Франсин Мандевилл - Полночь в Париже
И при этом она страшилась.
Ее пугал не Джек. Й не тот отклик, что он пробуждал в ней. Она в ужасе застыла перед неизбежностью, понимая, что последствия уже не имеют никакого значения — у нее не было выбора, она должна была полностью и целиком отдаться этой любви. Их чувства меньшего уже не допускали.
Перед ней зияла неизвестность с бесчисленным множеством еще не возникших проблем… Но и награда обещала быть ослепительной, если все сложится удачно.
По губам ее скользнула улыбка — улыбка уверенной в себе женщины, любящей и любимой. Отблеском этой улыбки осветилось все ее лицо и мягкая линия щек, и высокий лоб, и красиво очерченный рот.
Она сама уже не могла дождаться. Ей самой уже не терпелось.
14
В долине Луары Кендре приходилось видеть замки поменьше и не столь внушительные, как эта вилла, представшая перед ее глазами, когда машина выехала из парка, протянувшегося на два километра от охраняемых ворот. Перед входом простирался роскошный луг — самое малое, акров десять. Сверкающую зеленую траву прорезала дорога из измельченного гравия, расходившаяся полукругом перед фасадом дома. Окаймляли ее огромные тисовые деревья, которые, вероятно, росли здесь еще в те времена, когда Вильгельм Завоеватель собирался отплыть в Англию.
Со всех сторон вилла была окружена небольшими рощами, и Кендра видела мелькающие за густой листвой красные черепичные крыши хозяйственных строений. Со слов Реми она знала, что среди них имеется конюшня. И готова была держать пари, поставив в заклад свой новый гардероб, что здесь обязательно должен быть бассейн и теннисный корт. Впрочем, подумала она с усмешкой, для богатого дома все это вещи обыденные — совершенно нормальный комфорт.
Она поехала медленнее, чтобы получше все рассмотреть. Вилла была четырехэтажной, построена из белого камня, который со временем приобрел благородный оттенок слоновой кости. Остроконечные угольно-черные крыши мансард сверкали под лучами полуденного солнца. Над центральной частью огромного здания возвышался купол. Сине-бело-красный французский флаг лениво колыхался под порывами легкого ветерка. На углах виллы, создавая очаровательную симметрию, застыли две круглые башни с балконами на третьем этаже, с одинаковыми коническими крышами.
Высокие застекленные окна располагались по фасаду на маленьком расстоянии друг от друга — видимо, внутренние помещения были очень просторными и светлыми. Несмотря на свои размеры, вилла выглядела нарядной и элегантной благодаря декоративным барельефам и карнизам. Перед массивной дубовой дверью широкой дугой расходилось крыльцо со ступеньками и резной балюстрадой. В каменных чашах росла герань, ее ярко-красные цветы пылали на фоне белого фасада.
Кендра попыталась представить себе, как Надин с Реми, провожая Лорана на работу, машут ему рукой с этого внушительного крыльца, — и невольно рассмеялась. Гораздо легче было вообразить, как семейство в старинных костюмах благосклонно принимает приветствие севров, собравшихся у входа. На некотором расстоянии от виллы был виден синий Ла-Манш, поблескивающий на солнце. Она стала потихоньку тормозить, чувствуя нарастающий восторг.
Судя по всему, здесь будет чудесно.
Она остановила машину у нижней ступеньки и сразу увидела Реми, сидевшего на крыльце. Его голова едва возвышалась над каменной вазой с геранью. В руках он вертел черно-белый футбольный мяч и был так увлечен, что не обратил внимания на появление Кендры. За спиной у него стоял крепкий, угрюмого вида мужчина, который, казалось, видел все.
Кендра дважды погудела и приветливо взмахнула рукой. Реми неторопливо поднялся и стал спускаться по ступенькам. На его личике появилась приветливая улыбка.
— Добро пожаловать, мадемуазель Мартин!
Кендра захлопнула дверцу машины и сжала мальчика в объятиях.
— Спасибо, Реми. Мне здесь так нравится, что я с трудом могу устоять на месте!
Он посмотрел на нее снизу вверх и одобрительно кивнул.
— Я тоже. У меня с этим вечные проблемы очень трудно спокойно стоять на месте. Но я работаю над собой.
— Не перестарайся, пацан. Маленьким мальчикам редко удается устоять на месте, и никто от них этого не ждет.
— Пацан? — переспросил Рене, озадаченно сморщив носик.
— «Пацан» означает «паренек». Так в шутку называют в Америке малышей.
Она любовно хлопнула его по плечу, затем подошла к багажнику с намерением вынуть чемоданы.
— Пацан, — повторил Реми, явно смакуя новое слово, и взял Кендру за руку. — Мадемуазель, вашим багажом займется Люк.
Кендра покосилась на угрюмого стража.
— Нет, мадемуазель, это Жан, мой телохранитель.
Тот соизволил слегка кивнуть в знак приветствия. Под мышкой у него торчал пистолет в кобуре, но он даже не пытался скрыть оружие. Учитывая его мощное сложение, жесткий взгляд, упругую поступь, можно было предположить, что ему уже доводилось применять свои навыки на практике. Кендра растерянно улыбнулась. С одной стороны, было отрадно сознавать, что Реми так хорошо охраняют, но уж очень странным выглядело то, с каким спокойствием мальчик смирился с ужасными событиями, омрачившими его детство.
— А вот и Люк! — сказал Реми.
Из-за угла дома вышел загорелый крепкий старик лет шестидесяти, в синей блузе и берете. Ему недоставало только темного платка на шею и сигареты «Голуаз» во рту — так подумала Кендра, которой очень хотелось достать свой фотоаппарат и немедленно запечатлеть эту живописную фигуру. Он почтительно поклонился ей и начал вынимать чемоданы из багажника.
Жан вновь занял позицию на верхней ступеньке крыльца.
Реми, вложив маленькую ладошку в руку Кендры, повел ее в дом.
— Путешествие было приятным, мадемуазель Мартин?
Кендру в очередной раз поразила серьезность его тона и безукоризненность манер. С трудом верилось, что это говорит пятилетний мальчик и что английский для него всего лишь второй язык.
— Послушай, не надо называть меня мадемуазель Мартин. Зови меня Кендра, как делают все мои друзья, о'кей?
Он нерешительно кивнул:
— Но это надо будет объяснить моей няне…
Кендра сжала губы. «Няня» — это, конечно, та самая сухопарая строгая женщина, которую она мельком видела в посольстве.
— Конечно, я ей объясню.
— Очень хорошо. Няня говорит, что американцы слишком фамильярны, но раз мы друзья и раз вы мне разрешаете, то это будет…о'кей! Я буду называть вас Кендра. Мне нравится слово «о'кей», — доверительно сообщил он.
— У нас с тобой будет уйма времени, Реми. Я научу тебя говорить как американцы, а ты поможешь мне с французским произношением.
