Ольга Горовая - Любовь как закладная жизни
— Ты что творишь, падла? — Ухватив друга за затылок, Боруцкий пресек попытку ответного удара. — Ты зачем девчонку сюда вчера пустил? Ко мне? В таком состоянии?
— А че? Не полегчало, смотрю? — Хмыкнул Федот, сплюнув слюну и кровь на пол. — Че, не стоила она такого мандража…
Он чуть об стену его еще не приложил, вдобавок.
Вячеслав еще там, в кабинете, когда она про Федота сказала, понял, что не просто так все. И это предложение выпить, с которым друг явился внезапно вечером, и появление самой Бусинки. Понял. И даже оценил. А все равно, вся нерастраченная энергия, злость, ярость, бушевали внутри, требуя крови. Всех подряд и кого попало.
Не надо было быть гением, чтобы понять план друга. Тем более что тот самого Борова очень хорошо знал.
— Слушай меня, сука! — Он ощутимо встряхнул Федота. — Ты хоть понимаешь, что если бы я хоть пальцем ее тронул, как ты, кажись, и планировал, я бы тебе сейчас не нос сломал, а мозги на стену вышиб бы?! Я б себя потом удавил, за то, что ее тронул, ты, недоносок!
Он оттолкнул Федота от себя, так, что тот снова упал на диван. Повернулся к столу и, схватив чашку с подогрева кофеварки, глотнул крепкого кофе.
— Так, я не понял. Она чего, так и осталась целкой? Ну, ты, блин, и даешь, Боров! — Федот уставился на него, похоже, обалдев. — Вы там что, разговоры вели всю ночь, что ли?
— А твое, какое дело?! Хоть семечки щелкали. — Он зло глянул на друга. — Радуйся, что живой. И молчи себе в тряпочку.
— Е-мое! «Вот из плесени кисель!…»
— Федот! — Боров еще глотнул кофе.
— Чего, Федот?! Чего?! — Видно, пришел черед друга орать.
Подскочив, тот схватил какие-то салфетки и принялся-таки вытирать с губ и носа кровь. Смял, бросил прямо на пол. И снова глянул на Вячеслава. Тяжело так.
Резкими движениями открутил бутылку водки, налил и выпил.
— Твою мать, Боров. Я, конечно, тоже хорош. «Сознаю свою вину.
Меру. Степень. Глубину…». Но, блин! Ты, хоть понимаешь, как влип?! Ты понимаешь, что…
— Не учи папку жить. — Боров сел прямо на стол и обхватил руками все еще гудящую голову. — Не дурак и не дебил. Все я понимаю. — Он сжал переносицу пальцами. — Прибить бы тебя. Чтоб не устраивал больше заговоров. И чтоб не спаивал. — Уже беззлобно ругнулся Боруцкий, думая о другом. Пронесло, и хорошо.
Федот молча наполнив рюмку и протянул ему.
Боров взял, покрутил пальцами, не отрывая от стола.
— Слушай, ты ее вчера, когда привел ко мне. Ты ее видел?
— В смысле? — Федот глянул на него как-то подозрительно.
— В смысле, в смысле, фингал у нее на щеке видел?
— Боров, оно мне надо, к малолеткам присматриваться. — Федот хмыкнул. — А что случилось-то?
— Ага, ты у нас сутенер, блин. Ты у нас не смотришь, просто из детей — шлюх делаешь, и все. — Боруцкий отставил рюмку, так и не притронувшись.
— Боров… — Попытался возмутиться друг.
— Цить! — Велел он, пытаясь думать с этой головной болью. — Ты знаешь, что, Федот. Пусть кто-то из наших ребят, что попроще, покрутятся в консерватории этой, где Бусинка учится.
— И?
— И узнают мне все про Сашку, который на четвертом курсе, и сейчас укатил в Киев.
— А че это за пацан? — Федот нахмурился.
— А ничего. Инвалид это. Вот вернется, и станет инвалидом, если не трупом. — Боров поднялся. — Достало меня тут все. Поехал я домой. Созвонимся.
Глава 13
Он добрался до флэшки чуть ли не в двенадцать ночи. Пока Алексей закончил со всеми капельницами, пока Федот слонялся по квартире, вроде и поддерживая, а в тоже время, раздражая Вячеслава своим мельтешением. Пока Бусинка, наконец-то, успокоилась и снова уснула под действием всех этих лекарств. Короче, Боруцкому совсем не до того было. Он и забыл о флэшке, и уже сам почти улегся, когда что-то в мозгу все-таки щелкнуло. Пришлось вставать и идти в соседнюю комнату к ноутбуку, потому как не стал бы Соболь ему какую-то дребедень с таким важным видом совать.
А теперь, просматривая папки и отчеты, он понял, что Константин дал ему в руки если и не полную власть над Шамалко, то бешеный инструмент влияния — точно. И если часть из этого слить кому надо, а что-то отдать прессе, даже в виде провокации и наговоров — позиция Виктора на выборах пошатнется. Собственно, судя по словам Константина, от этой позиции уже и так ничего не осталось, но об этом знает пока только ограниченный круг людей, к которому сам Шамалко не принадлежит. А значит на того этим всем можно давить.
Информация о транзите наркотиков, махинации с государственной недвижимостью, как в прошлом, так и в настоящем. Даже схема транзита «живого товара» за рубеж. Что ж, нельзя сказать, что Борова что-то из этого удивило. Знать-то он знал, но вот документы, факты, числа — это куда весомей и серьезней. Даже интересно стало, как это Соболь столько накопал. Или, Карина, его жена, точнее, если верить Константину. А тут, наверное, удивляться не стоит, кем она была совсем недавно, Боров знал, а через постель к мужику не только в бумажник залезть можно, а куда угодно. Особенно, если жизнь заставит.
Впрочем, не так существенен источник информации, как способ ее использования. Соболь не шутил, с этими документами Шамалко его уже не достать. Но у Вячеслава то цель иная. Он не отсиживаться собирался, а прикончить эту падлу. И вот как этого достичь быстрее, и побольнее для Виктора, учитывая имеющиеся теперь аргументы, стоило подумать.
Обязательно стоило. Только не сейчас. Он старался, а все равно не мог сосредоточиться на чем-то, кроме Агнии дольше десяти-пятнадцати минут. Слишком нестабильным и непростым было ее состояние, чтобы именно в этот момент разрабатывать план мести. В конце концов, если исходить из слов Соболя, три-четыре недели до смерти Картова, у него еще есть в запасе. И там еще столько же где-то, плюс-минус неделя. Решит.
Захлопнув крышку ноутбука, Вячеслав пошел назад, в спальню. Бусинка за это время не проснулась. Леха ввел ей на ночь более сильные лекарства, пообещав, что они помогут Агнии перетерпеть ночь.
И это было хорошо.
Погасив даже свет в коридоре, чтобы не побеспокоить ее, Вячеслав разделся и лег рядом с женой. Он точно знал, что никогда не признается, даже ей не расскажет, как у него сейчас дрожали руки, и что он чувствовал, просто вытянувшись около нее на этом старом диване.
Эта квартира, эта комната, и диван тот же самый. Сколько всего случилось здесь, в этом доме. Сколько было сказано между ними, а сколько так и не произнесено, спрятано во взглядах и жадных вдохах. Сколько они оба здесь так старательно скрывали друг от друга. И сколько потом этих тайн выплеснулось, когда не хватило больше сил сдерживать, запирать все…
