Майя Шаповалова - Граница. Таежный роман. Солдаты
Сердюк был потрясен. Он, как недавно Лубинскас, открыл рот, почти с восхищением глядя на бойца, которого всегда считал одним из самых тупых.
— Спасибо, Рыжеев, — сипло сказал замполит и прокашлялся. — Садитесь.
Но Рыжеев продолжал стоять.
— Это еще не все, — возразил он. — Вскоре началась американская агрессия в Камбоджу. — Голос его гневно задрожал. — Под надуманным предлогом крупные подразделения американо-сайгонских войск вторглись на территорию страны. Однако! — Рыжеев поднял указательный палец. — Под давлением прогрессивного общественного мнения в США и других странах и опасаясь Национального единого фронта Камбоджи…
— Все. Молодец. Садись, — перебил его Сердюк, у которого уже начинало звенеть в ушах.
— Совершенно очевидно, — не слушая и саркастически улыбаясь, продолжал Рыжеев, — что империалистическая военщина, лицемерно прикрываясь миролюбием, рассчитывала на десятки тысяч войск марионеточного сайгонского режима. О поддержке освободительного движения Лаоса и Камбоджи, которое вносит выдающийся вклад в дело мира и национальной независимости народов…
— Садитесь, говорю! — зарычал майор.
— …говорилось в Заявлении Политического консультативного комитета государств — участников Варшавского договора, — закончил Рыжеев и отдышался. — А про проводимую реакционными кругами США политику «вьетнамизации» рассказать?
— Не надо! — отрезал замполит. — На сегодня все свободны.
Рыжеев сел и торжествующим взглядом обвел притихших товарищей.
Накануне у Рыжеева взбунтовался желудок. Бунт выражался в отказе выполнять некоторые свои функции, и Рыжееву пришлось битый час просидеть в сортире. Там он обнаружил косо оторванную газетную страницу, которую изучил вдоль и поперек. Чтение облегчало его страдания.
Страница была вырвана из «Правды», и большую часть газетного листа занимала одна-единственная статья.
Статья называлась «Камбоджа сегодня».
Замполит Сердюк аккуратно повесил в шкаф мундир и облачился в синий тренировочный костюм. Костюм этот от постоянной носки растянулся, и потому майор его очень любил. Из-за своей комплекции он никогда не расстраивался, но в костюме, который в отличие от мундира не жал и не давил, чувствовал себя более уютно.
Был теплый майский вечер, еще не темный, но уже поблекший, и Сердюк некоторое время размышлял, чем ему заняться в первую очередь: сперва поужинать, а потом уж покопаться в своем саду или наоборот. Поразмыслив, он пришел к выводу, что вполне может позволить себе сначала поесть, а работы в саду вообще перенести на завтра.
Он прошел на кухню и открыл холодильник. Запасы провианта неумолимо таяли. Что-то из приготовленного Натальей пришлось выбросить: пока майор валялся в медсанчасти, студень, рыба под маринадом, куриное рагу с черносливом и прочие вкусные и питательные блюда попросту стухли. Наталья уезжала на неделю, но задержалась, и Сердюк с тоской думал о том, сколько ему придется еще питаться в столовой, где, конечно, кормят сытно, но неинтересно.
В доме, где он жил с женой и двумя своими обожаемыми близнецами, имелся подпол, заставленный разнокалиберными банками с соленьями и вареньями, а также другими многочисленными припасами, сделанными заботливой Натальей. Но Сердюк помнил предостережения Марины Андреевны и потому даже думать себе запрещал о том, чтобы спуститься в подпол.
В конец концов майор позволил себе небольшой компромисс. Он извлек из холодильника и поставил на стол трехлитровую банку, где под тонкой пленкой плесени в мутном рассоле колыхались маленькие пупырчатые огурчики, достал из морозилки кирпичик розоватого сала, а из корзинки — буханку черного хлеба. Выудил из банки три крепких огурчика, отрезал тонкий ломтик сала и, поколебавшись, еще раз открыл холодильник. В ячейке на дверце стояла бутылка водки, настоянной на жгучем красном перце.
Соорудив себе бутерброд, Сердюк наполнил маленькую рюмку и с удовлетворением посмотрел на стол. Скромный холостяцкий ужин в полном соответствии с предписанием врача. Ведь Марина Андреевна не запрещала есть, она советовала лишь соблюдать меру…
В дверь позвонили. С тоской посмотрев на бутерброд, Сердюк пошел открывать.
На пороге стоял старший лейтенант Жгут.
— Здравия желаю, товарищ майор! — козырнул Алексей. — Извините за поздний визит. Разрешите войти?
— Заходи, — кивнул Сердюк. — Ноги только вытри. Не в казарму пришел.
Алексей ступил в прихожую и громко затопал сапогами. В приоткрытую дверь кухни он увидел стол, покрытый вышитой скатертью, розовеющий шмат сала и прозрачную бутылку, на дне которой плавал огненно-красный перчик. Жгут сглотнул. Есть ему не хотелось, но натюрморт был соблазнительным.
— Как самочувствие? — спросил он и сделал несколько шагов по направлению к кухне.
Вообще-то состояние сердюковского здоровья Жгута не очень волновало, но к недавней болезни замполита он имел некоторое отношение, и потому совесть его все-таки мучила.
Сердюк по-прежнему стоял, загораживая проход, и, похоже, не собирался предлагать Жгуту разделить с ним ужин. Притворно вздохнув, майор сказал:
— На диете сижу.
— Ну-ну, — ухмыльнулся Алексей. — Смотри не раздави.
Сердюк набычился.
— А ты чего моим здоровьем интересуешься? — с подозрением спросил он.
— Да так, — Алексей пожал плечами, — из вежливости. Проходил вот мимо, дай, думаю, зайду спрошу.
— Мог бы и в штаб зайти. Да, кстати, почему вас, товарищ старший лейтенант, не было на политзанятиях?
— Работал, — многозначительно произнес Жгут.
— Ты? — Сердюк усмехнулся. — И над чем же?
— Так вот я чего и зашел… — Жгут полез в карман и вытащил сложенный вчетверо листок. Аккуратно развернул его, расправил. — Петро, может, мы сядем где-нибудь? — спросил он. — А то вдруг мне записывать придется?
— Ну пойдем сядем, — согласился Сердюк и направился к двери в комнату.
Проход на кухню оказался свободен, и Жгут, быстро войдя, без приглашения плюхнулся на стул. С показным равнодушием отодвинул от себя тарелку с солеными огурцами, успев втянуть ноздрями острый пряный запах, и положил на стол листок с напечатанным на машинке текстом.
Сердюк, нахмурившись, сел напротив. Пить с Лешкой он не хотел. Во-первых, он был не в том настроении, а во-вторых, совместное распитие спиртных напитков со страшим лейтенантом Жгутом ни к чему хорошему привести не могло.
— Да ты ешь, — сказал Алексей, продолжая утюжить ладонями листок.
— Успею, — нетерпеливо откликнулся Сердюк и на всякий случай переставил бутылку поближе к себе, с опозданием сообразив, что поступил крайне необдуманно.
