! — дошло до нее. — Синяки! У меня все лицо в синяках. И губы разбиты! Вот в чем дело!»
— Ир, не пугайся! — Подошла, обняла. — Мы с моим знакомым попали в аварию.
— Все живы, здоровы, побились немного, синяки заработали! — подошел к ним Иван. — Я тот самый хороший знакомый. — Сделал акцент на «хороший» специально для Сашки.
— Меня зовут Иван.
— Вы что, свою машину разбили, Александра Владимировна?
Сашка всмотрелась — отошла, ушел ужас из глаз и оцепенение.
— Нет, не мою. Его! — Она ткнула указующим перстом в сторону Ивана.
— А ваша машина где?
А что, у нее есть машина? Где ее машина? На стоянке в Чертанове, вот где ее машина.
«Совсем я с разума съехала с этими гонками, преследованиями!» — посетовала про себя Санька.
В электричке, сев к окну, Сашка замолчала надолго, прислонила голову к стеклу и тихо улыбалась, все вспоминала сегодняшний день. Они наплавались в речке до мурашек и синих губ, вернувшись, всем гуртом накрывали на стол, даже дети помогали — выполняли «важные» поручения Коли: то лук с грядки повыдергивали и притащили к столу вместе с комьями земли, то тарелки из дома несли. За старания были расхвалены и очень собой гордились.
Долго сидели за столом, за пирогами и щами из свежей капусты, хохотали, слушая байки Ильича — сухонького маленького старичка, сморщенного, как старый гриб, с удивительно острым взглядом мудрых глаз.
Потом они с Иваном засобирались возвращаться. Сашка отвела Ирину в сторону и все допытывалась, не страшно ли ей здесь остаться.
— Нет, Александра Владимировна, не переживайте, мне здесь нравится, и Николая я не боюсь, мне даже с ним спокойно. И детям нравится здесь. Только как же работа? Как вы без секретаря будете?
— Не волнуйся, я придумаю что-нибудь, главное, чтобы вам хорошо было, чтоб вы с детьми сил набрались. Если что, звони! — наставляла Сашка. — Я сразу приеду и заберу вас!
Лукинична собрала им целую сумку продуктов с собой: пирожки, овощи, ягоды с огорода — и все расстраивалась, что не погостили подольше. Провожали их с детскими слезами, напутствиями и долго махали вслед. Сашка развернулась на заднем сиденье и смотрела, как удаляются Лукинична с Ильичом, держащие на руках по малышу, и Ирина, все махавшая и махавшая рукой. И Саше стало так тоскливо!
Ирина и дети ворвались в Сашкину жизнь неожиданно, страшно и стали единственно родными и любимыми людьми. Семьей.
