Эстер Браун - Маленькая леди в большом городе
Доделав свое дело, Храбрец спрыгнул с подруги – та покачнулась из стороны в сторону – и помчался ко мне. Я наклонилась и, грозя пальцем, посмотрела на него как только могла сурово.
– Как ты мог! – процедила я сквозь стиснутые зубы. – Еще раз, и получишь по шотландскому загривку, плевать я хотела на твою родословную!
На мое утешение Храбрец присмирел и прижался к земле – сама покорность.
Я выпрямилась и приготовилась так же «пасть ниц» перед хозяином спаниеля. У меня никогда не было собаки, и я понятия не имела, как поступают в подобных случаях. Предлагают купить таблетку «наутро после»? Или сочетают парочку браком?
– Здравствуйте. Я Мелисса Ромни-Джоунс Добрый день. Боже! Мне ужасно неловко! Если хоть отчасти это послужит утешением, у него отличная родословная. И прекрасный вкус! Красавица! Как ее зовут?
Человек до сих пор был вне себя от гнева.
– Его зовут Король Карл!
Краска отлила от моих щек.
– Ой, простите… Э-э».
– Ваш чертов пес налетел на победителя выставки средь бела дня, а вы подходите и заявляете: вам неловко? – Владелец спаниеля кричал громче и громче, и я уже подумывала, не слишком ли близко к сердцу он все принимает? – Еще неизвестно, какую британскую заразу он разносит!
А я-то считала, ньюйоркцы доброжелательные…
– Послушайте, – пробормотала я. – Храбрец по большому счету американская собака, все его документы выданы «Кеннел-клубом»…
Человек тыкал в меня пальцем и приближался все ближе – как выразилась бы Габи, вторгался в мое личное пространство.
Хорошо бы, если бы она оказалась тут, подумала я. Уж Габи-то умеет улаживать публичные скандалы.
– Из-за таких, как вы, истинным любителям собак в парках лучше не показываться! – проорал владелец спаниеля. – Являетесь сюда со своими шавками и этим халатным отношением: «Дрессировка? Какое там! На всякие глупости у меня нет времени!» – Он прекратил трясти руками, изобразил собачницу с Парк-авеню и приблизился еще на шаг. – Может, если б вы поменьше сидели на своей жирной заднице, которая, позвольте заметить, едва вмещается в это платье, – в Британии что, нет тренажерных залов? – может, если бы побольше бегали по парку со своей собакой, а не объедались мороженым…
Меня передернуло. Собаку, конечно, поругать было можно, но…
– Что ты сказал?
Перед моим обидчиком, будто из-под земли, вдруг возник Годрик. Я только теперь заметила, какой он высокий: владелец спаниеля был на голову ниже. Дабы показать, сколь сильно он возмущен, Годрик даже снял очки.
Взбешенный собачник и бровью не повел.
– А ты кто такой?
– Что ты ей сказал? – потребовал Годрик.
– Так это и твой бобик? Ну, тогда все понятно!
Владелец спаниеля усмехнулся.
– Годрик, не надо, – взмолилась я, заметив, что вокруг уже собирается народ. – Давайте все успокоимся и…
– Я спокоен, черт возьми! – провизжал собачник. – А вот у вас явно проблемы!
Тут я, как ни старалась держать себя в руках, не на шутку испугалась. Ненавижу, когда на меня кричат.
– Послушайте… Прошу вас… – заикаясь, проговорила я.
– Не смей разговаривать с ней в таком тоне, – угрожающе произнес Годрик.
– Чего?
– Я сказал: не смей разговаривать с ней в таком тоне. Не понимаешь? Или просто дурно воспитан? И понятия не имеешь, как обращаться с дамой?
– Годрик, пожалуйста, не…
– Ты об этой толстой суке? – выпалил собачник.
Тут Годрик врезал ему кулаком по челюсти, и собачник зашатался.
Толпа ахнула. Услышав щелчки фотокамеры, я рванула к Дуайту сказать, что минута отнюдь не самая подходящая, и увидела, что снимает не только он. Откуда ни возьмись появился второй фотограф. Они с Дуайтом пихали друг друга локтями, борясь за лучшее место, с которого сцепившиеся Годрик и собачник смотрелись особенно эффектно.
О господи! Какой кошмар! У меня в голове промелькнула вереница страшных мыслей: Годри– ку покалечат знаменитое лицо. На Годрика подадут в суд. Пейдж возбудит иск против меня…
Я попыталась вспомнить, как вели себя в подобных случаях знаменитости. На ум пришел лишь скандал Шона Пенна с журналистами – Мадонна надела тогда на голову сумку. Нам этот трюк вряд ли бы помог. Схватив первое, на что упал взгляд, – собачью миску с водой, – я бросила ее в парочку фотографов, чтобы те с испугу прекратили снимать. Потом подскочила к ним, прижала руки к объективам камер и закричала что есть мочи, переключая на себя всеобщее внимание:
– Эй! Смотрите! Собаки сбегают!
Вообще-то так оно и было. Первым метнулся
в сторону спаниель, Храбрец последовал за ним. Собачник не без труда поднялся на ноги и неистово закрутил головой, глядя то на Годрика – хорошо же тот усвоил в школе правила драки, – то на убегающего победителя выставки.
Сжав кулак и ударив им по воздуху, скандалист помчался за собакой.
– Я еще вернусь! – проревел он. – Не надейтесь, что отделались так просто! Знаю я таких! Еще разберемся!
Я помогла Годрику подняться и принялась отряхивать траву с его водолазки. Сердце до сих пор испуганно колотилось, но я радовалась, что в состоянии скрывать страх. Умение владеть собой – корсет для души.
– Ты настоящий рыцарь, Годрик, но в следующий раз, когда надумаешь вступиться за даму, пожалуйста, сначала проверь, не притаились ли где папарацци. Хорошо?
– Мне нет дела, толстая ли у тебя задница, – пробормотал Годрик. – Этот скот не имел права так с тобой разговаривать. Верх нахальства! Терпеть не могу грубиянов! Недоделанный американский придурок!
Я чувствовала, что, несмотря ни на что, Годрик доволен собой. И во мне говорила гордость – особая, с привкусом средневековья. В то же время я негодовала, что он затеял драку.
Впрочем, никто прежде не защищал мою честь. Если, конечно, не считать Нельсона. А уж с помощью кулаков – ровным счетом никто.
– Вот это да! – произнес Дуайт. – Не желаете взглянуть?
Мы повернули головы. Фотограф держал в руке камеру и предлагал нам посмотреть изображения на экранчике. Лицо Годрика крупным планом: удивленное, гневное, искаженное от боли и, наконец, счастливое.
– Блеск! Ведь так? – воскликнул довольный Дуайт. – Нет, конечно, не лучшим образом они нам достались, тем не менее… Все получилось. Пять-шесть снимков будут просто отменные.
Меня же заботили не эти фотографии, а те, что были в другой камере, – ее, я не сомневалась, спешили унести прочь.
Глава 12
Говорят, ничто так не портит аппетит, как осознание своей вины. Согласна. Еще я почти забываю про еду, когда чего-то страстно желаю, хоть при обычном раскладе могла бы потягаться в обжорстве с Августом Глупом. Словом, обещанный Джонатаном романтический ужин, еще не начавшись, не сулил порадовать сполна.
