Ненужная мама. Сердце на двоих (СИ) - Лесневская Вероника
- Я люблю тебя и боюсь потерять, - повторяет Гордей с печальной улыбкой. Невесомыми поцелуями собирает соль с моих щек. – Поэтому я ответил: «Нет». Нет, Вика, я бы не подвергал тебя опасности в ту ночь, если бы заранее знал, к чему все приведет. Потом я пытался все исправить, но сделал только хуже. Аборт был вынужденной мерой.
- Я бы никогда не согласилась на него, - мрачно перебиваю, на эмоциях пытаясь оттолкнуть его. Но он берет меня за плечи и держит цепко, как будто правда боится потерять. – Я ненавижу тебя за те слова, - срывается с губ, и я прикусываю нижнюю.
- Знаю, - послушно соглашается, поглаживая меня по голове, как ребенка. - Алиса была такой же…
Умолкает, мысленно ругая себя за упоминание о ней. Я же цепляюсь за эту информацию, как за последнюю ниточку. Медленно раскручиваю клубок колючей проволоки под высоким напряжением.
- Гордей? – зову ласково, веду ладонью по его бурно вздымающейся груди, останавливаюсь между ребер, которые буквально разрывает изнутри. - Как умерла твоя жена?
Он никогда не рассказывал о ней, а я не настаивала. Эгоистично оберегала себя от боли и ревности, предпочитая перечеркнуть этот факт его прошлого.
Гордей обязать забыть ее, а любить только меня – так я считала все эти годы, не заботясь о его чувствах. Сегодня наш первый откровенный разговор, и я с замиранием сердца жду ответа.
- В родах, - гремит, как похоронный колокол. - Остановилось сердце. Я был рядом, держал ее за руку, потом откачивал, - делает паузу, чтобы закончить морозным тоном: - Не откачал.
- А я… - пытаюсь выдавить из себя, но слова застревают в горле, а мысли выветриваются из головы. Остается выжженная пустыня, на месте которой мы хотим высадить цветущий сад. Получится ли?
- А ты пыталась повторить ее судьбу, - подтверждает он мои худшие предположения. - Долбаное дежавю. Похожий диагноз, упрямый характер, а вдобавок… осложнение двойней. И снова виноват я. Снова не смог ничего сделать. Не помешал. Я будто застрял в петле времени, - повышает голос, срываясь в обреченный крик. - У меня просто не было иного варианта, как спасти тебя. Аборт виделся мне единственным выходом. Я боролся за твою жизнь ценой наших двойняшек, как бы это ни было больно. Да, Вика, мне тоже было хреново в тот момент. Не каждый день подписываешь смертный приговор собственным детям, - сдавленно рычит, с трудом переводя дыхание. - Я думал, что защищаю тебя. От беременности, от самого себя, от… плохого исхода, в конце концов.
- В любом случае я бы выбрала детей, - выпаливаю импульсивно и жарко. - Не тебя и даже не… себя!
- Понимаю, - смиренно выдыхает и устало прикрывает глаза, но ни на секунду не отпускает меня. Прижимается губами к взмокшему от нервов и стресса лбу.
- Мне было действительно тяжело, - продолжаю откровенничать. - Я здраво оценивала риски – и шла на них осознанно. Каждый раз, когда меня увозили на скорой, когда я лежала на сохранении, когда томилась под капельницами, я молилась только о том, чтобы успеть выносить детей. Мне было очень страшно, Гордей, - признаюсь чуть слышно.
- Викуля, моя сильная девочка, - нежно нашептывает, убаюкивая меня в горячих объятиях. Несмотря на сложный разговор, чувствую себя уютно и гармонично с ним. Как будто обрела свой причал – и наконец-то могу отдохнуть после шторма.
- Неправда. Я слабая, - жалобно тяну, принимая успокаивающие поглаживания, что спускаются от шеи к пояснице. - Я постоянно тряслась и плакала. А еще… мне не хватало тебя.
- Я бы угробил тебя, - рявкает в отчаянии.
- Ты мне нужен был как мужчина, а не как врач. Просто родной человек, который был бы рядом, поддерживал меня и в худшем случае позаботился бы о наших двойняшках.
- Ты же солгала мне об аборте, - осторожно напоминает, а я вспыхиваю, как облитая бензином вата от брошенной спички. Сгораю дотла. – Оборвала все связи, перестала отвечать на звонки. Откуда я мог знать…
- Я защищала детей! Которыми ты решил пожертвовать! – возбужденно выплевываю ему в лицо.
Невидимым куполом на нас опускается тишина. Застываем, как каменные изваяния, и неотрывно смотрим друг на друга. Вопреки прогремевшей ссоре, мы становимся ближе. Сплетаемся корнями, превращаясь в единое целое.
- Все? – сипло уточняет он, не выдерживая напряженного зрительного контакта. - Это тупик?
Как же больно, оказывается, врастать друг в друга, чтобы стать роднее. Раны кровоточат, а мы просто обнимаемся, латая их нежностью. Разве можно разорвать эту связь теперь? После всего, через что мы прошли? И надо ли…
- А может, начало? – смягчаюсь, давая нам шанс на счастливое будущее. - Гордей, отпусти свою вину. Перед ней. Передо мной, перед двойняшками. Ты не бог и не можешь отвечать за чужие жизни. Все случилось так, как было предначертано свыше.
- Я не верю в бога, - грубо осекает меня.
- Верь мне, Гордей, - убеждаю, накрыв его щеки ладонями и заставив посмотреть на меня. - Ты ни в чем не виноват. Хватит съедать себя изнутри. Я прощаю тебя, и она… - на мгновение оглядываюсь в коридор. На душе становится легче, будто и я сама отпустила жену Одинцова. Перестала винить ее во всех грехах и готова идти дальше, не озираясь назад. - Мне кажется, она бы тоже тебя простила. И хотела бы, чтобы вы с Алиской были счастливы. Любая мать желает лучшего своему ребенку. С тобой малышка растет в любви и заботе. Ты прекрасный отец.
- Это не так, - сокрушенно усмехается. - Рус и Виола с тобой не согласятся.
- Виола без ума от тебя, она давно просила у меня «па». А у нас один папочка, другого мы не примем, - расслабляюсь и оттаиваю, стоит лишь заговорить о детях. Все остальное неважно, кроме них. - Что касается Руса, то он по-своему скучает по тебе. Сегодня даже порывался пойти со мной на свидание. Устроил скандал, когда я все-таки сбежала.
Слабая улыбка трогает его обескровленные губы, в холодных платиновых глазах загорается легкий огонек надежды, хмурое лицо проясняется – и передо мной совершенно другой Гордей, обновленный, милый и чуткий. Таким он мне нравится гораздо больше.
- Поехали к детям? – предлагает неожиданно, словно хочет сбежать отсюда.
- Подозреваю, что у тебя были другие планы на вечер, - виновато поджимаю подбородок, ковыряя пальцами пуговицы на его смятой рубашке.
- Я хреново планирую свидания - опыта нет. И знаешь, я бы с удовольствием покинул эту чертову квартиру…
- Гор, ты сказал, что до сих пор боишься притронуться ко мне, - аккуратно произношу, невесомо чмокнув его в уголок стиснутых губ. - Из-за возможной беременности?
- Да, я не хочу опять подставлять тебя под удар, - свободно чеканит, отбивая каждое слово. На дне зрачков поблескивает холодная сталь. - Потому что дико боюсь тебя потерять. И это очень давит психологически.
Впиваюсь в него взволнованным взглядом, читаю его эмоции, как в раскрытой книге, пропускаю через себя. Бедный Гордей, сам себя загнал в ловушку. Все эти годы варился в собственных чувствах, никого не впуская в истерзанную душу. Кроме меня…
Я пролезла слишком глубоко. Выпотрошила. Вывернула его наизнанку – и теперь бережно собираю по частям.
- Мы поедем к детям… чуть позже, - настойчиво говорю, сцепившись с ним взглядом, и нежно целую его. - Я хочу еще немного побыть с тобой наедине. А для твоих психологических барьеров существуют средства контрацепции, которыми в прошлый раз два взрослых, сознательных человека пренебрегли. В результате чего на свет появились прекрасные двойняшки. Я ни о чем не жалею. И ты не смей, слышишь! – прикрикиваю на него, а он покорно кивает. Непривычно видеть его таким податливым. - Считай, что это наш подарок судьбы. Впредь мы будем осторожнее, и тебе не о чем будет переживать.
- Я буду предельно осторожен, - роняет задумчиво. - Думаешь, я заслуживаю второй шанс?
- Я уверена в этом.
- И ты согласишься выйти за меня? – выгибает бровь, обезоруживая меня неожиданным предложением.
- Ты решил сразу все гештальты сегодня закрыть? – тихонько смеюсь, уткнувшись носом в лихорадочно пульсирующую жилку на его шее. Оставляю влажный след на коже. Спускаюсь поцелуями к треугольнику между ключицами, попутно расстегивая рубашку.
