Кристина Щукинская - Лабиринты
***
Да уж, угораздило! Воспоминания закружились вальсом, подобно сухим осенним листьям на ветру. Ксения зажмурилась, судорожно сжала руль свободной рукой, другой пыталась удержать мобильник, показавшейся свинцовой гирей. Почувствовала тесное пространство машины, поняла - не упадет в обморок от непрошенных мгновений из прошлого, вновь бесцеремонно вторгающихся в ее настоящее.
Она снова прикрыла глаза, сосчитала до десяти. Благо, пробка разрослась на соседние две улицы. Можно заглушить мотор, расслабиться, смотреть, как стеклоочистители стараются, сгоняют влагу с лобового стекла, как габаритные огни впередистоящей машине отражаются в мутной воде на выщербленном асфальте.
Да разве хотела она назвать сына так? Нет, Ксения всеми силами старалась уберечь ребенка от судьбы того, кто лишил ее сна, того, кто ушел так рано, даже не оставив ничего взамен, кроме саднящей боли в душе, да удушливого чувства вины, время от времени накрывающего темным беспросветным пологом.
Детей у них с Андреем долго не было. Так она решила для себя, решила за них двоих. Не время. Они не готовы. Сначала надо Андрюше закончить учебу, ей устроится на хорошую работу. Затем надо встать на ноги. Успеется, обождется с детьми. Затем пошел черед похорон власти, один титулованный старец сменял другого, нагрянула Перестройка, как лавина смела старые устои. Родители практически остались ни с чем. Были "элита", превратились в "старый совок".
Жизнь со скоростью ретивой метлы распихивала по пространству Союза новые законы и порядки. Умерла бабушка. Затем, спустя пару лет, отец не выдержал, глядя, как гибнет государство, в котором он чувствовал себя частью "избранных" граждан. Вслед за ним ушла мать.
Ксения с честью достоинством выдержала испытания, не билась в истерике, не пыталась клясть судьбу. Она уже давно тешится ею, словно щепкой в океане. Забрала самое дорогое, то, что никогда не было по праву её. Так зачем напрасно роптать на закон жизни? Родителей должны хоронить дети, но никак наоборот.
Андрей, конечно же, был рядом, помогал, правда, больше словом, чем делом. Сын Вадима говорить любил, умел, так же, как и мечтать, придумывать грандиозные проекты. Благодаря его дружбе с Борисом Кляйном и их совместной учебе во ВГИКе, удалось попасть на только зарождающееся совершенно иное телевидение, готовое быть рупором перемен в новой стране. Ксения стала "лицом" канала, не брезговала любой работой, даже сунулась под пули в ноябре 93-го года, будучи на пятом месяце беременности.
Ксения мечтала о девочке. Маленькой принцессе, у которой будут светлые глаза Андрея, мягкая улыбка, ее каштановые волосы. Казалось, что она сможет предостеречь дочь от ошибок молодости, поможет правильно подсказать путь, направит ее чутье в сторону мужчины, который будет любить, оберегать, ласкать, но самое главное - девочка будет любить. Не будет отрицать чувства. У нее не будет бессонных ночей, сдавленных рыданий в подушку от того, что засыпает рядом с ней другой, более мягкий, ранимый, милый, заботливый, который будет прекрасным отцом...
И у него всего один недостаток, но сразу же перечеркивающий все видимые достоинства - имя у её мужа не Вадим Метлицкий...
Однако судьба в очередной раз, коварно усмехнувшись, вонзила в спину острозаточенные когти. Роды оказались трудными. Вокруг Ксении сосредоточился весь медперсонал роддома. Она сначала находилась в сознании, затем проваливалась темную мглу, в которой то и дело проблесковыми огоньками мелькал белый свет хирургической лампы.
Боль уже давно не чувствовалась. Тело Ксении пребывало отдельно от ее медленно угасающего разума. Из ее утробы в мир пытался прорваться младенец, готовый к гонке за выживание, требовательно бьющий и разрывающий ее изнутри, готовый оповестить всех собравшихся первым криком о том, что он здесь, явился на свет божий.
В глазах Ксении было совсем темно. Чернильная мгла облепила со всех сторон, женщина потерялась, боялась, что падает в пропасть, но постепенно сделалось светло, проступили контуры салона автомобиля. Того самого, пахнущего излюбленным сортом сигарет, где бежевая кожаная обивка на сиденьях, а на зеркале висит безделушка в виде четок из сандалового дерева, громко играет диско...
За окном мелькало серой лентой шоссе, свивалось в клубок и распрямлялось за горизонтом; стальная кромка небес соединялась с дорогой, молнии плясали фиолетовыми бликами, как вспышки фотоаппарата. Ксении показалось, что подобное происходило с ней, но где и когда она забыла. Приказала памяти похоронить крохи воспоминаний под тяжелой плитой из черного мрамора, дабы больше никогда не видеть их, не слышать голос, не ждать его, напрасно зовя во сне...
Посмотрев в сторону водительского кресла, женщина заметила, что за рулем несущейся вперед на бешеной скорости, словно гоночный болид, машины, сидит Вадим. Тот самый, любимый, настоящий, такой, как в последний день...
Еще живой. Теплый. Надежный. Только её...
Он косо усмехнулся, тряхнул головой, возвращая непокорную челку на место, хрипло произнес:
- Моя ведьмочка зеленоглазая, холодно без тебя., тоскливо. Веришь? Душа к тебе рвется. Плохо мне. - Метлицкий замолчал, пристально оглядывая замершую пассажирку. - Оставайся со мной. Увезу тебя далеко, где есть море. Наше море, помнишь? Ялта, теплые камешки, звезды с неба падали, ты уезжать не хотела. - Вновь пауза. - Не бросай меня больше, Ксюха.
- Вадим, прости, - хрипло прошептала она, едва сдерживая рыдания.
Хотела притронуться к его руке, но поняла, что как будто невидимая преграда разделяет их, не дает даже сделать крошечное движение.
Ксения провела по воздуху рукой. Невидимое стекло разделяло ее от водителя машины. Вадим здесь, рядом, но нельзя к нему притронуться, прижаться к сильной груди, ощутить запах кожи. Слезы катились по щекам, ком рыданий подкатывал к горлу, но она так и не смогла заплакать в полную силу.
- Не за что прощать тебя, девочка моя. Всё делаешь, как просил, - Вадим широко улыбнулся, однако в больших синих глазах, напоминающих горные озера, застыли слезы.- Была бы ты тогда такой послушной. - Метлицкий хмыкнул, закурил сигарету. Выпустив струйку дыма, окинул пассажирку пристальным взглядом, от которого никогда не было спасения, а сердце заходилось в безумной пляске. Добавил тихо, но Ксении показалось, что прорычал: - Держись!
Машина полетела вперед пущенной стрелой. Посреди дороги выросла бетонная стена. Ее приближение Ксения видела в покадровом изображении, словно при монтаже репортажей. Привычные картинки на экране мелькали, сменяли одна другую, но сейчас она была бессильна попросить монтажера, чтобы тот прекратил безумное мельтешение.
