Александра Торн - Драгоценный дар
Через десять минут она призналась себе, что ее совершенно не волнует «Снег для Смилы», только если вдруг за окном пойдет этот самый снег и немного остудит жаркую хьюстонскую ночь. А что ее действительно волновало, так это мужчина в соседней комнате.
Пич вышла замуж в девятнадцать лет и стала матерью в двадцать. Теперь, в сорок один год, она снова чувствовала себя восемнадцатилетней девчонкой. Взволнованной, возбужденной, испуганной.
От Ари ей хотелось гораздо большего, чем давал ей Герберт. Хотелось страстной любви, физической и духовной. Хотелось быть Евой для его Адама, «инь» для его «ян», замком для его ключа.
Ей хотелось родить ему ребенка.
Пич задрожала от этой мысли. Она и в самом деле сходит с ума, если думает о ребенке, когда у нее есть двое взрослых сыновей.
Пич попыталась отогнать эту случайную мысль. Но тихий голос в ее голове напоминал ей о том, что многие женщины за сорок рожают детей. Если это пристало Сьюзен Сарандон, то уж Пич Морган и подавно.
Чтобы заставить умолкнуть этот тихий голос, она пошла в ванную, вынула из аптечки аспирин и запила его водой из-под крана. Вернулась в свою комнату, надела коротенький халатик, затем открыла дверь и вышла в коридор, намереваясь спуститься на кухню и приготовить себе стакан теплого молока, чтобы успокоиться и уснуть.
Через несколько минут Пич обнаружила, что держится за ручку двери в комнату Ари. Она только зайдет на минутку взглянуть, как он там, сказала она себе, проверить, не сползла ли повязка. Если он спит, то никогда ничего не узнает. Если же нет… ну, она что-нибудь придумает.
Она слегка приоткрыла дверь и на цыпочках зашла в комнату. Видимо, перед сном Ари раздвинул шторы и поднял жалюзи, потому что она увидела молнию, сверкнувшую над дельтой Буффало.
Широко раскрыв глаза, Пич ждала, пока они привыкнут к темноте, затем подошла к кровати и взглянула на Ари. Ари лежал на животе, уткнувшись лицом в подушку. Ее глаза раскрылись еще шире, когда она увидела, что простыня соскользнула ниже бедер и открыла ее взору гораздо больше, чем она ожидала увидеть.
Вырастив двух атлетически сложенных сыновей, она все же не была готова увидеть Ари Раппапорта в чем мать родила. Совершенство его тела восхитило бы даже Микеланджело.
Его обнаженные плечи казались более широкими, талия более узкой, а ягодицы намного более крепкими теперь, когда на нем не было одежды. Пич еле сдержалась, чтобы не застонать восхищенно. Голова у нее закружилась, когда она представила себе, как целует каждый дюйм его тела.
Низкий голос, полный едва сдерживаемого смеха, нарушил тишину.
— Ты достаточно видела, — спросил Ари, — или хочешь, чтобы я еще ниже спустил простыню?
Лицо Пич вспыхнуло. Слава Богу, здесь слишком темно, чтобы он мог увидеть ее лицо.
— Я только хотела проверить, не сползла ли повязка.
— Тогда будет удобнее, если ты включишь свет, — ответил он.
Не успела она возразить, как он перекатился на бок и щелкнул выключателем.
Хотя простыня соскользнула еще ниже, она не смогла отвернуться. Знал ли он, что мучит ее? А если знал, придавал ли этому значение? Президент Джимми Картер как-то сказал, что нет ничего страшного в том, чтобы возжелать в сердце своем. Она от всей души надеялась на это.
— Я старалась двигаться тихо, — сказала она. — Как ты узнал, что я здесь?
— Ничто в мире не пахнет так приятно, как ты, леди босс.
От этого комплимента сердце ее забилось быстрее.
Ари натянул простыню до пояса и невольно застонал, когда его раненая спина коснулась подушки.
— Не садись так, если тебе больно.
Он радостно улыбнулся ей:
— Не хочу, чтобы ты разговаривала с моей спиной. Мама учила меня, что это невежливо. Кроме того, мне нравится на тебя смотреть, особенно в таком наряде.
Пич поплотнее запахнула халатик, хотя, если задуматься, запахивать было почти нечего.
Его улыбка стала еще шире.
— В Центре Аллена ты спрашивала, откуда я узнал, что ты в моем кабинете. Я тебе тогда не ответил, потому что боялся, что ты мне не поверишь. Правда в том, что я чувствую тебя и знаю, когда ты находишься рядом.
Ради этих слов стоит жить, подумала Пич. Если, конечно, он говорит серьезно.
— Это правда?
— Ты задела меня за живое с первого дня, когда я увидел тебя, леди босс. В день смерти твоего отца я понял, что ты не просто задела меня. Ты убила меня наповал. Я знаю, что сейчас не время и не место тебе это говорить… — Голос его замер. Он опустил глаза.
— Говорить что? — спросила Пич.
— Я сказал это там, в моем кабинете, когда думал, что ты меня не слышишь, и все время потом собирался сказать тебе об этом еще раз.
В наступившей тишине Пич слышала стук своего сердца, громкий, как африканский тамтам.
— Что?
— Я тебя люблю.
«Ты тоже убил меня наповал», — подумала Пич, и колени у нее подогнулись. Она опустилась на кровать рядом с ним, так близко, что ощутила жар его тела.
— Надеюсь, ты это говоришь серьезно, потому что, если ты пошутил, я этого не переживу.
— Я говорю серьезно. Эти слова я сказал только одной женщине до тебя. После ее смерти я думал, что никогда не произнесу их снова. Мне так хочется заняться с тобой любовью, что я готов лезть на стенку.
— Я тебе не откажу.
К ее безграничному изумлению, Ари покачал головой:
— Не здесь и не сегодня. Я хочу, чтобы в первый раз у нас все было идеально. — Он взял ее руку и поцеловал один за другим кончики пальцев, потом прижался губами к ладони. Она ощутила эту ласку всем телом. Никогда еще она не чувствовала ничего подобного!
— А мне все равно, — прошептала Пич, когда смогла произнести хоть слово. — Мне не нужны свечи и скрипки, если ты это имеешь в виду. Мне нужен только ты.
Пич сидела напротив Ари за завтраком, наслаждаясь приятным тихим утром, и недоумевала, почему она позволила ему уговорить себя вернуться в свою комнату вчера ночью. Сердце у нее бешено колотилось при одном взгляде на него. Она чувствовала себя молодой, живой и счастливой до глупости.
В понедельник утром они оба снова пойдут на работу, ему предстоит решать, как выпустить очередной номер на руинах редакции, а ей — как снова встретиться лицом к лицу с Синди. Но в ту минуту ей казалось, что до понедельника целые годы. Сто лет, не меньше. Когда она смотрела на Ари, время будто останавливалось.
— Нам надо поговорить, — прервал он ее размышления.
Пич не возражала.
— О чем?
— О нас. Как мы будем жить дальше.
— Вот вы где! — воскликнула Белла, появившись в самый неподходящий момент.
Мать одарила их благожелательной улыбкой священника, объявляющего молодых мужем и женой.
