Татьяна Тронина - Солнечная богиня
– Нет. А что… это была действительно… ты?
– Я, кто ж еще! Диссоциативная амнезия, если тебе это интересно!
– Что? – ошеломленно спросил он, проводя ладонью по ее мокрым волосам.
– Я, Паша, ничего не помню! Как в кино, можешь себе представить… – она попыталась засмеяться.
– Как же так?..
– Со мной случилось несчастье – я потеряла ребенка, которого очень ждала… – через силу принялась объяснять она. – Очень ждала! Ну а поскольку организм человека по-разному реагирует на стресс, со мной случилось это. В один прекрасный… прекрасный – в кавычках, конечно, – день я вышла из дома и потерялась в большом городе.
– И я тебя нашел…
– Ты меня нашел… – с тоской повторила она, уткнувшись лицом ему в грудь. – Но почему именно ты? В городе почти двенадцать миллионов человек или сколько там… а я попала к тебе!
– Совпадение… – пробормотал он.
– Это только в индийском кино бывают такие совпадения! – закричала она, все-таки вырвавшись из его объятий. Дождь стоял вокруг них стеклянной стеной, и дальше все терялось во мгле. – Тут что-то не так… Должна быть причина!
– Может быть, ты знала мой адрес?
– Да не знала я твоего адреса! – с досадой отмахнулась она. – Бред какой-то! Хотя…
– Что? Ну что?.. – беспокойно спросил он.
– Незадолго… незадолго до этих событий я говорила с Эммой Петровной. А она… она упомянула, что ты живешь в одном известном доме, и описала его… Сталинский дом с большими скульптурами, на бульварах…
– На Яузском бульваре, – машинально поправил он. – Собственно, я тебя там и увидел в первый раз, ты как раз сидела неподалеку от этих скульптур. Я так думаю, что слова твоей свекрови каким-то образом запечатлелись у тебя в голове и ты…
– Но почему именно ты?! – всхлипнула она.
– Я не самый плохой человек, поверь, – Павел попытался улыбнуться. – Может, тебе повезло, что я нашел тебя… Ведь неизвестно, что бы с тобой стало, если б я не встретил тебя!
– Может быть… – Она потихоньку начала успокаиваться, но вдруг новая мысль ошеломила ее. – Минутку… а что там было?
– Где?
– У тебя дома, где же еще! Что мы делали? Целых два месяца?
Павел посмотрел на ее бледное, даже белое лицо, по которому стекали ручейки, и ответил неуверенно:
– Мы гуляли… Ходили в магазины. Ко… кофе пили еще…
– Какой кофе! – закричала Оля. – Ты же прекрасно понимаешь, о чем я спрашиваю! Было или нет?.. Было или нет?!
– Было, – выдохнул он и закрыл глаза.
– О боже, – прошептала она, прижимая пальцы к вискам. – Я так и знала, что была какая-то мерзость, какая-то невообразимая гадость… Сначала я валялась в грязи на улицах, а потом… – Она зажмурилась, а потом широко открыла глаза. – …и неизвестно, что хуже!
– Оля… – умоляюще произнес он.
«Утоплюсь, – мрачно решила она. – А что мне еще остается?.. Или пусть меня молнией убьет!»
Она вышла из-под дерева, прямо под дождь. Здесь хлестало так, что казалось, будто она встала под душ. Дождевая вода мутным потоком переливалась ей через ступни и неслась вниз, к реке.
– Оля… – Павел шел за ней. – Погоди. Давай переждем, скоро все кончится, вон там уже просвет в облаках…
– Отстань от меня, – с ненавистью сказала она. – Никакого просвета нет! Ты действительно чудовище. Подлец. Негодяй. Преступник. Воспользоваться состоянием несчастной женщины…
– Оля, все было не так! – в отчаянии произнес он. – Оля, пожалуйста, выслушай меня…
– Тебя надо посадить в тюрьму. Убить. Расстрелять! Ты хоть понимаешь, что я тогда не отдавала себе отчета, что делаю… я была больна! Ты в больницу должен был меня сдать, а не тащить к себе… к себе в берлогу! – мстительно произнесла она.
Скользя по щиколотку в воде, она упрямо брела к дому.
Павел неотступно следовал за ней.
– Я люблю тебя, – вдруг сказал он. – Я тебя люблю… И ты меня тоже любишь!
– Это только в твоем больном, воспаленном воображении я люблю тебя! – злорадно ответила Оля. – А на самом деле ты мне не нужен. У меня есть Кеша… святой человек!
Стоило ей подумать о Викентии, как на душе неожиданно стало легче.
В конце концов, ничего страшного не произошло – она жива, здорова, она, несмотря ни на что, по-прежнему любима! «А Эмма-то Петровна как права оказалась! – неожиданно озарило Олю. – Она говорила, что я у любовника все это время была, что ж, так оно и оказалось!..»
В просвет выглянуло солнце.
«А вот не буду я страдать! Не дождетесь! – в сердцах подумала она, обращаясь неизвестно к кому. – Сама же недавно твердила: если человек не в силах исправить что-то, то он должен с этим смириться… В конце концов, я же ни в чем не виновата!»
Ливень ушел дальше, на запад.
Оля сняла мокрые туфли, а потом принялась выжимать волосы, демонстративно не замечая Павла, стоявшего рядом.
– Оля.
Солнце светило все сильнее, и горячий пар поднимался от земли… Вдали, за излучиной реки, вырисовывались из тумана стены старого монастыря – вид, достойный кисти Ярослава Глебовича.
– Я тебя презираю, – с чувством произнесла она. – Ты очень плохой человек. Но если ты думаешь, что я буду переживать из-за того, что было, ты глубоко ошибаешься! – Она помахала пальцем перед его носом. – Какое счастье, что я ничего не помню… Я надеюсь, что и не вспомню это никогда!
Влажные волосы свернулись в спирали, лежали кольцами на ее плечах. Лицо – белое, светлое, с ясными глазами… Она чернила ресницы и брови, пользовалась радикально красной помадой, и оттого черты ее лица казались резкими, строгими, но теперь все стер, исправил прошедший дождь.
«Это не она сошла с ума, это я спятил…» – мелькнуло в голове у Павла.
То, что происходило с ней на его глазах, напоминало чудо. Если раньше он сомневался в том, что Оленька Журавлева – та самая Дезире, и чем дальше, тем сильнее укреплялся в своих сомнениях, то теперь все происходило с точностью до наоборот. Время стремительно неслось назад, и он снова видел перед собой ту, которую, казалось, потерял навсегда.
И было еще одно обстоятельство: если раньше Павел не знал, любит ли он ее (он знал лишь о том, как его неудержимо тянет к этой женщине…), то теперь его чувства обрели вполне определенную форму. «Я люблю ее. Да, именно так, я люблю ее…»
– Не уходи, – сказал он. – Ты должна вспомнить меня. Ну же, вспомни!
– Не дождешься! – торжественно повторила она. – А еще…
– Что? – с надеждой спросил он.
– А еще я тебе вот что скажу – никуда я отсюда не уеду. Это ты должен уехать, если в тебе осталась хоть капля порядочности!
Она вела себя и говорила как абсолютно нормальная среднестатистическая женщина – смесь пафоса и банальности… Из-за такой женщины он точно никогда бы не потерял голову раньше. Но было поздно – он любил ее.
