Валентина Седлова - Просто Лиза
— Так молодежи поспать — святое дело. Это нам с тобой три-четыре часа ночью, да пару часиков днем покемарить — и хорош. А у них организмы молодые, пашут на всю мощь и устают так же, до полной разрядки. Природа мудро устроила: нам, старичкам небо коптить и этого хватит. А им все по максимуму подавай, потому что новую жизнь строят, старую меняют. Так и крутится колесо. Вон, в позапрошлом веке только-только паровозы появились, а сейчас уже и в космос летают, и из поросенка теленка вырастить, и тебя скопировать могут без всякого материнского участия.
— Гляжу, Катюш, ты философом заделалась?
Катерина зарделась.
— Скажешь тоже! Это ты у нас ученый, а я как была медсестрой, так ею и осталась. Просто интересно: все вокруг меняется, даже заметить не успеваешь. И каждый день что-то новое творится, чего раньше и в помине не было. А я всю жизнь ужас какая любопытная была. Вот и сейчас: вижу уже плоховато, но все газеты от корки до корки читаю. Особенно, где про открытия всякие рассказывается. Да про путешественников разных. Читаю, и словно сама там побывала, где они прошли. Смешно, да? Путешествую, с дивана не вставая.
— Хорошая нам с тобой, Катюша, жизнь досталась. Трудная, но хорошая, чего уж скромничать.
— Да и не скромничает никто, с чего ты взял? И вообще: давай я тебя чаем с печеньем напою? Все равно не спим, так давай хоть почаевничаем душевно.
— А давай!
Матвей и Катерина поднялись с кровати и тихо, словно заговорщики, отправились на кухню. Катерина прижала палец к губам, мол, тихо.
— Слушай, а от кого мы прячемся? — спросил, наконец, Матвей, пряча в уголках губ улыбку.
— Ой, и вправду — не от кого! Это я по привычке! — расхохоталась Катерина. — Обычно полон дом народа, вот я и стараюсь не шуметь, чтоб не разбудить семейство.
Матвей покачал головой. Общаясь с Катериной он словно сбросил с плеч ни один десяток лет и чувствовал себя — ну, не Гамлетом, конечно, и даже не Айвенго: все-таки не та возрастная категория, как ни крути. А вот Монте-Кристо или Капитаном Грантом — запросто. «Мне бы шашку, да коня, да на линию огня!…» [5]
* * *Светлана пришла в себя от ноющей боли в руке. Бок тоже ныл, но не так сильно. Судя по тому, что в нос бьет резкий запах лекарств и хлорки, она находится в больнице. А где Сережа? Что с ним?
Светлана открыла глаза и сразу же услышала:
— Родная, ты проснулась? Боже мой, если бы ты знала, как я за тебя переволновался! Хорошо хоть дежурный хирург на месте оказался, он из тебя дробины больше часа доставал! И легкое не задето — это просто невероятно!…
Сергей в белом больничном халате сидел рядом с ее кроватью. Он осунулся, и как показалось Светлане, чуточку побледнел. Впрочем, немудрено. Пройти столько, да еще и раненую жену на себе тащить…
— Сережа, — перебила мужа Светлана, — а как мы досюда добрались? Я только помню, что ты меня на плечи взвалил и понес. А потом — как отрезало. Это ведь деревенская больница, да?
— Если бы так, — вздохнул Сергей. — Районная. В деревне той даже фельдшера нет. Хорошо хоть повезло: председатель колхоза к своей любовнице в гости заехал. А я как раз машину увидел и к ним во двор ломанулся. Они сначала не поняли, что происходит, насторожились. Ну, понятно, дело к ночи, а тут какой-то небритый тип заваливается и еще чего-то хочет. А я им тебя показал, мужик этот, председатель, и говорит: в город ее надо срочно, иначе кранты. И давай своего «козла» заводить.
— Кого? Подожди, ты хочешь сказать, что половину дороги я на муже верхом проехала, а вторую половину — на каком-то козле? Хорошо хоть, не на баране.
— Вот глупая! Это УАЗик козлом зовут, потому что на ухабах козлит здорово и подпрыгивает.
— Ой, — осеклась Светлана, а потом улыбнулась. — А я и вправду не знала.
— Ну, так вот, — продолжил рассказ Сергей. — А председатель-то после баньки, да самогона. Еле-еле на ногах держится. Я даже перепугался. Думаю, ну все: сейчас как завезет нас в какой-нибудь овраг, и хана. Там все и останемся. А он за руль садится, и тут в глазах у него что-то происходит. Словно тумблер переключили. Ей Богу, первый раз такое вижу, чтоб человек на глазах трезвым стал. Тебя на заднее сиденье положили, хозяйка еще одеяло выделила, чтобы ты не замерзла, и вперед.
— А потом?
— Ну что, доехали вот до этой больницы. Долго-долго в приемный покой колотились, они, оказывается, на ночь двери запирают, чтобы всякая шантрапа лекарства не разворовывала. От наркоманов да пьяниц, как выяснилось, тут просто спасу нет. Ну вот, открыли нам, тебя сразу на носилки и в операционную. Потом сюда.
— А председатель?
— А вот с ним как раз дальше полная хохма приключилась. Ну, довез он нас, я тебя врачам с рук на руки сдал, поворачиваюсь к нему, чтобы поблагодарить, а он лицом на руль упал и дрыхнет без памяти! Представляешь? Сколько лет живу, ни разу такого не наблюдал. Захмелел, протрезвел, снова отключился.
— И где он сейчас? — заволновалась Светлана.
— Да все в порядке. Где-то в половине шестого проснулся, мотор завел и уехал. Рабочий день в колхозе рано начинается. Ему опаздывать не с руки. Кстати, пока мы тебя сюда везли, он много чего интересного про старуху эту рассказал. Ее, оказывается, многие не любят. И вроде как, есть за что.
— Ну, я думаю, — передернуло Светлану. — Если она на всех, кто ей не нравится, ружье наставляет, еще удивительно, как местные ей хату не спалили.
— Ну, на самом деле пытались спалить и неоднократно. Но совсем по другому поводу. Если верить председателю, история эта лет пятьдесят назад приключилась. Он тогда еще совсем мальчонкой был, но хорошо все запомнил, потому что по деревне тогда такой шум поднялся …
* * *…Жила-была девушка Прасковья. Отец и старший брат на войне сгинули, мать в прошлом году на уборке надорвалась мешки таскать, да к зиме и померла тихонько. Прасковье только-только восемнадцать исполнилось.
В деревне никто богато не жил, но даже так, беднее Прасковьи никого в округе не было. Одно платье приличное, и то материнское. Хибарка по швам трещит, того гляди, развалится. На столе и хлеба-то не всегда найти можно, а уж про масло можно и не заикаться. В общем, сирота и бесприданница.
Ну, местные мужики, они завсегда до молодого да горячего тела охочие. Стали к девке клинья подбивать, подарками заманивать. Только у Прасковьи с ними разговор был суров да короток: кого метлой по хребту огладит, а кого и лопатой приложит. Обозлились на нее мужики, но делать нечего: девка в своем праве. Чистоту для мужа блюдет.
Долго ли, коротко ли, к Прасковье и сватов заслали, все честь по чести. Паренек один ее себе в жены приметил. А что — девка крепкая, в хозяйстве опорой будет. А то, что сирота, так еще лучше. И уйти никуда не сможет, и пожаловаться некому. Только вернулись сваты ни с чем. Парень этот Прасковье не нравился, да и расклад его нехитрый она быстро просекла. А ей совсем другой жизни хотелось: сытой да безбедной. И чтоб муж ее на руках носил да ноги ей целовал.
![Джейн Остен - Чувство и чувствительность [Разум и чувство]](/uploads/posts/books/136075/136075.jpg)
