Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах
Сказав это, я отправился вначале в ванную, где немного сполоснулся, а затем в спальню. Ждать мне пришлось долго, прошло минут пять-семь сверх назначенных 10, когда я услышал в своей комнате чьи-то осторожные шаги.
– Савва, – позвал меня незнакомый девичий голосок, – ты здесь?
– Ну а где мне быть, – хохотнул я. – Иди на голос, я уже давно жду. Да, и имя свое мне назови, я по голосу никого не помню.
– Камила меня зовут, – слабым и слегка дрожащим голосом, то ли от страха, то ли от возбуждения и предчувствия чего-то приятного, прошептала девушка.
– Ну так иди же сюда, я не кусаюсь, – прошептал я в ответ, нащупывая в темноте руку девушки. Спустя несколько секунд я ее уже раздевал, преодолевая слабое сопротивление девичьих рук. Когда она осталась без вещей, я ощутил ее запах – это был запах чистого девичьего тела.
Чувства взяли верх над разумом, и я, слегка размяв ее промежность пальцами, и, ощутив выступившую влагу, задрал ноги девушки до самых ушей и медленно ввел своего уже донельзя возбужденного Удальца в ее киску. Он шел туго, и мне пришлось несколько минут трудиться над тем, чтобы она приняла меня целиком. Но едва я вставил его до самого конца, как тут же кончил. И в это же мгновение девушка издала легкий стон.
– Ты как, в порядке, не больно тебе? – целую ее в шею, спросил я девушку. – А то, мне показалось, что она у тебя узкая, как соколиный глаз.
– Да я … сегодня это у меня во второй раз в жизни.
– Это, милая, и есть радость соития, – прошептал я, целуя девушку уже в губы. Вообще-то я не целую женщин и девушек в губы, да еще к тому же незнакомых, но мне не хотелось обижать свою партнершу недоверием.
– Хочешь еще разок, Камила? – спросил я ее спустя несколько минут.
– Нет, я не смогу, наверное, у меня там все болит, – прошептала она.
– Ну хорошо, иди, сполоснись, потом скажешь девчонкам, чтобы пришла… следующая проигравшая. (Не сдержавшись, я хохотнул).
Прислушиваясь к звукам, доносящимся из ванной, я дождался, когда Камила вышла оттуда, и сам побежал сполоснуться. Когда я вернулся, то заметил сидевшую на моей постели девушку.
– Эльмира, ты, – угадал я, ориентируясь по очертаниям округлостей находившейся передо мной женственной фигуры, так как такой фигуристой девушкой была только одна из присутствующих.
– Да я это, я, – донесся ее ответный шепот, а секундой позже я попал в горячие объятия. Мы с минуту повозились в постели, так сказать, ознакомительно, поглаживая друг друга по разным частям тела, затем Эльмира сунула свою руку мне в промежность и, взявшись за Удальца ладонью, обнаружила его недостаточно напряженным.
– Ты что, Савва, не хочешь меня? – спросила она уже прерывистым от возбуждения шепотом.
– Хочу, только ты прежде поцелуй его, – прошептал я.
Девушка задумалась на несколько мгновений, не выпуская моего Удальца из руки, затем медленно склонилась к нему и принялась целовать, а затем взялась за него всерьез. Делала она это неумело, но с азартом, поэтому ее усердие вскоре было вознаграждено, мой Удалец выпрямился и встал. И в ту минуту Эльмира повернулась ко мне попочкой, так, что ее ягодицы оказались приподнятыми вверх, а талия изогнутой вниз. В поисках удобной позы мне пришлось стать у дивана на ноги, но это того стоило, в итоге я кончил два раза подряд, не вынимая. Эльмира вовсю отдавалась танцу любви, она широко махала тазом мне навстречу, одновременно стонала и охала. Я думаю, ее подругам в соседней комнате все было хорошо слышно. Что ж, похвальная чувственность для 17-летней девушки.
Спустя четверть часа после этих любовных упражнений, я вышел из ванной и неожиданно, как вкопанный остановился у входа в кухню, из которой раздавался голос Эльмиры:
– Он у него такой, знаете, – девушка показала пальцами неправдоподобную длину, – и толстый, блин, аж всеми кишками его почувствовала.
Девушки, внимательно слушая ее, только охали и ахали.
Эти откровения надо было остановить, и я решительно вошел на кухню.
– Не верьте ей, девчонки, она сильно преувеличивает, – сказал я. – Во-первых, никакой он не толстый, а стройный и красивый. – Меня понесло. – Вездеход, одним словом. Куда не вставь, везде ему комфортно, и, что важно, никаких травм.
Сказав это, я внимательно поглядел на девушек. Ни на одном лице после сказанного мною я не увидел отвращения или неприязни, только жгучий интерес, восторг, и все… Да уж, так они, чего доброго, перевозбудятся и гурьбой на меня набросятся. Надо сворачиваться с этими опасными гульками, где восемь дам на одного.
– А где Митяй, девчонки, кто его видел? – спросил я.
Одна из девушек стыдливо опустив глаза, проговорила:
– А он уснул, там, на кровати.
– Наверное, это ты его усыпила? – спросил я ее, улыбнувшись, припоминая, что это именно она уходила с Митькой в спальню. Девушка из скромности не ответила, только покраснела.
Пока я поднимал с постели сонного Митьку, в дверь позвонили, оказалось, что это пришел Иван, чтобы отвезти девушек в лагерь. Перед обратной дорогой я успел заглянуть на кухню и там, взяв два зернышка кофе из банки, стоящей в кухонном шкафчике, бросил их в рядом стоящую пиалу. Таким образом, я решил вести счет своим партнершам, предполагая, и не без оснований, что этих самых зернышек в итоге наберется на добрую порцию кофе. Поездка обратно являла собой настоящую идиллию: все мы, парни, и девчонки – были настроены благодушно и доброжелательно, ну а я на заднем сиденье полулежал, словно восточный падишах в окружении своего гарема на руках своих наложниц; получасом позже мы высадили наших прекрасных спутниц на некотором удалении от лагеря – противоположном от ворот краю пустыря, чтобы не встречаться с кем-либо из персонала лагеря, или же преподавателей и не объясняться с ними.
На второй день я приехал к уже знакомому мне лагерю, расположенному у границы в сопровождении своего товарища Кондрата; на этот раз мы были вдвоем и на «жигуленке». Время клонилось к вечеру, однако было еще довольно светло, и я с интересом огляделся по сторонам. Уже знакомый мне пустырь в этот час еще не напоминал место для променада, впрочем, по нему в броуновском беспорядке уже прогуливались девушки, но сейчас их тут было от силы полсотни. Из динамиков, укрепленных на столбах, играла бравурная музыка, звучал какой-то советский марш.
Пока мы с Кондратом изучали окрестности, одновременно не забывая поглядывать на проходивших мимо девушек, народу на пустыре прибавилось, и я понял, что это происходит всегда к определенному времени, с наступлением темноты. (Да и то верно, ведь темнота – друг молодежи).
– Тебе не кажется, брат Савва, – сказал Кондрат, – что девчонки тут слишком молоденькие?
