Кристин Ханна - Светлячок надежды
Когда такси останавливается перед современным домом на ухоженном участке в Беверли-Хиллз, я чувствую, как моя решимость сменяется паникой.
Кейт бы тут не понравилось.
Ксанакс успокаивает мои расшалившиеся нервы.
Я выхожу из машины и качу свой единственный чемодан по каменной дорожке. Подхожу к парадной двери и нажимаю кнопку звонка. Никто не отзывается, и я открываю дверь и вхожу, громко окликая хозяев.
Близнецы скатываются по широкой каменной лестнице, толкаясь и громко смеясь, похожие на щенков. Им по девять с половиной лет – длинные, всклокоченные каштановые волосы и белозубые улыбки. Увидев меня, они пронзительно кричат. Я едва успеваю приготовиться, чтобы их бурные объятия не сбили меня с ног.
– Я знал, что она приедет, – говорит Лукас.
– Ты врун, – смеется Уильям. – Это я сказал. – Он поворачивается ко мне: – Что ты привезла Маре?
– Вероятно, «феррари», – говорит Джонни, входя в комнату.
За одно мгновение вся история нашего знакомства проносится у меня перед глазами, словно река из мелькающих картинок. Я знаю, что мы оба думаем о женщине, которой больше нет, и о расстоянии, которое разделило нас. Он подходит ко мне.
Я толкаю его бедром, потому что не знаю, что сказать. Придумать что-нибудь я не успеваю – слышится голос Марджи. И вот я уже окружена ими – мальчиками, Джонни, Бадом, Марджи. Все говорят одновременно, улыбаются, смеются. Потом близнецы снова тащат бабушку и дедушку наверх, показать какую-то «крутую видеоигру», и мы с Джонни остаемся одни.
– Как Мара? – спрашиваю я.
– Отлично. Думаю, у нее все хорошо, – говорит он, хотя по его вздоху я понимаю, что это не совсем так. – Как ты? Я все жду, когда снова начнутся твои «Подруги».
Вот он, решающий момент. Я могу сказать ему правду и даже попросить помощи. Поведать о рухнувшей карьере и обратиться за советом.
Но не могу. Может, это печаль, может, моя гордость, а может, и то и другое. Но я точно знаю, что не могу сказать Джонни, что от моей жизни остались одни обломки – после всего, что ему пришлось вынести.
– Отлично, – говорю я. – Пишу книгу, что-то вроде автобиографии. Джордж утверждает, что это будет бестселлер.
– Значит, у тебя все в порядке?
– В полном.
Он кивает и отводит взгляд. Потом, даже когда у меня кружится голова от радости, что я снова с этими людьми, я все равно думаю о своей лжи. И гадаю, не такой ли у меня «порядок», как у Мары.
А с Марой не все в порядке. Это становится для всех шоком. В субботу, в день выпускного у Мары, когда мы все собрались в гостиной, она спускается к нам по лестнице. Мара выглядит худой и бледной – страшной, как призрак, другого сравнения мне в голову не приходит. Плечи у нее опущены, тусклые черные волосы закрывают лицо.
– Помогите мне, – говорит она, спустившись в гостиную, и поднимает руку, из которой хлещет кровь. Я бросаюсь на помощь, Джонни тоже. Мы снова ругаемся и говорим друг другу обидные слова. Но я твердо знаю: Маре нужна помощь, а я обещала не бросать ее. Я клянусь Джонни, что позабочусь о ней в Сиэтле, отведу на прием к доктору Блум.
Джонни не хочет отпускать ее со мной, но разве у него есть выбор? Я говорю, что знаю, как помочь ей, а он растерян и понятия не имеет, что делать. В конце концов он разрешает Маре провести у меня лето. Но ему это не нравится. Совсем. И он этого не скрывает.
В июне две тысячи восьмого Мара переезжает в мою квартиру. Это был один из тех чудесных, ярких дней начала лета, которые заставляют жителей Сиэтла вылезти из темных домов, надев прошлогодние шорты, щурясь, как кроты на свету, и разыскивая убранные куда-то солнцезащитные очки, про которые не вспоминали несколько месяцев.
Меня переполняет гордость: я выполнила данное Кейт обещание. Конечно, я теперь не в лучшей форме, и паника нередко подстерегает меня, нападая из засады, когда я меньше всего этого ожидаю. Да, я пью больше, чем следовало бы, и злоупотребляю успокоительным. И уже не могу спать без таблеток снотворного.
Но все это меркнет перед сознанием того, что теперь у меня есть обязанности. Я помогаю Маре распаковать ее маленький чемодан, а потом, в наш первый вечер здесь, мы сидим в гостиной и говорим о ее матери, как будто она вышла в магазин и скоро вернется. Я знаю, что это неправильно, что мы обманываем себя, но нам это необходимо – обеим.
– Ты готова к понедельнику? – наконец спрашиваю я.
– К встрече с доктором Блум? – уточняет Мара. – Нет. Честно говоря, нет.
– Я буду рядом с тобой на этом пути, – обещаю я. Больше мне ничего не приходит в голову.
На следующий день, пока Мара беседует с доктором Блум, я нервно расхаживаю по приемной.
– Вы протопчете дорожку на ковре. Примите ксанакс.
Я застываю на месте и оборачиваюсь.
На пороге стоит парень. Он одет во все черное, ногти у него накрашены, а мрачных побрякушек хватит на целый магазин на Бурбон-стрит. Но за обликом гота угадывается необычная красота. Он движется с грацией Ричарда Гира в «Американском жиголо» и садится на диван. В руке у него книжка стихов.
Мне нужно чем-то себя отвлечь, и я подхожу и сажусь на стул рядом с парнем. От него пахнет марихуаной и благовониями.
– Ты давно ходишь к доктору Блум?
Он пожимает плечами:
– Ну, какое-то время.
– Она тебе помогает?
Парень хитро улыбается.
– А кто говорит, что мне нужна помощь? Все, что мы видим, – это лишь сон во сне.
– Эдгар По, – говорю я. – Банальность. Я была бы действительно удивлена, если бы ты процитировал Рода Маккуина.
– Кого?
Я невольно улыбаюсь. Это имя я не вспоминала много лет. Девчонками мы с Кейт читали много любовных стихов таких авторов, как Род Маккуин и Халиль Джебран. Выучили наизусть «Напутствие» Эрманна.
– Род Маккуин. Поищи его.
Он не успевает ответить – дверь в кабинет открывается, и я вскакиваю. Выходит Мара, бледная и растерянная. Неужели Джонни не замечал, как она выглядит?
– Ну как?
Ответа я не дождалась – появляется доктор Блум и просит меня на пару слов.
– Подожди, – говорю я Маре и подхожу к доктору.
– Я бы хотела видеть ее у себя два раза в неделю, – тихо говорит доктор Блум. – По крайней мере, до осени, пока не начнутся занятия в колледже. И у меня есть группа для подростков, переживших несчастье. По средам. В семь часов.
– Она будет выполнять все ваши рекомендации, – обещаю я.
– Вы уверены?
– Разумеется. Как все прошло? – спрашиваю я. – Она…
– Мара – взрослый человек, Талли. Наши сеансы конфиденциальны.
