Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита

Зайка выглядит плохо. Одежда мятая, небрежная, на голове не пойми что — немытые волосы собраны в кривой почек, под глазами — разводы от туши. Кажется, она ревела — красные глаза лихорадочно блестят и по щекам нездоровый румянец.

— Жду тебя, дорогая тетушка, — цедит сквозь зубы, и в ее голосе столько злости и ненависти, что у меня мороз по коже.

— Давно?

Что делать? Что, мать вашу, мне делать?

Я не спецназовец, чтобы бросить на нее и обезоружить, не бессмертный ниндзя, чтобы растворить в тени, скрывшись от безумного взгляда. Телефон внизу и вряд ли мне позволят до него добраться. Надежда только на сигнальную кнопку, которую дал Карпов. Она совсем близко — на полочке в ванной, где я ее оставила, когда принимала душ. Всего пять шагов, но их как-то надо сделать.

— Давно, — ухмыляется Зайка, — с того момента, как ты укатила со своей дурой-подругой.

Ей не известно по какому делу мы отлучались, и я не собираюсь раскрывать карты. Пусть остается в неведении по поводу того, что клубок ее злодеяний начал распутываться.

— Зачем ты пришла?

Зайка с вызовом задирает нос:

— Разве не понятно? Хочу, чтобы наконец восторжествовала справедливость.

— О чем ты говоришь, Зой? — горько спрашиваю я, — какая справедливость? Я пригласила тебя в свой дом, а чем отплатила ты?

— Вау! Пригласила она. Надо же, какая благодетельница нашлась. Приютила у себя бедную родственницу из мухосраска и кормила объедками со своего стола.

— У тебя все было.

— Все? Ты имеешь в виду эту комнату, из которой ты меня выкинула, как дворняжку? Или те несчастные тряпки, которые ты мне жертвовала с барского плеча? Да ты даже за волосы меня отчитала, специально, чтобы унизить и показать, что я никто.

— За волосы я тебя отчитывала, потому что ты подвела другого человека. Хорошую девушку.

— Срать мне на эту жадную корову. Таких миллион. Ей можно было просто сунуть ей денег, чтобы она заткнулась и не воняла, а вместо этого ты наехала на меня!

Она не в себе. Я смотрю на это чудовище, так долго ходившее в овечьей шкуре, и мысленно содрогаюсь. Почему я ничего не замечала прежде?

Меня трясет. От нервов и страха. До одури страшно, что она все-таки сможет причинить вред ребенку.

— Тебе мало того, что я давала?

— Да, черт подери! Да! — она срывается на крик, — Я хочу большего! Я достойна большего.

— Ну так добивайся. Учись, работай. Все в твоих руках.

— Довольно! Я этого бреда от мамаши уже наслушалась. Зоя учись, Зоя работай, бери пример с Милы. Она ведь такая, мать ее за ногу, молодец. Умница, красавица. Все может, все у нее получается. Прямо куда деваться, сраный эталон.

Ох, Нина…

Я понимаю, что сестра хотела как лучше, ставя в пример успешную родственницу, но в итоге подтолкнула всех нас к катастрофе.

— А Миле просто повезло вовремя свалить из деревни! — Зайка все так же на повышенных тонах, — слышишь? Просто гребаное везение, которое подкинуло тебя на самый верх! В отличие от мамаши моей тупой, для которой удача — это купить грузовик говна по дешевке!

— Не смей так говорить про мать.

— Да пошла она на хрен! Я к ней больше не вернусь! Я здесь останусь, слышишь? Это мой дом, — машет свободной рукой.

— Здесь нет ничего твоего, — парламентер из меня так себе.

Я прикусываю себе язык, когда вижу, как Зойка, покрывшись пунцовыми пятнами, начинает вопить:

— Заткнись! — визжит некрасиво перекошенным ртом, — Это мой дом! Моя жизнь. Та, которой я достойна! А ты… ты тварь!

Всхлипывает. Пистолет в ее ируке ходит ходуном и по-прежнему направлен на меня. Стоит ей только нажать на курок и все…

Я должна что-то сделать.

От волнения меня снова начинает мутить. Но сейчас мне это на руку. Давлюсь, не сдерживаясь.

— Меня сейчас вырвет, — зажимаю рот рукой и бегу в туалет, не обращая внимания на крик за спиной.

— А-ну стой, я не разрешала!

Страшно рискую, но опережаю ее на три секунды. Этого хватает для того, что схватить сигнальный брелок и сунуть в карман халата, и когда следом врывается Зайка с перекошенным лицом, я уже над унитазом и самозабвенно блюю.

— Ну и мерзость, — тянет она с нескрываемым отвращением.

Мерзость здесь одна, и это она.

Одной рукой держу волосы, чтобы не испачкать. Вторая — в кармане, судорожно жмет на кнопку.

— Умойся, — приказывает Зайка, — выглядишь как последняя уродина.

Я покорно открываю кран и плещу себе в лицо ледяной водой, пытаясь продышаться. Вызов сделан, мне остается только продержаться до приезда подмоги, но вот беда — Карпов не сказал, сколько это займет по времени. Мне так страшно, что я едва держу себя в руках, а Зайка стоит у меня за спиной и продолжает плеваться ядом:

— Я никогда не могла понять, что такой мужчина как Вадим мог найти в такой как ты. Никакая! Серая посредственность, не отличающаяся ни умом, ни красотой, ни еще какими-то достоинствами. Пустышка! Он достоин лучшего!

Меня так и подмывает спросить «уж не тебя ли», но проглатываю колкие слова. Я все глотаю: и то, что знаю, про кражу денег и телефона, и про подсадного врача, и про то, что она хотела напоить меня отравой. Главное — выжить сейчас. С остальным буду разбираться потом.

— Знаешь, как нежен он был той ночью? Как сладко шептал о том, что я его девочка, и он меня ждал всю свою жизнь? Он был счастлив. По-настоящему! А потом ты вернулась и начала путаться под ногами, пытаясь увести моего мужчину!

У меня все-таки прорывается:

— Не слишком ли много здесь твоего?

— В самый раз, — хмыкает она, — спасибо, что подготовила для меня гнездышко.

Самое жуткое, что она не сомневается в том, что говорит. Искренне верит, что я должна ей отдать все, что имею, ведь только тогда восторжествует столь желанная справедливость.

— А теперь завари-ка мне кофе, тетушка. Того самого, карамельного. И с душой, чтоб. Как себе.

Я послушно прохожу мимо нее и словно зомби спускаюсь на первый этаж.

Меня штормит и качает из стороны в сторону, в голове вата, но что хуже всего — я чувствую, как живот каменеет. Мне нужно выпить таблетки, пока тонус не разыгрался в полную силу. Только сомневаюсь, что любимая племянница даст мне их принять.

Она идет следом за мной, не забывая тыкать между лопаток стволом. И несмотря на то, что ее саму трясет как осиновый лист, я чувствую, что она кайфует. Получает удовольствия от каждого мгновения, от каждого жестокого слова, отпущенного в мой адрес. Ее ненависть так ярка, а зависть так откровенна, что снова начинает тошнить.

Я утешаю себя мыслью, что спуск на первый этаж — это хорошо. Так спасателем потребуется меньше времени, чтобы добраться до нас. Они смогут заскочить через дверь или окно. Пока готовлю кофе, фантазия рисует картины захвата дома. Как в боевиках, когда спецназовцы спускаются на веревках с потолков, выбивают окна и скручивают главного злодея.

И тем страшнее понимать, что главный злодей — это моя любимая маленькая племяшка.

— Откуда у тебя пистолет? — ставлю перед ней кружку.

От этого вопроса она начинает трястись и зло давит сквозь зубы:

— Не твое собачье дело!

И я снова не могу удержать язык за зубами:

— Что? Большие серые волки не захотели что-то делать за так для маленькой Зайки? Пришлось раздвигать лапки? — спрашиваю, и по тому, как она содрогается, понимаю, что попала в точку.

— Это все из-за тебя! Из-за твоей скотской жадности! — вскидывает пистолет и направляет его на меня. Не в лицо, не в грудь, а в живот.

У нее совершенно конченый взгляд. Выстрелит ведь… А потом всем будет говорить, что это я виновата. Довела бедную Зайку до ручки, измучила.

И в тот самый момент, когда мы подходим к самой грани, раздается недовольный голос.

— И что здесь происходит?

Это Вадим. И сердце обрывается.

Я не слышала, как он вошел в дом, но он здесь и выглядит очень недовольным. Причем его недовольство направлено не на Зою, а на меня. Словно я мешаю этим двоим воссоединиться в пламенном порыве.