Ширл Хенке - Беспутный и желанный (Клятва верности)
«Как все плохо!» – подумала Ребекка. Его руки были холодными и чужими. Никакого трепета она не ощущала, не было и пламени, которое мгновенно вспыхивало, когда они с Рори касались друг друга. Но ирландец покинул свою возлюбленную, променял ее на рулетку и денверских шлюх, предоставив ей самой заботиться о себе и об их ребенке.
С большим трудом она нашла нужные слова.
– Это очень серьезный вопрос, Амос. Я должна обсудить его с отцом. Вы узнаете мой ответ утром. Вас это устроит? – Ребекка испугалась, что чем-то обидела его, но в его глазах не отразилось никаких чувств.
– Я с нетерпением буду ждать, когда наступит утро.
Он слегка улыбнулся и приложил пальцы к своим губам, посылая ей на прощание весьма прохладный воздушный поцелуй.
Перед тем как явиться к отцу в кабинет, Ребекка наплакалась вволю. Глаза у нее опухли и покраснели от слез. Сжавшись в комочек в кресле напротив отца, она выглядела истинным воплощением горя, отчаяния и раскаяния.
– Прости, папа, но я не могу согласиться на предложение мистера Амоса, не рассказав тебе всей правды, хотя Леа настаивает на моем молчании.
– Если тебе хочется поделиться своими проблемами с отцом, я тебя слушаю, Ребекка.
История грехопадения младшей дочери, рассказанная сбивчиво и прерываемая рыданиями, обрушилась на него словно ледяной водопад и потрясла душу.
«О Боже, почему не только я, но и любимейшее дитя мое стали жертвой проклятых ирландцев?»
Вновь обретя дар речи, он спросил:
– Значит, ты не выйдешь замуж за Амоса?
Эфраим Синклер страшился того, что она ему ответит, но все же задал этот вопрос.
– Не знаю… Я знаю только одно. Я должна сказать ему про ребенка. Я не могу предстать перед святым аналоем с ложью в душе. Все равно он узнает всю правду, и очень скоро.
Ребекка была слишком растерянна и несчастна, чтобы ощущать неловкость при разговоре с отцом на эту тему.
– А может быть, и не узнает, – осторожно произнес отец. – Подумай о судьбе невинного младенца, Ребекка. Дитя вырастет без отцовской заботы и ласки, если… мы не предпримем некоторых действий. Амос может поверить, что ребенок от него. Он будет беречь его, как сокровище, ведь его первая жена не могла подарить ему наследника.
При этих словах отца Ребекка вздрогнула и с испугом посмотрела на него.
– Ты… Ты хочешь, чтобы я лгала… обманывала?
Все, во что она верила и что было ей дорого, рушилось одно за другим. Сначала Рори… Теперь отец. Он учил ее соблюдению высокой морали и правдолюбия, говорил о чести, чувстве долга и справедливости. Теперь он сам опровергал свои проповеди.
Эфраим заметил, с каким ужасом она смотрит на него.
– Конечно, то, что я сказал, звучит некрасиво. Согласен. – В печальной задумчивости он провел ладонью по своей благородной серебряной седине ото лба к затылку. Тяжело вздохнув, он продолжил:
– Я пытаюсь найти способ, как спасти тебя от мук и позора. И твое дитя, которому безвинно придется всю жизнь нести тяжкий крест и страдать. Ведь ребенок не просил тебя производить его на свет. Ты зачала младенца помимо его воли. И Амос будет гораздо счастливее, если поверит, что ты пошла под венец добровольно, а не для того, чтобы заиметь отца для своего ребенка. Вероятно, кто-то назовет мои рассуждения софистикой, но тебе не надо осквернять уста ложью. Достаточно просто скрыть, кто настоящий отец. Да и Амос вряд ли станет задавать тебе какие-то вопросы.
– Но… – Щеки Ребекки стали пунцовыми от стыда. – Но ведь ребенок… Так получится, он родится раньше положенного срока… намного раньше… я рассчитала…
Растерявшись, она оборвала фразу и закрыла руками лицо.
– Пара месяцев не составит большой разницы. Младенцы часто рождаются преждевременно, и в этом нет ничего странного. Все знают, что природа преподносит разные сюрпризы. Твоя ошибка с ирландцем – а я не могу не считать это ошибкой молодой невинной души, а не смертным грехом – не нуждается в публичном покаянии. Я вижу, как ты терзаешь себя, как раскаиваешься в содеянном, и уверен, что Бог милостив и позволит скрыть беду, постигшую нас, от посторонних. Вполне возможно, что Божий промысл и состоит в том, чтобы ты и Амос стали мужем и женой.
– Ты считаешь, что так было предопределено свыше – что Рори бросит меня? – В ней вдруг проснулся гнев. – Разве мог милостивый Господь так безжалостно поступить со мной?
– Ребекка! Не богохульствуй!
Голос священника окреп. Он выпрямился в своем кресле.
– Прости, папа, но… – Она поникла и не смогла больше говорить. Тяжесть предательства, совершенного Рори, давила на нее.
– Я знаю, что ты мне хотела сказать, Ребекка. Ты сочла себя обвенчанной, пусть не в церкви, но перед Богом. Ты обманулась, но Мадиган обманул тебя сознательно, добиваясь своей цели и давая ложную клятву. Весь грех падет на него. Ты напрасно ждала, что он останется верен своим обещаниям. Люди его веры могут поклясться в чем угодно и потом отречься. Для них священна только клятва, данная в католической церкви. – Эфраим помолчал, понимая, что его слова ранят дочь, но боль, которую он причинял ей, очищала его душу. По крайней мере он на это надеялся. – В моей жизни случилось то, о чем я не рассказывал никому. Это было давно, в Бостоне. До того, как я встретил твою мать…
Догадываясь, о чем намеревается поведать отец, Ребекка похолодела.
– Из-за этого ты ненавидишь ирландцев?
Выражение лица Эфраима на мгновение смягчилось. Он улыбнулся дочери.
– Ты все схватываешь на лету, Ребекка. Поэтому я всегда гордился тобой. Да, дочка! Я был влюблен в девушку-ирландку. Она служила горничной в доме моего друга. С первого взгляда меня околдовали ее голубые глаза и черные как смоль волосы. Дьявольски красивый народ – эти ирландцы!
У Рори тоже были голубые глаза и темные волосы.
Отец продолжил свой рассказ:
– Я был молод и учился в колледже. Я только что перешел на богословский факультет. Как ты знаешь, наша семья всегда пользовалась уважением, хотя и не имела больших денег. Я пренебрег советами родителей и тех добрых людей, кто мне покровительствовал… Я ухаживал за Кэтлин, и мы стали любовниками. Подобно вам мы поклялись не расставаться до конца жизни. Но она не желала отказываться от католической веры и требовала, чтобы я отрекся от своей и перешел в лоно римской церкви.
Да простит меня Бог, я уже почти поддался искушению. Но твой дядюшка Магнус узнал об этом и сообщил отцу. Мои чувства подверглись испытанию, но мудрость и воля отца оказались сильнее моей воли. Я понял, что не могу отказаться от своего будущего поприща священнослужителя, на которое уже истратил столько времени и сил, да и денег.
