Мэтт Пенья - 12 историй о настоящей любви (сборник)
– Вы что, серьезно? – спросил один из мажоров Моссли.
Рот хмыкнул, все еще нарываясь на драку. Силке попятилась в сторону кухни. Наши друзья решили приготовиться на случай, если Рот и ребята из Моссли снова захотят помахать кулаками. Я попыталась пробраться к месту, где оставила бабушкин веник. Если Рот решит еще что-нибудь натворить – двину ему по башке.
– У меня тоже есть подарок, – сказала девушка. Достав из-за корсажа изогнутый кинжал, она сделала шаг вперед и, прежде чем кто-нибудь успел что-то сделать, приставила его к горлу Рота. Тот вытаращил глаза. Уверена, никто еще не приставлял оружие к его шее, и уж тем более девушка. – Насколько я поняла, этот юноша доставил вам проблемы.
– Это что, ограбление? – спросила темноволосая девушка из Моссли. – Серьезно? В таких костюмах?
Парень с козлиными ногами рассмеялся.
Блондин с эльфийскими ушами посмотрел на меня, потом на Пенелопу, Силке и, наконец, на Рота.
– Какой же будет его судьба?
Отставив метлу, я шагнула к Роту и девушке в белом.
– Не навреди ему. Я понимаю твой порыв, но он подаст в суд.
– Кто вы такие? – с трепетом в голосе спросила Пенни.
– Я – Иоаким, – ответил красавчик Крампус. – А это мои спутники, Гризельда и Исидор.
Брови Врен поднялись так высоко, что, казалось, вот-вот исчезнут со лба. – Я думала, он…
Пенни посмотрела на меня.
– Так это – Иоаким?
Но, конечно, это был не он. Он не мог быть им. Иоаким не мог быть никем. Его не существовало.
– Так что прикажете сделать с ним? – спросила Гризельда. – Я бы хотела, чтобы мой подарок пришелся вам по нраву.
Силке вышла из кухни, будто ее тянуло в комнату наперекор здравому смыслу.
– Я хочу, чтобы он был наказан, – она повернулась к Пенни. – А ты разве нет?
Пенелопа подошла к Роту. Чем ближе она подходила, тем шире распахивались его глаза. И тогда я поняла, о чем она думает. Она может его спасти, и тогда он останется у нее в долгу. Пенни может доказать, что она лучше его второй девушки, лучше него самого. Но потом Рот все равно ее бросит, и она почувствует себя еще большей дурой.
Но при этом все равно будет лучше, чем он.
– Я не хочу ему навредить, – сказала Пенни, взглянув на меня. Она сомневалась. – Но я хочу, чтобы он был наказан. Ты нарядилась, как на День Крампуса, да? Так накажи его, как Крампус.
В Рождество все должны делать друг другу добро, прощать и все такое. Но главный смысл Рождества – в подарках. В реальном мире Санта несправедлив. Богатые детки получают все, а бедным достается второсортное дерьмо, которое могут себе позволить их родители, вкалывая с утра до вечера. Ведь даже за то, чтобы посидеть у Санты на коленях, приходится платить.
Зато Крампус вершит правосудие. Если плохо себя ведешь – получаешь большую тарелку дымящихся горячих углей. Тебя до крови хлещут розгами. Заковывают в кандалы и тащат вилами из бассейна с чернилами. Таков истинный дух Крампуса. Он может сколько угодно прятаться под маской хипстерской благотворительности, но в глубине всегда таится правосудие. И в этом – его притягательность.
– Легко, – сказала Гризельда. – Парень, ты вел себя, как осел, и потому, пока эти две дамы тебя не простят, будешь выглядеть вот так…
Она потянулась губами к щеке Рота и запечатлела поцелуй, не убирая кинжала от его шеи. Когда Гризельда отстранилась, Рот начал изменяться. На лице проросли серые бакенбарды. Шея удлинилась, нос расширился и вытянулся. Голова Рота превращалась в голову животного.
Да, я мечтала о волшебстве, мечтала прогнуть реальность. Но теперь, глядя на то, что происходит, я спрашивала себя: а что, если реальность согнется настолько, что сломается?
Друзья Рота переглянулись, потом посмотрели на нас с Гризельдой, будто пытаясь понять, кто и чем их напоил. Но мы все с одинаковым изумлением наблюдали за происходящим.
Рот закричал по-ослиному, когда Гризельда убирала нож. Спотыкаясь, он направился к своим друзьям, но те заорали и рванули к двери трейлера. Силке придвинулась ближе к Пенни, которая, похоже, была напугана не меньше моего.
Иоаким обнял Рота. В его глазах плясали лукавые искорки.
– Ой, да брось, не все так плохо. У тебя отличная шерсть и прекрасный нос. Намного лучше предыдущего. Готов поспорить, такая судьба тебе вскоре понравится.
Оскар с интересом потянулся к одному из дергающихся ослиных ушей, а когда Рот отпрянул, захохотал.
– Блин, прямо как в «Гарри Поттере»!
– Это невозможно, – сказала Врен, хохоча. Она все еще стояла в лифчике и трусиках, уперев одну руку в бок, будто сошла с пин-ап открытки сороковых годов. – Слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Но это было возможно. И мы были достаточно пьяны, чтобы повестись на это. В голове проносились мысли о том, что, если теперь у Рота и правда ослиная голова, значит, волшебство существует. И козлиные ноги Иоакима, наверное, не часть костюма. И когда я оставляла молоко для фей, наверное, нужно было мыть миску каждый раз. Загнав эти мысли на задворки сознания, я занялась восстановлением праздничного стола. Нельзя же было просто стоять и беситься до конца своих дней. Друзья помогли вытереть разлитый пунш. Я промыла сыр, сняла верхний слой хумуса. На кухне обнаружились небольшие запасы чипсов, и я наполнила ими миски. Большинство бутылок остались целы. Некоторые закуски уже было не спасти, но учитывая, что магия оказалась реальной и волшебные существа пожаловали к нам в гости, я все равно была готова считать вечеринку успешной.
Исидор перелил прозрачную жидкость из своей бутылки в бокалы для аперитива, стоявшие на стойке в бабушкиной кухне. Напиток, отдававший чабрецом и тмином, обжигал горло. Гризельда научила нас застольной песне, и мы принялись горланить, танцевать, крутиться и скакать по мебели.
Кто-то нашел яблоко, чтобы покормить Рота.
Около полуночи мы включили канал MTV, где показывали, как новогодний шар опускается на Таймс-сквер, и стали считать вместе со всеми.
Десять. Девять. Восемь. Семь. Шесть. Пять. Четыре. Три. Два. Один!
Мы завизжали и стали дудеть в бумажные дуделки, обниматься и целоваться. Все горланили «За дружбу прежних дней», а Исидор пел строки, которых я не знала: «С тобой топтали мы вдвоем траву родных полей. По кружке старого вина – за дружбу прежних дней». А потом я очутилась в коридоре, целуя Иоакима – парня, которого я почти не знала; парня с именем, которое я выдумала; парня, который мог оказаться демоном, духом или опасной галлюцинацией.
