Ирина Волчок - Тихий омут
— Отец? — переспросила она рассеянно. — У кого, у Воронцовой?.. Понятия не имею. Я знаю только, что она племянница губернатора. А ведет себя скромно. Да, в общем-то, обе группы нормально себя ведут, несмотря на родственные связи… Они же там почти все из таких семей. Нет, правда — даже удивительно. Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?
— Абсолютно согласен! — горячо заверил ее полу-Дюжин. — Действительно, скромные… Вот никогда бы не подумал… И стараются, да… Удивительно.
— Удивительно, — повторила Вера. — А еще удивительнее, что этот недоразвитый Кошельков пальцы гнет. Мама у него, видите ли, на телевидении работает! Хоть бы уж не позорился, честное слово… Говорят, мама у него на том телевидении шестерка какая-то, чуть ли не уборщица. К тому же ее увольнять собрались. А он на каждом углу про маму звенит. Над ним уже весь курс смеется. Да бог с ней, с мамой! Если бы у самого хоть полторы извилины было, так и наплевать, кто там мама, хоть рецидивистка… Дети за родителей не отвечают. Но у Кошелькова, к сожалению, никаких извилин нет. Наверное, все-таки в маму пошел. Зачем он к нам поступил? Да еще на платной основе. Выброшенные деньги. Шел бы сразу в дворники, продолжил бы династию… Вы со мной согласны, Эдуард Юльевич?
Полу-Дюжин и в этом с Верой горячо согласился, распахнул перед ней дверь деканата, но опять не придержал. Ладно, черт с ним. Половина — она и есть половина, во всем. Полу — джентльмен. С точки зрения мутной науки психологии случай довольно интересный. Но и довольно противный, не будем скрывать…
В деканате Петров и Отес объясняли двум заочницам основы стихосложения. Заочницы работали в университетской библиотеке и время от времени использовали свое служебное положение в личных целях. Отес воспринимал вынужденное бесплатное репетиторство спокойно, Петров сердился.
— Ну, хоть бы учебник прочли! — кричал Петров на девочек. — Там же все по полочкам разложено! Как дважды два! С примерами! Вот…»Буря мглою небо кроет…» Это у нас что?
— Это у нас хорей, — входя, сказала Вера. — Здравствуйте все. Это не экзамен, нет? Прошу не снижать балл за подсказку, я нечаянно.
Петров кивнул и хмуро буркнул:
— Привет, Вер…
— Здравствуйте. Вера Алексеевна, здравствуйте, Эдуард Юльевич… — Отес поднялся из-за стола и сел только после того, как Вера села в свое любимое кресло. Отес был не половиной, а целым джентльменом. — Нет, это не экзамен. Мы объясняем, чем ямб отличается от хорея. А также — от дактиля, анапеста, амфибрахия и тоника. Ну, и от гекзаметра, конечно.
— Мелодией, — не подумав, ляпнула Вера. И тут же спохватилась: ну, сейчас начнется!
Ну, и началось, конечно.
— При чем тут мелодия? — раздраженно вскинулся полу-Дюжин: он всегда болезненно реагировал на суждения дилетантов о предмете, в котором был почти профессором. Полу-профессором. Вспомнил, что недавно получил от Веры ценную информацию, и несколько мягче продолжил: — Размер следует высчитывать. Откуда вы знаете, что это хорей? Вы же даже не считали!
— Чего там считать, и так слышу…
Вере не хотелось разговаривать с полу-Дюжиным на эту тему, уж очень он дурной был. Полудурок. Но тот никак не мог успокоиться:
— Что значит «слышу»? никто не слышит, а вы слышите!
Отес и Петров быстро переглянулись и заулыбались. Но промолчали. Конечно, кому хочется с полудурком связываться. А слабой девушке, значит одной за правду бороться…
— Да все слышат, Эдуард Юльевич, — ласково сказала она. — То есть почти все. Просто не все знают, как называется тот размер, который они слышат. Один раз связать мелодию… ну, хорошо, стихотворный размер с названием — и все, больше никогда не перепутаешь. И считать незачем.
— Нет, что значит «незачем»? — совсем обиделся полу-Дюжин. — Все стихи выучить невозможно! А как вы узнаете размер незнакомого стихотворения, если не будете считать?!
— Услышу, — равнодушно ответила Вера.
Не надо было с ним в пререкания вступать, с полудурком. Еще забудет от расстройства, что она говорила о Лиле Воронцовой…
— Вера Алексеевна, может быть, вы объясните барышням, как вы слышите размер? — зачем-то вмешался Отес. Вот ведь некстати. Знает же, что опять все склокой может кончится.
Вера с немым упреком глянула на него и даже головой досадливо качнула, но барышням все-таки объяснила:
— Ямб: вода — вода — вода — вода… Почти весь «Евгений Онегин» написан ямбом. Хорей: воды — воды — воды — воды… «Буря мглою…» Дактиль: водами — водами — водами — водами… Например, «Что-то мне видится, что-то мне слышится…» Амфибрахий и анапест…
— Водою — водою! Водосток — водосток! — радостно крикнули девочки хором.
— Верочка, вы гений, — очень довольным голосом сказал Отес.
— О! О! О! О! — закудахтал полу-Дюжин. Это он так смеялся. — Так для вас, Вера Алексеевна, вся поэзия — это вода, я правильно понимаю?
Петров заржал, Отес вздохнул и внимательно уставился на полу-Дюжина, Мириам Исхаковна радостно заверещала с порога:
— Для Веры Алексеевны всё беда! Она даже буквы не отличает! Русские от нерусских! Представляете, Эдуард Юльевич? Вот где беда! Всем доброго утречка…
При появлении Мириам Отес символически привстал с кресла, но тут же опять сел. Ага, даже у Отеса джентльменство — это вопрос отношений. Петров вообще на Мириам внимания не обратил. Библиотечные девочки подхватились и выскочили из комнаты, сразу за дверью нахально захохотав на два голоса. Полу-Дюжин растерянно похлопал глазами и подозрительно спросил:
— Вы о чем, Мириам Исхаковна? При чем тут буквы какие-то?
— Ой, Мириам Исхаковна, как хорошо, что вы пораньше пришли! — радостно заговорила Вера, чтобы не дать увести разговор от волнующей ее в данный момент темы. — Доброе утро! Вы сегодня прекрасно выглядите! И шарфик так оживляет! Я у одной ведущей по телевизору недавно видела… Последний крик моды. Кстати, о телевидении. Говорят, мать Витосика… в смысле Витольда Кошелькова увольняют с работы. Может, вы какие-нибудь подробности слышали? Вы же с ней дружите все-таки.
Мириам, начавшая было таять от массированного залпа комплиментов, закаменела лицом, нервно уцепилась за шарфик — последний крик, торопливо сгребла со стола конверт с экзаменационными билетами и громко затопала к двери, на ходу холодно обронив:
— С какой стати мне с Кошельковой дружить? Я ее даже не знаю…
Петров хотел что-то сказать, но глянул на Веру и промолчал. Отес встретился с ней взглядом, укоризненно качнул головой, но глаза у него смеялись. Полу-Дюжин напряженно думал, и итог раздумий был написан у него на лице: раз Мириам открещивается от дружбы с Кошельковой, значит, ту действительно увольняют… Следовательно, и все остальное, что говорила Вера, — тоже правда. Ай-я-яй, а он-то собирался сегодня душу отвести на этих дебилах… Хорошо, что вовремя узнал. Но все-таки, какая дура эта Вера Алексеевна! Если бы он первый узнал такую информацию — ни за что никому не сказал бы. Посмотрел бы на этих принципиальных, как они пары высокопоставленным отпрыскам лепили бы… Поразвлекался бы, когда этих принципиальных фэйсом об тэйбл повозили бы в кабинете ректора… Нет, конечно, спасибо Вере Алексеевне за своевременный сигнал, но какая ду-у-ура все-таки!.. Вот примерно так Вера поняла полу-Дюжинские раздумья. Она очень надеялась, что поняла правильно. Все-таки Марго Терентьевне, считай, открытым текстом пообещала. Да и вообще обе группы действительно сильные, хорошие ребята, чего их на съедение полупридуркам отдавать…
