Рут Уинд - Музыка ночи
Он провел ладонью по ее животу, между бедер, а Элли все еще смотрела, наблюдая и затаив дыхание. Блю был прекрасен и он целовал ее всю, гладя и лаская, пока она не могла больше стоять на ногах. Тогда он уложил ее на кровать и продолжал ласкать, уверенно и сильно, легко и дразняще, и с таким яростным наслаждением, что она ощутила себя королевой, как Мейбл, а потом застонала так громко, что могла бы смутиться, но тогда на ней уже был Блю. Он зубами разорвал пакетик, и Элли взяла его.
— Позволь мне.
Надела его и притянула Блю, на секунду пожалев, что внутри те будет не голая плоть его, но тут он упал сверху, раздвинув ей ноги и ворвавшись в нее с криком глубочайшего наслаждения, а Элли все еще билась и дрожала с головы до ног. И тогда он стал груб, как будто не мог сдерживаться. Его пальцы впились в ее ягодицы, он кусал ее губы, и она подумала, что ощутит его толчки в ребрах. Он зарычал, как лев, так крепко обхватив ее руками, а она его ногами, что Элли впервые поняла, что значит единение.
Они обессилели вместе, потные, задыхающиеся, и не говорили ничего, пока их сердца не замедлили свой бег, а дрожь не прекратилась окончательно. Элли чувствовала, что все ее тело отяжелело и словно налилось золотом, и она прикоснулась к его волосам там, где сквозь них просвечивал желтый луч солнца. Он поцеловал ее запястье. Элли не хотела, чтобы он двигался, но он постепенно передвинулся и лежал теперь рядом, положив руку ей на живот, а лбом слегка прижимаясь к ее плечу.
Она просто плыла, закрыв глаза, ощущая движение воздуха влажной кожей. Его большая ладонь накрывала ее от одного бедра до другого, доставая до ребер. Она чувствовала, что он смотрит на то, к чему прикасается, чувствовала легкие, исследующие миллиметр за миллиметром движения его пальцев.
— У тебя кожа как лепестки орхидеи, — тихо и протяжно проговорил он.
Элли улыбнулась, не открывая глаз.
— От любого другого эти слова я восприняла бы как отработанный, дежурный комплимент и посмеялась бы, но ты, думаю, хорошо представляешь, о чем говоришь.
— Хотя они прохладные. А ты такая теплая.
Она запустила руку ему в волосы, шелковистые и густые, намотала одну прядь на палец. Он разобьет ей сердце, но теперь с этим ничего не поделаешь. Может, так и надо. Она старалась запомнить все детали, чтобы потом, вспоминая, восхищаться ими. Его бедро, прижимающееся к ней, ощущение его кожи, звук его дыхания.
Его рука опустилась чуть ниже, гладя ее бедра. Она почувствовала, что он поднялся на локте.
— Ты всегда такая молчаливая?
— М-м-м… — Она лениво открыла глаза. — А кому нужны слова?
— Может быть, мне, — ответил он, недоуменно хмуря лоб. Она повернулась на бок. Глядя на него, ей было труднее держаться отстраненно, потому что его блестящие глаза и все лицо выражали какуюто беззащитность. Если думать о нем как о мерзавце, о бабнике, развратнике, ей легче будет держать дистанцию.
Но вот он, просто человек, который был когда-то мальчишкой, потерявшим семью, потом подростком, часто слушавшим одну-единственную песню, из-за чего и получил свое прозвище, и мужчиной, который построил Тадж-Махал из цветов, потому что его сердце разрывалось от горя. Она смахнула пряди волос с его лба, нежно провела линию вдоль его щеки.
— Я не против того, чтобы поговорить.
Он на секунду закрыл глаза и прижал ее к себе.
— О Элли! — выдохнул в ее волосы. — Я так давно не был с женщиной.
— Да? — хмыкнула она, инстинктивно отстраняясь. — А уж вы-то мне как достались, доктор Рейнард. Господи, спаси! — Она в притворном ужасе схватила его за руки. — Но это не означает, что мы откажемся от сегодняшней ночи?
— Нет, конечно. У нас куча презервативов, — со смешком ответил он и указал на разбросанные по всему полу пакетики. — Будет стыдно не использовать их после такой срочной поездки в Гектор.
— Ты съездил в Гектор так быстро?
— Да. — Его плечи затряслись от смеха. — Ой, они долго там будут обсуждать меня.
Элли внезапно представила себе его, с диким взглядом и босого, в какомнибудь крошечном магазинчике Гектора, и ее тоже начал душить смех.
— Ну и видок у тебя был. Ты и в магазин вошел босиком? Крайняя необходимость! — воскликнула она.
Они, уцепившись друг за друга, захихикали, как подростки, и когда один затихал, а второй пытался что-то сказать, все начиналось снова, и они смеялись так сильно, что у обоих по лицам катились слезы.
— Ничего не говори! — закричала Элли, чувствуя, что не в силах остановить безудержный смех.
— Ты тоже.
В конце концов успокоившись, она тихо вздохнула, довольная тем, как уютно устроилась, положив голову к нему на плечо.
— Ты должен обещать, что это не испортит нашей дружбы, Блю. Я этого не вынесу. Ты же знаешь, секс часто разрушает дружеские отношения.
— Но не такой замечательный! — Она повернула голову.
— Дело даже не в сексе. А в тех плохих чувствах, которые приходят потом. — Она вздохнула. — Ты можешь прямо сейчас услышать, что я влюбилась в тебя, но тебе не о чем сожалеть. Когда надо будет уйти, я сохраню достоинство и, клянусь, не стану цепляться за твою рубашку. — Она мягко улыбнулась. — Ну разве что немного.
— Элли…
— Тебе не надо отвечать. Я просто хотела, чтобы все было ясно. — Она открыто посмотрела на него. — Пообещай, Блю. Мы должны остаться друзьями.
Он обхватил ее голову и поцеловал глубоко, снова задев низкую струну желания. Она тихо застонала, и он отпустил ее.
— Я обещаю.
— Спасибо.
Она скользнула телом по его телу, кожа к коже, и ему не потребовалось много времени, чтобы перестать говорить и начать целовать. В этот раз вела Элли, а Блю с радостью следовал за ней, а потом они заснули, сплетясь телами, в душной послеполуденной жаре.
Блю проснулся, совершенно потеряв представление о времени и пространстве, опьянев от жары и влажности воздуха. Он не любил спать днем. После этого он туго соображал и у него побаливала голова. Очнувшись, он ощутил, что к его бедру прижимается женское тело, а к руке — мягкая тяжесть груди. Он почувствовал запах шампуня, которым пользовалась Элли. Голова кружилась от жары, а может, оттого, что Элли была так близко, и он пошевелился.
Он не стал вставать. Потому что хотел лежать здесь и смотреть на нее, впитывать ее, пока она не могла защищаться. Даже ее честность была способом защиты, способом держать его на расстоянии, Во сне эта напряженность исчезла, заставив ее грешный рот слегка приоткрыться. Она положила руку под подбородок, а вторая рука была откинута в сторону, как будто искала опору в бушующем море двуспальной кровати. Ее кожа блестела от занятий любовью, смеха и влажного воздуха. Он взглядом ласкал нежную ключицу и линию плеча, прикасался к груди, восхитительно красивой, в форме грушки, с соском необычно темного цвета.
