Дочь Врага (СИ) - Васильева Анюта
— Я до сих пор так и не понял, что у них за тёрки, и почему Мясник, пытался дотянуться до Мирославы?
— Не знаю. Он, какую-то чушь нёс. Мне с ним сам знаешь, развязывать войну резона нет. Поэтому пока просто наблюдаем.
— Ты дал ему понять, что Мира теперь под нашей защитой?
— Не рискнул. Он знает, что она дружит с Агатой, и пока я оставил всё как есть.
— То есть, он по-прежнему думает, что мы полностью игнорируем цыпушу?
— Он не до такой степени кретин, Кай. Но пока, он считает, что я имею дочурку Зайцева, причём в самой извращённой форме.
— А что говорит по этому поводу Зайцев?
— Вот то-то и оно! Он панически за дочку боится. На стены лезет, понимая, что она у нас с тобою, но Валеру, боится ещё больше!
— Я с этой всей хуйнёй непонятной, за Миру пиздец, как переживаю. А мы её на день рождения ещё…
— Она под охраной! Я не меньше тебя дёргаюсь. Мирослава мне также не безразлична.
— Я заметил, но, мне кажется, — только без обид, Артур, ладно?
— Ну, говори уже!
— Ты с ней как с ребёнком. На коленках она у тебя постоянно. По голове гладишь, к груди прижимаешь. — смотрю на брата, улыбаясь глазами, — нет, я тоже, конечно, но я к ней как к девушке, ты, как …
— Ей этого очень не хватает, Кай. Неужели ты не видишь, она как кошка лоснится ко мне. Мира только за счёт этого тянется к нам, а не из-за секса, как ты думаешь. То, что мы качественно научили её трахаться, скорее приятный бонус. Пока что она живёт эмоциями.
— Психолог херов!
— Да нахуй, быть им не нужно, чтобы понять это, — не выдерживаю, всё же тянусь за сигаретой, хотя вроде решил бросить. — Стыдно признаться, но я перед ней вину чувствую, понимаешь?
— Поясни?
— Мирослава, в произошедшем не виновата! Зайцев четыре года назад мог выйти по амнистии, я не дал.
— Да брось, сам залетел чуть позднее. В любом случае он бы не вышел вовремя.
— Не знаю. Может успел бы выйти до происшествия. Я его задержал! Пока придумывал, что на него навешать, он сам влип.
— Вот именно, что он сам влип. Но я не о том, Рус.
— А о чём?
— Я никогда не прощу отца Мирославы, но блядь. — делаю глубокую затяжку, — то, что он был пьян — отягчающее обстоятельство, но он действительным не мог знать, что в этой грёбаной пшеницы, могут играть дети! Экспертиза установила, что они спали. Спали, а значит, даже с расстояния трёх метров, их было бы сложно заметить. — с трудом проглатываю колючий ком.
— Ты его оправдать сейчас пытаешься? — мотаю головой.
— Хер знает. До знакомства с его дочкой мысли эти гнал от себя намеренно, — замолкаю. Говорить сложно, и в то же время мне необходимо сделать это. — Я мстил Зайцеву за своих детей, лишая семилетнюю девочку, отца. Моих детей уже не вернуть, а Мира… — снова запинаюсь. Действительно, очень сложно, не то что говорить, думать об этом тяжело, — круглая сирота! — Выжимаю из себя эту фразу, — она жила с тёткой-алкоголичкой. Я на днях только узнал. Блядь, эгоистично даже пожалел о том, что решил выведать, как жила Мира со своей тёткой. И почему я думал, что у неё всё нормально, — замолкаю, зажимаю двумя пальцами переносицу, — хотя, хули я вру, Кай! Нихуя я не думал, как дочь его живёт. Пиздец, да она в хлеву жила. Тётка её избивала, голодом морила.
— Так вот почему, ты к ней такой ласковый? Это на тебя вообще не похоже.
— Сам с себя хирею. — улыбаюсь, но невесело.
— Ласковый внутри, но при этом, голыми руками способный выпотрошить… — Кай замолкает, поймав мой взгляд. Тоже мне, одуван! — Ну хорошо, хорошо! — поднимает две руки вверх, показывает, что сдаётся, — перегнул. Но согласись, ты сам по себе, человек не особо-то любвеобильной.
— Хер знает, — пожимаю плечами, — может, просто некого было любить? Мне нравится то, что сейчас происходит.
— Тебе нравится видеть меня в своей постели? — я понимаю, брат говорит это не без иронии.
— Мне кажется, я бы её совершенно спокойно отвадил от тебя, но ты же, истеричка, влюбился в Мирославу.
— Если ты не влюбился, то отдай её мне. Мы на время уедем, ты как раз остынешь полностью к ней.
— Ну, во-первых, не факт, что остыну, а во-вторых: она ко мне больше тянется, ты же видишь! Я даже мысли допускать не хочу о том, что не смогу её касаться. Она мне тоже нравится, брат, правда. Мне с ней… — она под мой член создана, понимаешь! С первой ночи, да мы даже спаялись с ней. Она моя, Рус. Наша! Нам или вдвоём с ней оставаться, или мы разберёмся и оба её потеряем. Она с нами в тандеме, неужели ты не видишь?
— Вижу.
— К каждому из нас тянется. По-разному, но тянется! Даже когда спит, по очереди проверяет на месте мы, рядом с ней или нет?! Обоих нас ищет. Ни отдельно тебя или меня, а именно поочерёдно. — брат молчит. Знает, что я прав.
— Ну что там, скоро придут? — прекращаем разговор о Мирославе, переключаясь на работу.
— До вон идут уже. — отвечаю, глядя, как по лестнице поднимаются наши будущие подрядчики.
_______
Переговоры немного затянулись почти до полуночи, и мы с братом тут же прыгнули в машину, поехали за нашей девочкой.
Блядь ну это пиздец какой-то! — никак не унимался Кай, — но блядь какая пробка в половине первого ночи?
— Авария впереди. Шесть машин въебались. — отвечаю брату читая чат в дваГис.
— Цыпуша не звонила?
— Она тебе вроде должна написать.
— Ну, вдруг тебе написала. Что-то засиделись они.
— Успокойся ты уже. Хотя если честно, мне самому не по себе как-то, — в самом деле как-то тянет поскорее уже забрать Мирославу. — Ничего, зато в ближайшее время будет довольной и покладистой. Я новые игрушки заказал, можно похулиганить с Мирославой.
— Не хочет она мне отдавать свою попку. Минет, это хорошо, конечно. Только ей, ему, еще нужно подучиться. Хочу ее попочку она охуенная. — Как сказал, что ни с одной девушкой таких не желал экспериментов, а с Мирой всё хочет.
— Как-нибудь тоже опробую.
Рус понемногу начал успокаиваться. Принимать то, что Мирослава не только ему принадлежит. Меня, как оказалось не меньше клинит на этой девочке. Я действительно всерьёз обдумывал над тем, чтобы уступить, но сейчас понимаю, что нет. Однозначно, либо вдвоем, либо никак.
К дому Екатерины, одногруппницы и подруге Миры, мы подъехали ближе к двум ночи. Свет в окнах не горел, на веранде только. Руслан, вытащив телефон из кармана брюк, хотел набрать Мирославе, но она сама вышла за ограду.
Одного взгляда хватило, чтобы понять, произошло что-то крайне неприятное. Причём, чёткое понимание, что это, неприятное, больше нас с братом касается. Лицо Миры было: нет не зарёванным, но она казалась не-то печальной, или растерянной, — хер пойми!
В глазах сплошная боль, разочарование и ярость.
У меня внутри оборвалось всё. Не знаю как, но я понял. Это момент, когда Мирослава нам с братом больше не принадлежит.
Она подошла и остановилась на расстоянии полуметра. Руслан, стоял чуть правее, хотел что-то сказать, но не решался. Он тоже что-то чувствовал. На улице довольно прохладно, но воздух вокруг нас густой, накалён и давит так, что задохнуться можно.
Это впервые на моей памяти, когда причина подобному гнёту не мы с братом, а Миниатюрная девочка, у которой едва заметно дрожит подбородок.
Мира протянула мне общую тетрадь, взглянув на которую я понял, что это медицинская карта.
В груди что-то кольнуло. Явно не просто так, вот с таким искажённым выражением лица, она сейчас мне её подаёт.
Не спеша беру в руки пожелтевший картон. — Зайцев Сергей Михайлович.
Мне бы разозлится, да только вместо злости, какого-то хрена волнение.
— Последняя запись. — говорит наша девочка совершенно бесцветным голосом.
Мне хватило всего одного взгляда. — Жалобы больного, дата и мой почерк.
В голове так четко всплывает картинка тринадцатилетней давности. Будто бы это было вчера только.
— Артур Тимурович, — кричи старшая медсестра.
— Моя смена закончилась, Наталья Андреевна! — не сбавляя шаг, и не оборачиваясь, иду в сторону ординаторской. — Все карточки я подписал и все вопросы не ко мне!