Я хочу быть тобой (СИ) - Дюжева Маргарита

— Когда Вадим тебя переносил на диван, ты бормотала про таблетки от тонуса. Я тебе их дала.

— Спасибо.

Я не помню, как меня переносили, не помню таблетки, ничего не помню. Последнее мое воспоминание, это перекошенное лицо Зои с безумным взглядом.

Как же так? Почему маленькая, всеми любимая девочка превратилась в чудовище, ломающее все на своем пути? У меня нет ответа на этот вопрос. Я пытаюсь понять, когда она перешла точку невозврата и превратилась вот в это, но не вижу. До самого последнего момента она оставалась для меня любимой племяшкой.

— Есть хочешь?

Я отмахиваюсь:

— Поехали в участок.

— Нет, — неожиданно жестко произносит подруга, — Вадим запретил тебя туда пускать.

— Я должна быть там, должна быть в курсе всего.

— Будешь. Никто ничего не собирается от тебя скрывать.

— Но…

— Ты только пришла в себя и зеленая, как лягушка. Так что сидим дома. Вадим вернется и все сам расскажет.

— Меня все равно вызовут для дачи показаний.

— Вот когда вызовут, тогда и поедешь, — строго говорит Алиса, — Зойка не смогла причинить вред тебе и добраться до ребенка, так ты решила продолжить ее дело?

Я сдаюсь. И хотя мне хочется куда-то бежать и что-то делать, заставляю себе сесть обратно. Подруга во всем права. Никому не будет пользы если я начну метаться как угорела, и сама себя загонять. Надо успокоиться. Ради малыша.

Мы с Алисой недолго болтаем, потом я снова засыпаю и разлепляю глаза только утром, когда телефон начинает настойчиво гудеть и требовать внимания.

На экране высвечивается номер сестры.

— Вам надо серьезно поговорить.

Подруга прекрасно понимает, что этот разговор не для посторонних ушей, поэтому уходит, оставив меня одну.

Я отвечаю нехотя, через силу, прекрасно понимая, что семейная жизнь даст очередную трещину.

— Милаш, привет, — Нина звучит обеспокоенно, — я тебя не разбудила?

— Здравствуй.

Голос будто не мой. Угрюмый, убитый, уставший, хотя я только проснулась.

— Я до Зои не могу дозвониться. Вчера звонила — телефон отключен, сегодня тоже тишина. Паразитка не хочет со мной разговаривать, знает, что потребую возвращения, — причитает сестра, еще не догадываясь, какой лютый звездец ее поджидает, — где она там? Можешь, позвать?

Криво усмехаюсь. Она ведь так и не в курсе, что Зайка от нас съехала пару недель назад. Я сама, лично выгораживала племянницу, чтобы суровая мать не ругалась. Думала, что помогаю, переживала за Зайкино благополучие и учебу. Идиотка.

— Не могу, Нин.

— Где она?

— В полицейском участке.

В трубке испуганная тишина, потом дрожащий голос:

— Что случилось? В аварию попала? На нее напал кто-то?

Она как из пулемета перечисляет беды, которые могли приключиться с дочерью, не догадываюсь, что Зайка сама стала источником бед. И как бы тошно мне не было, придется ломать ее розовые очки.

— Нин, послушай меня очень внимательно, — пресекаю поток ее причитаний.

Она замолкает, потом, судорожно втягивает воздух, и шепчет:

— Все плохо?

— Да.

Я без прикрас, без попыток смягчить ситуацию и подсластить пилюлю рассказываю о том, что у нас произошло. От и до. И про кражу, и про Вадима, и про нападение. Вообще все. Нина сначала не верит, через слово переспрашивает, уверена ли я, и под конец просто рыдает. Как бы не ругала она Зою, но это ее дочь, единственная, непутевая, ради которой Нина всю жизнь жилы тянула.

— Это я виновата, — давится слезами, — я. Мне так хотелось, чтобы она хоть чего-то достигла в этой жизни. Я постоянно в пример тебя ставила, хотела, чтобы она своими глаза увидела и поняла, что если стараться, учиться, работать, то можно много достичь. А когда Зоя перед отъездом сказала, что хочет и готова стать тобой, я радовалась, что она за ум взялась.

Я снова содрогаюсь, представляя как юная девчонка собирается в большой город с одной единственной целью — разрушить мою жизнь и забрать то, что она уже заранее считала своим. Она не сомневалась, не мучалась приступами совести, не думала о том, что так нельзя. Для нее это было в порядке вещей.

Вспоминаю сияющие глаза, когда она, не скрываясь говорила, что хочет все, а я дура не понимала, о чем речь. Совала ей подарочки, водила по ресторанам, выгораживала перед матерью, своими руками подталкивая свою семью к краху. Не могу не думать о том, что если бы выперла ее из дома в первую неделю, то всего этого бы не произошло. А я сама! Лично! Привела ее за руку в свой дом, позволила ей, как пиявке присосаться к нам. Не подумала, не почувствовала, не поняла. Гладила по голове и хвалила, все больше убеждая во вседозволенности, в том, что маленькой сладкой Заиньке все всегда сойдет с рук.

Так больно, аж зубы сводит.

— Мил, может, можно как-то решить этот вопрос? — надрывно спрашивает сестра, — я заберу ее в деревню, и вы больше никогда про нее не услышите. Она будет тише воды, ниже травы. Поговори с Вадимом, попроси не давать его хоть делу. Умоляю.

— Прости, Нин, но нет.

— Мила…

— Нет, — повторяю жестко. Даже жестче чем того требует ситуация, — она разрушила все, что у меня было. Неоднократно пошла на преступление, и если бы ей удалось — то погубила бы моего ребенка. Ты не удержишь ее, а я не хочу жить, постоянно оглядываясь и вздрагивая от каждой тени. Отпустить ее сейчас — равносильно тому, что поставить в угол и погрозить пальцем. Она ни черта не поймет и при первой же возможности возьмется за старое. Так что я ни слова не скажу Вадиму. Прости.

Она плачет в трубку, и у меня сердце заходится от жалости, но это никак не влияет на мое решение. Я хочу, чтобы Зайка заплатила по полной, за каждый разрушенный кирпичик, за каждую мысль, что ей кто-то что-то должен, просто потому что она так хочет. Я хочу справедливого наказания. И безопасности.

После разговора чувствую себя больной, словно кто-то высосал из меня всю жизненную силу, но стоит только повесить трубку, как звонит Карпов.

— Мил, ты как?

— Терпимо.

— Тебя ждут в участке. Мы всю информацию дали, но нужны твои показания, как главного свидетеля.

— Приеду.

Мы с Алисой наскоро завтракаем, и она отвозит меня к участку.

— Точно не надо с тобой идти? — спрашивает, когда я уже готова выйти из машины.

— Я сама.

У меня внутри ширится мрачная решимость. Реветь уже не хочу, жалеть себя тоже. Прощать и давать слабину — тем более. Да, возможно я плохая тетка, которая ради родной сестры не может наступить на горло собственной гордости, но я собираюсь утопить Зайку. Сделать все, чтобы она прочувствовала серьезность последствий и поняла, что никто не будет идти в нее на поводу, только потому что она девочка-зайка.

Я хочу увидеть мужа, но внутри меня встречает Карпов и сразу берет в оборот.

— Готова?

Сдержано киваю и не успеваю даже глазом моргнуть, как оказываюсь в кабинете у следователя. Дальше идет самый неприятный разговор в моей жизни, когда посторонние люди копаются в моем грязном белье и задают неприятные вопросы, но не прячусь и не пытаюсь обойти неприглядные моменты. Мне нечего стыдиться, разве что только собственной тупости и наивности. За них придется еще долго расплачиваться.

В свою очередь, мне тоже открываются неприятные подробности, до которых успели докопаться остальные. Мне даже показывают план, написанный Зайкиной рукой, в которой она хладнокровно, по пунктам описала то, что принадлежит мне, но должно перейти к ней.

— Могу я ее увидеть?

Не знаю, зачем мне это, но я хочу напоследок взглянуть в глаза свой племяннице.

Это не положено, но на помощь приходит Стеф, который параллельно с Карповым вел расследование по просьбе Вадима и тоже был в курсе нашей прекрасной истории. Он договаривается с кем-то из своих и мне разешают повидать Зайку.

Она сидит в камере предварительного заключения. Злая, растрёпанная, некрасивая и совершенно уверенная в том, что ее здесь держат незаконно.