Темный час (ЛП) - Фостер Дилейни

У меня, блять, перехватило дыхание, когда она забралась на мой стол на четвереньках, затем опустила локти, наклонившись передо мной. Задница в воздухе, сиськи у моего лица, ее глаза устремлены на меня. Гребаная львица, готовая убивать.

— Ты играешь с огнем, детка. — Я крепко сжал челюсти и поерзал в кресле, борясь с каждым гребаным первобытным инстинктом внутри меня.

Она поднесла палец к моим губам, заставляя меня заткнуться. Заткнуть меня, твою мать.

— Хорошо. Я люблю погорячее, — ответила она с ухмылкой.

А потом она встала и начала танцевать под музыку. Она крутила бедрами в такт, также как она каталась на моем члене. Ее рука скользнула по бедру к низу платья и задрала его над одной ягодицей. Без трусиков. Бляяяять. Я потер свой член через штаны, сильно сжимая его и отталкиваясь от стула, представляя, как зарываю свой член в ее тугую, горячую киску. Она схватила прядь своих волос, смахнув с шеи, и прикусила губу. То, как она двигалась, как закрывала глаза и раздвигала губы, пока ее руки блуждали по ее телу. Она танцевала так, словно я прикасался к ней, словно она чувствовала мои руки на своем теле, мой рот на ее коже, мой член в ее киске. Она танцевала, как одна из моих девушек в клубе. Заметьте: лучше, чем мои девушки в клубе.

Где, блять, она этому научилась? Черт побери.

Я вскочил со стула.

Она прижала крошечную ножку к моей груди, толкая меня обратно вниз.

Мои глаза сузились. О, детка, ты за это заплатишь.

Она повернулась, согнулась в талии, задрала платье и подставила свою идеальную задницу мне в лицо. Ее голова просунулась сквозь щель между ног, а руки пробежались по внутренней стороне бедер.

— Разве это не то, что тебе нравится?

— Ты, то, что мне нравится. — Я встал, бросая на нее взгляд, чтобы заставить меня снова сесть. Она облизала губы и поднесла руку к своей киске, идеальной, гладкой киске, мокрой и готовой. Я отдернул руку и шлепнул ее по заднице. Сильно. Достаточно сильно, чтобы оставить горячий красный след. Затем я разгладил его ладонью, когда приблизил свой рот к ее центру и провел языком от ее клитора до ее задницы. — Я собираюсь трахнуть тебя здесь… — Я провел языком по ее киске, затем вдоль шва ее киски, до самой задницы… — И здесь. — Я дразнил ее дырочку. — Пока я тебя не вытрахаю. — Я снова шлепнул ее по заднице. — Ты слышишь это, детка? — Я впился зубами в нежную плоть между ее бедер. — Я заставлю тебя кричать.

Она слезла со своей сцены, как хорошая чертова девочка, и я не теряя ни секунды, схватил ее за плечи и перегнул через свой стол. Кончики моих пальцев прошлись по ее позвоночнику. Это казалось нежным прикосновением. Но это было не так. Это было затишье перед бурей. Я давал ей время подготовиться. Ее руки схватились за край стола. Она знала.

Я расстегнул брюки и освободил свой член. Моя рука обхватила его основание, когда я задрал ее платье на заднице, круглой, восхитительной заднице, теперь красной от следов моих рук. Одним диким толчком я вошел в нее. Назад пути не было. Животное было освобождено.

— Блять, — вскрикнула она. Толчок. — Чендлер. — Толчок.

— Вот так, детка. — Я намотал ее волосы на кулак и откинул ее голову назад. — Скажи мне, кто, блять, владеет тобой.

Моя другая рука обхватила ее горло, используя мою хватку как рычаг, чтобы уничтожить ее киску. Горячую. Тугую. Влажную. И вся, блять, моя.

Я входил в нее, снова и снова, с неослабевающим напором, выбивая чертово дно каждый гребаный раз. Она кряхтела и стонала, передавая вибрации от своего горла к моей руке. Я сжимал сильнее. Ее крики становились громче.

Лучше этого ничего не было. Ощущение ее пульса, бьющегося в кончиках моих пальцев, ее тугая киска, душащая мой член, звуки ее стонов, заглушающие музыку — гребаный рай. Я не заслуживал ее. Я никогда не смогу заслужить ее. Но она необъяснимым образом была моей.

— Выходи за меня замуж. — Слова вырвались из моего горла и вырвались изо рта прежде, чем я смог их остановить. Я замер на середине толчка.

Она замерла: — Что?

Я наклонился, прижавшись всем телом к ее спине, а затем приблизил свои губы к ее уху.

— Я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж. Скажи всему гребаному миру, что ты моя. — Мне уже было недостаточно требовать ее киску наедине или ставить метки на ее коже там, где никто не мог видеть. Я хотел, чтобы весь мир знал, что она моя. Мне это было чертовски необходимо.

Она сглотнула. Ее горло подпрыгнуло под моей рукой.

Я медленно вышел из нее, оставив кончик, затем снова вошел.

— Возьми мое имя. Надень мое кольцо. — Я прикоснулся к чувствительной коже ее шеи, чуть ниже уха. — Черт, выходи за меня.

Слеза скатилась по ее щеке, когда она кивнула.

— Хорошо.

Я выдохнул и снова вошел в нее, медленно и легко, впервые в жизни.

— Да?

Она снова кивнула.

— Да.

Она сказала «Да».

Черт возьми.

Она сказала «Да».

Эннистон заслуживала большого романтического жеста — рекламного щита на стадионе «Янки» или яркой вывески на Таймс-сквер в канун Нового года. Она не заслуживала предложения из двух слов, в середине траха, но мы были здесь. Я никогда не претендовал на роль героя, и те два медленных толчка, которые я только что ей сделал, были как нельзя более романтичными.

— Антракт окончен, детка. — Я вошел в нее, сильно и быстро. — Время для кульминации. — Ее киска пульсировала и сжималась вокруг меня. Я крепко сжал рукой ее горло, а затем потянул за волосы. Все мое тело дрожало от желания обладать ею. Поставить ей синяки. Разрушить ее. Трахать. Мои яйца напряглись. Мои бедра дергались. Я вытащил свой член из ее маленькой сладкой киски как раз вовремя, чтобы накачать горячими канатами спермы всю ее спину, ее задницу, вниз по ее щели. Мой член пульсировал и бился в одной руке, а другой я раздвигал ее ягодицы, проводя пальцем по сперме и растирая по ее дырочке. Она выгнула спину, когда мой палец коснулся ее.

— Тебе нравится, когда я там, не так ли, детка? — Я размазал свою сперму вокруг ее входа. — Ты хочешь, чтобы я взял тебя.

— Да, — вздохнула она.

Мы пробовали анальный секс в прошлом. Это не сработало.

Член. Это было благословение и проклятие.

Но я обнаружил, что она принимала его как чемпион, когда я не был полностью твердым.

Я держал основание в руке, обмакнул головку в свою сперму и ее влажность, затем ввел его внутрь. Ее стенки напряглись вокруг меня, и от этого было чертовски трудно не перейти от полутвердого к действительно чертовски твердому. Я потянулся вперед и помассировал ее клитор. Она издала стон, и ее тело расслабилось вокруг меня.

— Блять, — прошептала она. Я вошел в нее, медленно и легко. — Блять, — стонала она чуть громче. С каждым толчком я двигался немного быстрее, проникал глубже, теребил ее клитор сильнее и быстрее. Это была прекрасная гребаная симфония растяжения, пульсации и стонов. А потом она достигла кульминации. Ее тело задрожало, ноги затряслись. Она вскрикнула громко в последний раз. — О, черт, — прежде чем окончательно обмякнуть и потерять дыхание в моих руках.

Я наклонился, чмокнув ее в ухо.

— Ты так охуенно совершенна, когда кончаешь.

Она улыбнулась, и мое гребаное сердце раздулось почти до размеров моего члена.

— Я люблю тебя, Чендлер Кармайкл.

Я откинул волосы с ее лица и любовался ею. Как, блять, мне так повезло?

— Я тоже тебя люблю, Маленькая Бунтарка.

Иногда мы встречаем людей, и наше сердце узнает их сразу, раньше, чем разум. Было какое-то чувство, какое-то волнение глубоко в том месте за пределами наших костей, в самой душе. Моя душа узнала Чендлера в тот момент, когда я впервые увидела его, может быть, даже раньше, когда я бродила по его пентхаусу, пытаясь понять его. Если бы вы спросили Чендлера, он бы сказал, что это невозможно, потому что у него нет души. Но это было неправдой. У него была прекрасная душа, которая защищала всех, кто не мог защитить себя сам.