Жоан-Фредерик Эль Гедж - Низкий голос любви
Глава 12
Он взял отпуск. В первый свободный день – понедельник, день Луны – он замолчал. Во вторник – день Марса – слова и молчание уже боролись внутри его черепа. В среду, день Меркурия, бога воров, битва распространилась на конечности: слова ушли у него изо рта. В четверг, день Юпитера, отца богов, в четверг, по-немецки Donnerstag, по-английски Thursday, день божественного грома, малейший шум отдается в нем с силой грозы. С этого четверга он обосновался на троне молчания. Если «да», которое значит «нет» – скипетр К, молчание стало теперь скипетром Артура. В пятницу, день Венеры, – рецидив. Дрожа от желания всем пылающим, как факел, телом, он бьет ладонью свой член. Он лишен слова, ему остаются только жесты, только наполнение и опустошение. Он много ест, много пьет, касается участков своей кожи, органов, которые следовало бы оставить в покое. В субботу, Saturday, день Сатурна, бога Времени, уже два дня, как он не говорит. Он испуган, опасается рецидива детского аутизма, и в воскресенье, Sunday, день Солнца, он набирает наугад номера телефонов, ищет света, выходит на улицу, обращается к первому встречному Но все напрасно – попытки становятся реже, неумолимо возвращение молчания из детства. Он избегает выходить из комнаты, заказывает по Интернету, принимает посыльных, не обмениваясь с ними ни словом. Современные средства коммуникации – непревзойденные помощники в поддержании дистанции. В понедельник, день Луны, он высовывается в окно, внимательно разглядывает небо, замечает ворону на кирпичной трубе. Это предвестник Чего, он не знает. Во вторник, день Марса, ранним утром, он отсылает на работу, Сибилле, электронное письмо, в котором сообщает, что не готов возобновить прием пациентов.
Расставшись с даром речи, он прослушивает записи своих сеансов с ясновидящей. устав слушать собственный голос, он переходит к записям сеансов с голосовыми упражнениями К Это ее прежний тембр, голос другой женщины, которую он больше не узнаёт. Дальше он слушает записи после операций. Это ее нынешний тембр, которого он больше не услышит. Он отдаляется от этих внутренних воспоминаний, ищет другие напоминания – внешние. Пальцы не слушаются его и выбирают фильм «Гепард». Клаудиа Кардинале танцует вальс с Бертом Ланкастером. Он вслушивается в их диалог. «Вы знаете я вам обязана всем. Если бы вы не согласились…» – «Нет, Анжелика. За все ты должна благодарить только себя».
Он выключает звук, поддается соблазну, перематывает кассету К Он больше не смотрит на благородный профиль принца Салины и притягательное, чувственное лицо Анжелики. Он не обращает внимания на слова. Он слышит только хрипловатый, протяжный голос К, доносящийся с губ актрисы. Каждый слог проникает ему в живот. Звукоряд и кадры распадаются, губы Кардинале и слова К расходятся. Он выключает и звук, и изображение. Засыпает. Когда он просыпается, то видит, что на экране компьютера накопились Интернет-послания. Лидер отвязных фуфаек! Разная длина рукава для любых рук, Sweetbonbon.com. Хотите конфет с вашими инициалами? Вате имя будет таять на языке гостей. Хочешь девушек? Замужних? Беременных? Младшедвенадцати? Старушек? Кликни нa flllesgratuites.com.
Он выкапывает адреса, листает прошлое близких, потерянных из виду и разочаровавших его друзей. После нескольких месяцев без желаний он прибегает к уловкам, усугубляет зло, назначает виртуальные свидания с женщинами. Они вырядились, сверкают прозвищами, которые рекламируют не находящие сбыта желания. Он пытается заняться сексом, но ему это не удается. Общение остается виртуальным. В качестве рецепта он может прописать себе только лицезрение их нарядов. Наслаждение снова стало смертельным. Притворство опять в чести. Он начинает покупки желания по высоким ценам, по тарифу сексуального банкрота. С этими женщинами он не теряет ни головы, ни тела, он обменивается словами, напечатанными на клавиатуре. Здесь вся реклама лжива, как и в настоящей жизни. В этой кавалькаде нервов, заражении чувств, превращающем врача в калеку, он побежден. Выздоровление доставило бы ему страдания.
* * *Вот уже месяц как он не принимает пациентов. Раздается звонок в дверь – почтальон принес посылку. С колотящимся сердцем он разрывает обертку. Ящик с бутылкой дорогого вина. Он сдвигает деревянную крышку. Нет это не вино, а что-то, завернутое в газету. Он узнает – это его левая стопа из прозрачной пластмассы, отпиленная на уровне лодыжки Ни слова пояснения. Он убирает ногу обратно в ящик и, дрожа, уносит все в квартиру номер один, ту, куда он никогда не ходит. Там перед дверью гардеробной, он замечает пару сандалий К Их роман начался в августе, а закончился в апреле – никогда больше он не увидит ее ног, босых, золотящихся в летнем свете.
Он ест мясо. В руке у него нож. Он свернулся так, что лицо его прижато к застежке-молнии. Он втыкает лезвие ножа туда, где раздвигаются металлические зубья, молния открывается, кровоточит, превращается в рану. Его с рычанием преследует зверь. Поднимается ветер. Зверь поравнялся с ним, обогнал, стал, дразня, крутиться перед глазами. Это засохший лист катится по асфальту. Лист твердеет, поднимается, движется, ползет вверх по левому бедру, достигает пупка и проникает туда целиком. Артур просыпается в испуге, щупает живот. Это одно из тех утр, когда ему хочется быть в холоде, в гробу. Растянувшись горизонтально, он отдыхает от ночи. Он чувствует, что заболевает – упадок сил. Воздух плотный, как песок, он проседает, он утекает пылью.
Через день раздается звонок в дверь. Это снова почтальон, еще одна бандероль, поменьше. В таком же свертке газет он обнаружил свою левую руку, отрезанную у запястья. Через два дня доставили таз, распиленный надвое по вертикали. После доставки четвертого ящика Артур перестал открывать посылки, просто складывал их рядом с прежними. За семнадцать последующих дней он получил тринадцать ящиков. Он знает, что в этих коробках почти все его тело, распиленное на части. Последний фрагмент, пах без члена, завернут в простыню из дома Сэньон, простыню Арианы, испачканную коричневыми полосами. Вид свертка вернул ему дар слова. Слишком долго он молчал. Он выполняет команды своей сетчатки.
Он собрал старые костюмы, найденные здесь, в квартире номер два. Теперь они составляют его гардероб. Он спускается по лестнице. Между двумя этажами в ноздри ему ударяет знакомый неприятный запах. На ступеньках сидит человек. Это толстяк, который заражал своим присутствием бывший дом Клер. Его кошелка наполнена протухшими продуктами, завернутыми в газеты. «Здравствуйте, доктор. Я узнал, что вы фониатр. Двенадцать лет учились, а? У меня для вас загадка. Как называется гласная легкого поведения? Согласная! Классный у вас костюмчик, доктор. Мне бы подошел. Где вы его нашли?» Ничего не отвечая, Артур протискивается между жирным бедром и стеной, перешагивая через вонючую кошелку. Толстяк напевает свою старомодную песенку. «Эти тонкие пружинки, эти хитрые машинки, ну-ка, ну-ка, что сейчас приготовят там для нас? Эти дамы так похожи на обтянутые кожей механизмы для страстей, что боюсь я их затей…»
