Луэлла Стинбоу - Старинная легенда
А тем временем…
Катберт мрачно сощурился; в уголках глаз, припорошенных бетонной пылью, разбежались морщинки. А тем временем они с Джиллиан не станут торопить события, притушат буйное пламя, что то и дело вспыхивает между ними, как-нибудь согласуют свои графики работ. Постараются больше узнать друг о друге. Он, Катберт попытается постичь те вдохновенные поэтические видения, что всякий день заставляют документалистку пешком спускаться в каньон, да еще с тридцатифунтовым рюкзаком за плечами. В свою очередь, он охотно объяснит красавице-кинорежиссеру законы физики.
Например, наклонные плоскости.
Или принцип действия рычага.
Застонав, Катберт отогнал откровенно эротический образ, мгновенно возникший перед мысленным взором: она изображает наклонную плоскость, он приводит в действие рычаг… Ну и как прикажете не торопить события, если все, о чем он, главный инженер строительных работ, в данный момент способен думать — это горячий душ, холодный напиток и Джиллиан в его объятиях.
Этот самый вопрос Катберт задал себе в очередной раз, когда, несколько минут спустя, Джиллиан деликатно постучалась в смежную дверь. Далтон поспешно отодвинул задвижку, — руки его слегка дрожали. Молодая женщина несмело улыбнулась ему с порога. Ее лицо тоже покрывал толстый слой пыли, а волосы под бейсболкой с надписью «Доджерс» напоминали спутанную рыжую гриву.
И сей же миг его приоритетные ценности поменяли очередность. Черт с ним, с холодным пивом, решил охваченный страстью влюбленный. Все равно напиток смешается с пылью, — Бог свидетель, пыли он за день наглотался немало! — и бетоном застынет в желудке. Да и горячий душ подождет. А вот заключить эту женщину в объятия нужно немедленно, сейчас же, не откладывая. Тем более что улыбка ее возбуждала и взбадривала Катберта не меньше, чем дружеские потасовки, что они с братьями то и дело затевали на родном ранчо.
— Привет.
Одно-единственное коротенькое слово, а у Катберта тут же стеснилось в груди!
— Привет!
— Как твои сегодняшние работы?
— В нижнем правом секторе мы дошли до самой сердцевины.
— Это хорошо или плохо?
Катберт широко ухмыльнулся.
— Еще как хорошо. Мы-то полагали, что нам потребуется два дня как минимум, чтобы докопаться до внутренностей! Но наш подрядчик — мастер своего дела; умеет динамитные шашки закладывать, что и говорить!
— Так что со взрывами покончено?
— Похоже на то.
Катберт отлично знал, что за этим последует. И не ошибся. Джиллиан метнула на него быстрый оценивающий взгляд.
— Значит, завтра я могу снова вести свою группу к развалинам?
Катберт замялся. Ему очень не хотелось сообщать недобрые новости: в их сторону снова движутся грозовые облака. В верховьях реки Сакраменто уже выпало рекордное годовое количество осадков. По всем признакам, в низовьях скоро произойдет то же самое.
Подгоняемый неблагоприятными прогнозами метеорологов, субподрядчик свершил невозможное и закончил взрывные работы за один день. Теперь Катберту приходилось беспокоиться лишь об одном: ливневые паводки, бушуя в каньоне, вполне могли сокрушить увечную плотину. Ну и, конечно, оставалась еще Джиллиан с ее съемочной группой.
— Слушай, давай я сначала умоюсь, а потом мы потолкуем о рабочих графиках? — предложил Далтон.
Джиллиан подозрительно сощурилась, — видно, догадавшись, что новости у него в запасе неважные. Но настаивать не стала.
— Идет. А я принесу из кафе пару пива. Похоже, что-нибудь холодненькое и взбадривающее тебе в самый раз придется.
В последний момент Катберт прикусил-таки язык, сдержав неуместное замечание. Дескать, что-нибудь тепленькое и взбадривающее его занимает куда больше. Например, ее губы. Или изгиб ее шеи. Или любая другая доступная ее часть.
— Не могу не подивиться твоему высокому интеллекту и исключительной наблюдательности, — возгласил Катберт, поглаживая ладонью ее ключицы.
— А, ты заметил!
Уголки ее губ лукаво поползли вверх, и Катберт едва не утратил последних остатков самообладания. Лишь грандиозным усилием воли он удержался от непоправимого. Спокойно, не торопись, внушал себе он. Тон голоса должен остаться небрежным, прикосновение — легким.
Один-единственный поцелуй — так, маленький образчик, — твердил себе Катберт, наклоняя голову. Только попробую, не больше…
Но едва уста их слились, Катберт понял: «маленького образчика» недостаточно. Джиллиан благоухала ветром и солнцем, женщиною и неимоверно крепким черным кофе, — тем, что умела заваривать только Пегги. А губы ее тут же, сами собою, приняли нужную форму, — словно уже заучили форму и очертания его рта, подбородка, контуры его лица.
Все его существо бурно запротестовало против подобной сдержанности, однако Катберт честно постарался ограничиться одним-единственным поцелуем. Он нехотя отстранился — и Джиллиан тихонько рассмеялась.
— На вкус ты — точно цемент.
Инженер изогнул бровь.
— И часто тебе доводилось пробовать цемент на вкус?
— Никогда; но все когда-нибудь случается в первый раз.
— Так люди говорят…
У основания ее шеи трогательно пульсировала голубая жилка, притягивая взгляд, маня прикоснуться. Он проследил большим пальцем еле различимую, прерывистую линию, чувствуя, как пульс учащается под ее касанием.
— Может, люди и правы, — прошептал он.
Это властное, неодолимое, всеподчиняющее влечение Катберт и впрямь испытывал впервые. Прошлой ночью, ворочаясь с боку на бок на постели и тщетно зовя сон, он прислушивался к гулу ветра и заново переживал каждый миг, каждую минуту того, что они вместе пережили среди руин. А к тому времени, как пришла пора подниматься, Далтон почти убедил себя, что все выдумал. И собственную изнуряющую жажду. И то, как Джиллиан выгибалась и постанывала в его объятиях, и, наконец, упоенно вскрикнула в апофеозе высвобождения.
А теперь он понял доподлинно: ничего ему не пригрезилось! Голубая жилка часто-часто пульсировала под его большим пальцем. Кожа на ощупь казалась нежной и шелковистой, точно атлас. Господи, как его влекло к этой женщине! Так голодный бродяга жадно разглядывает витрину дорогого магазина, где выставлены роскошные кремовые торты и пирожные! За те несколько часов, что он провел с нею среди руин, в дым развеялись его сомнения и полуосознанное, инстинктивное презрение к женщине, которую сплетники Санто-Беньо заклеймили «разрушительницей семейных очагов».
Инженер до мозга костей, вплоть до окованных железом носков своих ботинок, Катберт все еще пытался измерить силу воздействия на него этой женщины по своей внутренней шкале Рихтера, когда Джиллиан отпрянула назад. И, к величайшей радости Далтона, дышала она столь же часто и прерывисто, как и он.
