По льду (СИ) - Кострова Анна

Из ступорного состояния Николая вывел толчок в плечо: Леша пытался вернуть его мысли и его самого сюда, на тренировку. Коля резко отвел от Ани взор и сглотнул от волнения.

— Отрабатываем броски. Миронов — в левой рамке, Любимов — в правой, — приказал Звягинцев и просвистел.

Николай хотел поехать в левую часть площадки, чтобы тренировать броски с Лешей, ведь обычно они так и делали. Однако Сергей Петрович остановил его за крагу и сказал:

— Надо загрузить Федю. Хочу заявить его основным вратарем на следующий матч. Да и ты научишься новому. Леша знает все твои броски.

Коля молча принял к сведению тот факт, что сегодня придется работать один на один с Федей. В связке «вратарь — нападающий» они взаимодействовали мало, поэтому Николай воспринял это как новый опыт. Миронов действительно отлично знал все угловые броски Литвинова, и порой Коля скучал, когда не мог пробить вратарскую броню. С Любимовым он предвкушал что-то новое, и огонек зажегся в его голубых глазах.

В надежде на спокойную работу Николай перекатился в правую часть площадки и приготовился к броску. Но Федя будто бы сорвался с цепи: даже через вратарский шлем Коля заметил его недобрый взгляд. Вратарь то и дело отражал броски с такой силой, что Литвинову пришлось несладко: он бегал на полной скорости. В хоккее это привычное дело, особенно если ты нападающий. Но отсутствие физических нагрузок дало о себе знать. Николай чувствовал себя изнуренным и слегка побитым. Дышал прерывисто, будто бы в легких не хватало воздуха. Он сознавал, что пощады не будет, и просто выполнял упражнение.

Когда упражнение закончилось, команда снова собралась вокруг Звягинцева.

— Так, неплохо. Следующее, что мы будем делать…

Но закончить мысль тренер не успел. Костенко, спустившаяся с трибун, позвала его к себе. С минуту они о чем-то перешептывались, а затем он уже громким голосом добавил:

— Конечно, с Литвиновым можете остаться в моем кабинете и отшлифовать статью.

Звягинцев обескуражил Аню, и она поджала подсохшие губы. Бросив растерянный взор сначала на Колю, а затем на Федю, Костенко произнесла:

— Нет-нет. Я закончу статью с Петей. Мы начинали с ним работать, пока он исполнял обязанности капитана. Так будет быстрее, чем посвящать кого-то в эти дела.

Кого-то.

Казалось бы, простое неопределенное местоимение. Но оно так задело Николая, как и мысль о том, что Аня будет один на один с Петей. От злобы Коля прикусил щеку и громко стукнул клюшкой по льду. Он не хотел дальше слушать, что еще Аня будет делать с Петей, и стал нарезать круги в средней зоне, крепко вцепившись в рукоять клюшки. Контролировать эмоции стало сложнее, как и не смешивать личное и лед. Коля понимал, что с Ильиным придется взаимодействовать в пятерке, но не был уверен в том, что сможет не держать на него обиду. Ведь Аня нравилась Пете так же сильно, как и ему самому. Только вот теперь у Коли не было шансов на отношения, а Ильин сорвал куш.

По окончании тренировки Николай выловил в коридоре Федю, который неспешно направлялся в раздевалку, сняв вратарскую ловушку с руки. Он подхватил Любимова под локоть, заставив того остановиться и обернуться. Федя скорчил угрюмую гримасу и смерил Николая недружелюбным взглядом.

— Что с тобой? — спросил Коля. — На тренировке ты будто бы с цепи сорвался. Отражал шайбы так, что мне пришлось бегать по всей площадке.

— Ты заслужил пытки и похлеще той, что я тебе устроил, — буркнул Федя.

Николай замялся. Он переминался с конька на конек пару секунд, постукивая крагами. Он не привык к столь нерешительному себе, но ничего не мог с собой поделать: бойкий настрой был не применим к положению, в котором он оказался.

— Я… — осекся Николай.

— Не притворяйся, что не понимаешь, в чем дело, — промолвил Федя, ни разу не смягчив тон.

Коля оперся локтем на рукоять клюшки и устремил взор в пол. Он сознавал, в чем было дело. Каждый раз, когда на тренировке Николай заглядывался на Аню, сидящую на трибунах, Федя пронзал его молниеносным взглядом. Значит, тот в курсе произошедшего.

— Если это из-за… — не успел закончить мысль Коля.

— Именно из-за нее, — перебил Федя и прижал Литвинова к стене. Он бы с удовольствием схватил Колю за ворот джерси, но руки были заняты экипировкой. — Я говорил тебе не приближаться к ней? Говорил, что ты не умеешь любить?

— Да, но…

— Все, к чему ты прикасаешься, погибает, Литвинов, — Федя прибавил силы и укрепил нажим на грудную клетку Николая. — Ты разбил ей сердце, идиот! Аня по-настоящему влюбилась в тебя. А ты, черствый засранец, оскорбил ее чувства.

— У меня обстоятельства, — оправдывался Коля.

— У всех обстоятельства. Но другие как-то же находят компромисс и балансируют между этими обстоятельствами. Но ты позволил себе растоптать ее.

— Мне жаль, что так вышло. Я действительно не хотел этого. Если бы в тот момент у меня был другой выход, я бы поступил иначе. Аня нравится мне, правда.

— Оставь теперь эти слова при себе и не пудри ей мозги, ладно? — Федя отпрянул от Литвинова. — Не подходи к ней ни на шаг, особенно с вопросами о Морозове.

Николай встряхнул плечами и удивился, когда последние слова, вылетевшие из уст Любимова, долетели до его ушей. Светлые брови взлетели вверх. В голубых глазах застыло ошеломление. Не думал он, что Аня поведала Феде подробности их последней встречи, словно позабыл, что Любимов ей ближе всех.

— Ха, — усмехнулся Федя, — удивился, что я знаю и об этом? Аня — моя лучшая подруга. Она мне как сестра. А у братьев и сестер секретов нет.

Как же. Аня обладала той чертой, которой почти не было у Николая: доверие людям. Она всегда была так открыта к окружающим и никогда не видела среди них врагов. Всякий раз улыбалась, легко заводила разговор даже в те моменты, которые многие посчитали бы неподходящими. Аня делилась многим даже с ним самим, но Николай ни разу не распахнул перед ней душу. Он не выдал ей ничего ни про мать, ни про отца. И сейчас, стоя перед Федей, который пыхтел, словно разъяренный бык, перед которым помахали красным платком, Коля ощутил острую необходимость быть честной по отношению к Ане.

— Позволишь мне поговорить с ней и все объяснить? — спросил Николай.

— Нет, — отрезал Федя. — Теперь у вас только рабочие отношения, и говорить вы можете исключительно о хоккее. И я всегда буду третьим между ней и тобой, запомни.

Любимов не слышал того сокрушенного вздоха, который издал Коля, так как в этот момент на скорости шагал в раздевалку, словно желал быстрее ополоснуться и забрать Аню из дворца. Николай, пребывая в смятении, последовал за ним. В словах Феди промелькнула доля правды, но Коля будто бы отказывался ее признавать. Он мог бы балансировать между отцом и Аней, но что-то ему мешало. Трусость? Незнание? Обстоятельства? Николай мог бы сколько угодно тешить себя обстоятельствами, ставшими препятствием его неудавшимся отношениям, однако какой в этом толк, если душа желала большего?

Когда Литвинов направлялся в душевую, то столкнулся с Мироновым плечом к плечу.

— Как ты смотришь на то, чтобы сейчас прокатиться и поговорить? — предложил Леша, поправляя полотенца на бедрах. — Кажется, нам есть о чем побеседовать.

Без задней мысли Николай принял приглашение, и через двадцать минут они сидели на берегу водохранилища — место, которое всегда его успокаивало. Ветер колыхал воду, которая прибивала к берегу и разбивалась о бетонированные плиты. Асфальт пах дождем, который пролился на город вместе с раскатами грома. К счастью, после тренировки погода стала налаживаться: сквозь угрюмые тучи слабо пробивалось солнце. Однако этих лучей было недостаточно, чтобы согреться.

— Как мама? — спросил Николай, постукивая длинными пальцами по скамье. Он помнил про их семейный конфликт и стыдился, что, как друг, не поинтересовался этим ранее.

— В порядке.

— А отец?

— Ничего не изменилось, — Леша пожал плечами, дав понять, что дело не сдвинулось с мертвой точки. — Он продолжает вести себя так, будто бы я очернил его честь и достоинство. Но мне плевать. Скоро его измена подкрепится фактами.