Кара Локвуд - Улыбнитесь, вы уволены
Такой строгий и сухой тон она использует только для серьезных разговоров. Видимо, сейчас не лучший момент спросить, можно ли мне переехать обратно в свою старую комнату.
* * *Мы трое едим пиццу в относительной тишине. Мама сердита на папу, поэтому старательно делает вид, будто его здесь нет. Она смотрит на меня и совсем не замечает папу. Папа, как обычно, опустил голову и низко нагнулся над своей тарелкой, чтобы было удобнее запихивать в рот пиццу со скоростью света.
— Фундамент снова перекосился, — произносит мама, адресуясь к некой точке над папиной головой.
— Не представляю, где сейчас достать денег на ремонт, — бурчит папа с набитым ртом.
— По-моему, нам нужно взять еще один кредит.
Папа только фыркает.
— Как вы там ладите с новой соседкой? — обращается ко мне мама. Доброжелательная и радушная хозяйка, как всегда.
— Эта квартира! — тут же рявкает папа. — Сколько раз повторять, она тебе не по карману!
— Прекрати донимать бедную девочку из-за ее квартиры! — вдруг кричит мама, и мы подпрыгиваем: мама редко повышает голос дома, а уж тем более за едой. — Она нашла себе соседку. Это признак финансовой сознательности.
— Дорис, она все равно живет не по средствам. Если бы это зависело от меня, мы бы научили детей ценить деньги.
Щеки мамы становятся свекольного цвета.
— С каких это пор ты заботишься о воспитании? — гремит она. — Да ты в доме палец о палец не ударил. С чего это ты теперь так разволновался? Это я вырастила наших детей. Не ты!
— Дорис, мне кажется, это не самая подходящая тема для ужина, — тихо говорит папа.
Обычно мама понимает намек, берет себя в руки и извиняется, что не сдержалась, но не сейчас.
— Ну ВСЕ! — выкрикивает мама и швыряет льняную салфетку на свой кусок пиццы. — Развод!
— Дорис, — невозмутимо увещевает папа, — успокойся, пожалуйста.
— Я устала быть спокойной, — заявляет мама.
— Веди себя разумно, Дорис, — уговаривает ее папа.
— На этот раз я так и сделаю, Деннис. Я ухожу.
С этими словами мама топает по лестнице в спальню. Слышно, как она яростно выдвигает и задвигает ящики комода.
— Пап? — Я вопросительно смотрю на него.
— Не бери в голову. — Папа снова принимается за еду. — Последнее время она постоянно требует развода.
— Может, стоит ее выслушать?
— Скоро остынет.
Папа продолжает жевать, а мама тем временем спускается вниз, волоча за собой большой чемодан на колесиках.
— Прости, Джейн, что тебе пришлось при этом присутствовать, — говорит она и выходит через черный ход.
Сидя за столом, мы с папой слышим, как она заводит свой «вольво»-универсал и выезжает из гаража. По темной улице проносятся фары.
— А вещи она тоже каждый раз собирает? — спрашиваю я.
— Нет, — качает головой папа. — Это что-то новое.
Сбитая с толку и растерянная, я всю ночь лежу на диване и жду, когда вернется мама. Но она не возвращается.
Утром выясняется, что мамы все еще нет, и папа, державшийся накануне с эдакой беспечностью, начинает волноваться.
— Она вернется, — повторяет он, однако уже не так уверенно, как вчера вечером.
— Попробуй позвонить ее сестре, — советую я.
— Ладно, но позже, — соглашается папа, явно недооценивая ситуацию. — Если она сама не позвонит через час или два.
Я со вздохом качаю головой.
Звоню на работу и сообщаю, что заболела, а сама жду весь день и весь вечер, но мама так и не объявляется. Не зная, что делать, еду на электричке к себе, оставив папу в кресле у телефона.
В квартире яблоку негде упасть, из моего старого магнитофона громыхают мощные басы «техно», кто-то сдвинул мебель к стенам, и люди танцуют в центре гостиной. На кухне стоит пивной бочонок, в воздухе висит дым марихуаны.
— РОН! — в бешенстве ору я, проталкиваюсь через толпу едва одетых поклонниц, вращающихся под какую-то ужасную танцевальную музыку, и налетаю на Ганешу, которая выписывает замысловатые круги, стоя на моей тахте. — Что здесь делает весь этот народ? — кричу я ей.
Ганеша пожимает плечами:
— Празднуем выход сингла «Засора»!
Я нахожу Рона на пожарной лестнице; он курит косяк и треплется с парнями из своей группы, Рассом и Джо.
— Убери их всех отсюда! — требую я.
— Слышь, Джейн, расслабься. Обычная вечеринка.
— Рон, это МОЯ квартира. Ты не имеешь ПРАВА никого в нее приглашать.
Как раз в этот момент из гостиной доносится грохот. Похоже, кто-то разбил мои антикварные фарфоровые часы в форме кошки.
— По-моему, вам всем пора уматывать.
— Ну, старушка, успокойся.
— ЭЙ! — ревет кто-то у нас над головами. Это Хозяин Боб. — ЧТО ВИ ТАМ ДЕЛАЕТЕ?
— Отмечаем, чувак! — отзывается Рон. — Хочешь холодненького?
Рон предлагает Хозяину Бобу пиво через два этажа.
Хозяин Боб на секунду задумывается.
— Я СИЧАС ВНИЗ, — решает он, затягивая пояс розового махрового халата.
Чудесно. Превосходно. Только этого мне и не хватало.
— Вот видишь, Джейн? С людьми надо по-хорошему, они поймут, — наставительно говорит Рон. — К чему вся эта агрессия?
— ЭТО НЕ АГРЕССИЯ, — ору я.
— Старуха, тебе жизненно необходимо напиться, — советует Джо.
— Я звоню в полицию, — угрожаю я, но сама себе не верю.
— Джейн, может, тебе нужно поспать? — Рон кладет руку мне на плечо, я спихиваю ее.
— У Рона разбито сердце, — говорит Расс. — Его, может, пожалеть нужно.
— Ага, вечеринка называется «выход песни» дробь «скатертью дорога, сучка», — разъясняет Джо.
— Ты, не смей так о Мисси, — предупреждает Рон.
— Мне плевать, как называется эта вечеринка, — она закончена, — твердо объявляю я.
— Ну что? Разве я не говорил, что она все еще по мне сохнет? — Рон обращается к Рассу и Джо; те понимающе кивают.
— НЕПРАВДА, — протестую я.
— Джейн, все видели, как ты ревновала к Мисси, а теперь, когда она ушла, ты собралась подбить под меня клинья. Но послушай, все КОНЧЕНО, ПОНИМАЕШЬ? Просто меня к тебе не тянет. — Рон сочувственно треплет меня по плечу. — Тебе пора начать новую жизнь.
— Я начала новую жизнь, — беспомощно оправдываюсь я. — Это ты вечно ко мне приходишь. Это ты ко мне переехал.
— Я переехал ради Мисси, — парирует он.
— Меня к тебе уже давно не тянет, — возмущаюсь я.
— Конечно, куколка. Конечно, конечно.
Мне становится противно, и я возвращаюсь внутрь.
Хозяин Боб не рискнул спускаться по шаткой пожарной лестнице и зашел через широко распахнутую входную дверь. В одной руке у него уже пиво.
