Эмма Чейз - Все закручено
— Я люблю тебя, Кейт. Все, что у меня есть хорошего в жизни; все, что действительно имеет значение — это только потому что есть ты. Если бы мы не встретились? Я был бы жалок — и, скорее всего, слишком туп, чтобы это даже понять.
Она смотрит на меня с непроницаемым лицом.
— Я рожаю, Дрю — я не умираю. — Потом ее глаза становятся шире. — Господи, я ведь не умираю, правда?
И вот, что помогает мне резко прийти в себя и перестать паниковать.
— Нет, Кейт. Ты не умираешь.
Она кивает.
— Тогда, ладно. Ну что б ты знал, я тоже тебя люблю. Люблю, что ты финансируешь будущее Маккензи, потом что ты не перестанешь ругаться. Люблю, как безжалостно ты дразнишь свою сестру, но ты убьешь любого, кто обидит ее. Но больше всего… я люблю то, как ты любишь меня. Я постоянно это чувствую… каждый день.
Я подхожу к ней и беру ее лицо в свои ладони. Потом наклоняюсь и с нежностью целую ее в губы.
Она берет мою руку и сжимает ее. А потом решительно сжимает челюсть.
— Давай сделаем это.
* * *Оказалось, что все переживания напрасны. Потому что в 9-57 этого утра Кейт родила мальчика. И я был рядом с ней все это время. Разделяя ее боль.
В прямом смысле этого слова.
Вполне уверен, что она сломала мне руку.
Но кого это волнует? Несколько сломанных костей мало что значат — не тогда, когда вы держите трех с половиной килограммовое чудо.
Это я сейчас и делаю.
Я знаю, что каждый родитель думает, что его ребенок самый прекрасный — но будьте честными — он тот еще красавчик, вам не кажется? Клочок черных волос ровно лежит на макушке его головки. Его ручки, носик, губки — смотреть на них, все равно, что смотреть в зеркало. На его глаза, это глаза Кейт.
Он превосходен. Совершенство во плоти.
Надо признать, что родился он не совсем таким. Несколько часов назад он скорее напоминал орущего общипанного цыпленка.
Но он был моим орущим общипанным цыпленком, он все равно был самым красивым на свете.
Это нереально. Обожание. Почитание, которое просто переполняет, на него смотреть даже больно. Я люблю Кейт, больше жизни. Но на это потребовалось время. Я постепенно в нее влюблялся.
Это же… было мгновенным. Как только я его увидел, я тут же понял, что ради него могу прыгнуть голозадым в бассейн с аккумуляторной кислотой. Сумасшествие, правда? И я не могу дождаться, когда смогу учить его разным вещам. Показать ему… все. Как, например, менять колесо автомобиля, и подлизываться к девчонке, как бить по бейсбольному мячу, и как делать хук справа. И не обязательно в этом порядке.
Я привык смеяться над теми парнями в парке. Папашки со своими колясками и глупыми улыбками и барсетками.
Но теперь… теперь я их понимаю.
Голос Кейт отвлекает меня от созерцания моего малыша.
— Эй.
Голос у нее уставший. И я ее не виню.
— Как ты себя чувствуешь?
Она сонно улыбается.
— Ну… представь себе, это как помочиться дыней.
Я морщусь.
— Ой.
— Угу.
Ее взгляд падает на бледно-голубой сверток в моих руках
— Как там маленький парень?
— Хорошо. Мы тут просто общаемся. Лясы точим. Я рассказываю ему о важных вещах в жизни, как, например, девчонках и машинах, и… девчонках.
— Даже так?
— Да.
Я смотрю на нашего сына. А мой голос блаженный.
— Ты проделала такую большую работу, Кейт. У него твои глаза. Я люблю твои глаза — я когда-нибудь говорил тебе про это? Это было первое в тебе, на что я обратил внимание.
Она выгибает одну бровь.
— Я думала, что первое, что ты во мне заметил — была моя задница?
Я смеюсь, вспоминая.
— О, да, точно. Но потом ты повернулась и просто… сразила меня наповал.
Малыш издает пронзительный крик, завладевая нашим вниманием.
— Думаю, он хочет есть.
Кейт кивает, и я передаю его ей. Она расстёгивает свою пижаму, оголяя одну налитую грудь. Подносит малыша ближе, и он присасывается к ее соску, прям как знаток.
А вы ожидали меньшего? Это же мой сын как-никак.
Какое-то время я наблюдаю за ними. Потом опускаю руку вниз, чтобы поправить свой стояк в моих штанах.
Ненормальный. Да — я знаю.
Кейт улыбается и смотрит на мой пах.
— У Вас проблема там, мистер Эванс?
Я пожимаю плечами.
— Нет. Никаких проблем. Просто жду своей очереди.
Знаете, в этом мире есть два типа женщин: одни, которые пытаются понять, смогут ли они выдержать шесть недель без секса после рождения ребенка, также как и их парни. И есть вторая группа. Те, которые в предвкушении ждут ласк руками, губами, да еще каком предвкушении! Потому что они знают, что потом им отплатят тем же, когда запреты будут сняты.
Кейт определенно относится ко второй группе. Я это знаю, и это знает мой член.
— После кровавой бойни, свидетелем которой ты стал в родовой? Не думала, что ты когда-нибудь снова захочешь со мной секса.
У меня отвисает челюсть. От шока.
— Ты что, шутишь? Знаешь, я и до этого знал, что у тебя удивительное влагалище, но теперь, когда я увидел, на что оно способно? Для меня оно достигло статуса супергероя. На самом деле, я думаю вот как мы и должны его называть. — Я поднимаю руки вверх, изображая огромную вывеску. — Невероятная Киска.
Она качает головой. И улыбается, глядя вниз на малыша.
— Кстати, об именах… наверно, нам следует что-то придумать и ему, не думаешь?
Кейт и я решили подождать с именем, пока малыш не родится — чтобы убедиться, что оно хорошо ему подходит. Имя — это важно. Они создают первое впечатление о вас в мире. Именно поэтому я никогда не понимал, почему люди нарекают своих детей ярлыками, типа Эдмунд, или Альберт, или Монинг Дью.[41]
Почему бы уже совсем не церемонится и не назвать своего ребенка Болван?
Я наклоняюсь на стуле.
— Хорошо — можешь начинать первая.
Она водит взглядом по лицу ребенка.
— Коннор.
Я качаю головой.
— Коннор — это не имя.
— Конечно, имя.
— Нет, это больше фамилия. — И своим самым лучшим Терминаторским голосом я говорю, — Сара Коннор.
Кейт закатывает глаза. Потом говорит.
— Мне всегда нравилось имя Дальтон.
— Я даже не собираюсь что-то отвечать по этому поводу.
— Ла-дно. Колин.
Я фыркаю.
— Ну, уж нет. Звучит, как колония. И его прозовут Козел, как только он ступит на детскую площадку.
Кейт смотрит на меня с изумлением.
— Ты точно ходил в Католическую Школу? Звучит так, будто бы ты рос в колонии для несовершеннолетних.
Жизнь — это одна большая игровая площадка. Помните об этом.
Менталитет уличной стаи. Вам надо учиться с раннего возраста, как не быть слабым звеном. Это их сжирают. Заживо.
