Джудит Гулд - Вспышка. Книга первая
– Тогда вы действительно попали сюда со страниц сказки. Принцесса, заблудившаяся в лесу. – Он тепло улыбнулся и на этот раз явно отеческим жестом похлопал ее по руке. – Чем бы вы ни занимались, сохраните вашу добродетель такой же неприкосновенной, как ваше целомудрие. Это производит очень благоприятное впечатление, поверьте мне. Особенно в этих цивилизованных джунглях, которые они называют Санкт-Петербургом. И тем более в беспощадных джунглях, коими является театр.
– А что же вы гладили мою ногу? – ее голос дрожал.
Он спокойно смотрел на нее.
– Это был всего лишь экзамен, мадам Бора. Что-то, на что я мог бы опереться. Знаете, вы ведь для меня – загадка.
Она помолчала минуту.
– А зачем вам понадобился этот экзамен?
– Чтобы понять, как мне вести себя с вами. – Он помолчал. – А может быть, чтобы понять, как вы будете вести себя с другими.
Сенда недоверчиво покачала головой.
– Значит… вы действительно не хотите меня. Вы делаете все это… – Голос ее сорвался, и она отпила глоток шампанского, чтобы смочить пересохшее горло. Прохладное искристое вино показалось ей таким освежающим, что она допила бокал. – …не ради моего тела? – Она робко улыбнулась.
– Господи, конечно, нет! – Месье Герлан сделал вид, будто при этой мысли его передернуло. – Вы имеете хоть какое-то представление о том, что каждую неделю меня осаждают легионы молодых женщин в надежде получить роль? Любую роль! Конечно, мне нужно ваше тело. Но в другом смысле. На сцене, в какой бы роли вы ни собирались раствориться. Но если бы я возжелал вас физически… – В его глазах появилось отсутствующее выражение. – Тогда, думаю, даже мне пришел бы конец в этом городе. Сенда была потрясена.
– Конец? Вам? – Голос ее дрогнул. – Но… почему?
Ответить ему не пришлось, поскольку высокая белокурая баронесса, сидящая слева от него, сказала что-то остроумное, все были вынуждены рассмеяться, беседа приняла более легкий характер и потекла в другом направлении. Момент был упущен: чужая острота помешала месье Герлану поделиться с Сендой известной ему тайной, а ей узнать правду.
Больше у нее никогда не будет возможности запросто поболтать с ним за бокалом шампанского и получить ответы на мучающие ее вопросы. Уже на следующее утро они приступили к серьезной работе.
У Сенды был природный дар к учебе, способность усваивать одновременно множество предметов и, что самое удивительное, огромное желание учиться. Этим она удивила даже себя саму, хотя вначале занятия потребовали от нее огромных усилий. В детстве от нее не ждали ничего особенного, и поэтому у Сенды никогда не было возможности проявить себя в школе, как и у любой другой еврейской девочки. Она была рождена и воспитана для роли домохозяйки и матери, а учение было уделом немногих мужчин, таких, как ее муж Соломон. Если бы не уроки, которые давал ей Шмария, и не ее собственные занятия, учеба давалась бы ей сейчас гораздо труднее.
Гостиная ее новой квартиры превратилась в экстерн-университет с таким количеством учителей и наставников, что следующий приходил прежде, чем предыдущий успевал уйти. За неделю к ней было предъявлено столько требований, что Сенда частенько жалела о том, что ее «открыли», и хотела лишь, чтобы ее оставили в покое и одиночестве.
Уже через несколько дней, проведенных без прислуги, Сенда поняла, насколько права была графиня Флорински. Она просто не могла убирать, готовить, заботиться о Тамаре и учиться одновременно. У нее совершенно не было времени на такое жонглирование. Но она также не могла поручить дочку и первой попавшейся няне. Ей надо было найти кого-то, кто любил бы детей, кто был бы в высшей степени компетентным и, самое главное, понравился бы Тамаре. После неудачных бесед с шестью женщинами, ни одна из которых не подошла как Сенде, так и Тамаре, графиня Флорински нашла выход.
– А что ты скажешь о няне из Даниловского дворца? – спросила она. – Той, которая заботилась о Тамаре, когда ты была на примерке?
Сенда задумалась. Ну конечно, молодая няня с немецким акцентом и васильковыми глазами! Как ее звали? Ингрид? Нет, Инга. Инга. Это был выход, до которого она сама почему-то не додумалась, хотя, с другой стороны, девушка, пожалуй, была слишком молода.
Почувствовав колебания Сенды, графиня предложила:
– Почему бы тебе не назначить ей испытательный срок, дорогая? Если она тебе понравится, отлично. Если же нет, ты всегда сможешь подыскать кого-нибудь другого.
Предложение выглядело разумным.
– Но разве мы сможем забрать ее из дворца? – недоумевала Сенда.
– Конечно, сможем, дорогая, – твердо ответила графиня. – Я немедленно займусь этим.
Так и сделали, и Инга Майер с ее копной соломенных волос и васильковыми глазами поселилась в маленькой свободной спальне рядом с детской.
К собственному удивлению, Сенда моментально почувствовала облегчение. Инга была настоящей находкой, и, что самое главное, она души не чаяла в Тамаре, которая, в свою очередь, обожала ее. О такой взаимной привязанности Сенда и не мечтала. Не было ничего, с чем Инга не справилась бы. В доме она выполняла самые разные обязанности: няни, поварихи и горничной одновременно. Она всегда знала, что ей делать, и не задавала никаких вопросов. По утрам вставала раньше всех и готовила завтрак; когда к Сенде начинали съезжаться учителя, она забирала Тамару и вместе с ней отправлялась за покупками или в прачечную. Когда Сенда приходила из театра, ей казалось, что в доме работали волшебные эльфы, такой был в нем наведен порядок. Сенда не могла поверить своему счастью, что ей удалось заполучить Ингу, и с этого началась дружба, которая никогда не разочаровывала и не подводила ее.
В целом, часто думала Сенда, если не считать разлуки со Шмарией, Санкт-Петербург обошелся с ней чудесно. Она была в начале своей карьеры, жила в очаровательной квартире, ее лучшей подругой была графиня, а у Тамары была Инга, которая постепенно становилась скорее преданным членом семьи, чем просто служанкой.
Чего еще она могла желать, кроме Шмарии?
Но времени думать о нем у нее теперь не было, поскольку подготовка к роли звезды шла полным ходом.
Все дни слились в один сплошной изнурительный урок, поединок характеров Сенды и ее наставников. Мадемуазель Клэйетт давала ей уроки французского, мадам Рубенова – уроки дикции, месье Везье – пения, а с шести до девяти вечера вторая преподавательница французского мадемуазель де Реми-Марсо выступала в роли поварихи, горничной и учительницы французского одновременно.
«Мне столькому надо научиться, – с грустью думала Сенда. – У меня никогда не получится».
Даже за обедом Сенда должна была разговаривать с мадемуазель Реми-Марсо по-французски. Иногда мысль о том, что в ее собственном доме ей не разрешают разговаривать по-русски, приводила ее в бешенство.
