Шанс на счастье (СИ) - Черно Адалин

Меня все время что-то останавливает, хотя Соня уверяет, что это что-то моя нерешительность и трусость. Я с ней согласна. Вижу его и замолкаю, по телефону стараюсь ограничиваться общими фразами. Я учусь жить без него с его регулярным настойчивым присутствием. Он почти ежедневно забирает Ксюшу из сада. В выходные, как сегодня, берет ее играть к себе или ведет в развлекательный центр.

Я все же боялась первое время. Волновалась, когда он забирал ее, звонила едва ли не каждые полчаса, чтобы узнать, все ли у них хорошо, на месте ли дочь. В один из дней я даже поехала следом, присматривала за ними издалека, убедившись, что Руслан и правда уделяет внимание только дочери, отвлекаясь на телефон лишь во время моих звонков. Кажется, тогда я и успокоилась. Расслабилась. Поняла, что больше не одна воспитываю дочь.

Она возвращалась с прогулок с ним веселой, жизнерадостной и обязательно с новыми знаниями. Про домашних и диких животных, о кошках или собаках, о рыбках и других подводных жителях. Я не спрашивала у Руслана, как так получается, но почему-то думаю, что он готовится. Рассказывает дочери то, что знает или то, что изучает перед встречей. Пытается быть интересным, веселым, увлечь малышку.

У него получается, потому что Ксюша нетерпеливо перетаптывается на одном месте и смотрит на дверь. Буравит ту взглядом, тяжело вздыхает, когда ей надоедает ждать. Звонок раздается как раз в тот момент, когда меня одолевает новый приступ тошноты. Я слышу его из ванной и быстро пью воду. Глотками заталкиваю ту внутрь и не смотря на себя в зеркало, выхожу в коридор.

Знаю, что выгляжу ужасно, но когда открываю Руслана и пропускаю его внутрь, натыкаюсь на обеспокоенный взгляд, а потом слышу и вопрос:

— С тобой всё в порядке?

Вот же он. Идеальный момент для признания. Достаточно просто сказать, что у нас будет ребенок. Не стоять и не молчать, буравя стену за его спиной.

— Отравилась, — отвечаю вместо признания.

Хмурюсь, понимая, что снова не смогла это сделать.

— У врача была?

— Нет. Мне не настолько плохо, просто съела что-то не то.

— Лекарства есть? Давай мы с Ксюшей быстро сгоняем в аптеку и купим, что нужно.

— Не нужно. Развлекайтесь. У меня все есть. Если что — вызову врача.

Я вижу, что он сомневается, хмурится до глубокой складки между бровей. Мы почти не общаемся, кроме дней, когда Руслан забирает Ксюшу к себе. Да и в такие моменты всё наше общение ограничивается простыми односложными фразами, вроде “Во сколько вернетесь?” или “Будьте аккуратны”. Почти каждый раз Руслан пытается заговорить со мной, спрашивает, как дела, не нужна ли мне помощь. На большее никто из нас не решается. Говоря “большее” я подразумеваю встречи более получаса в день или совместное чаепитие раз в неделю.

— Пап, мы идем? Я куртку надела, мама говорит, долго в куртке нельзя — выйду на улицу и заболею.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Руслан улыбается и приседает, поправляет дочке шапку, застегивает куртку на кнопки и берет малышку за руку. На выходе бросает на меня взгляд, и я улыбаюсь со всей силы, при этом быстро закрывая дверь. До кухни и спасительных соленых крекеров добираюсь по стенке, потому что от тошноты рябит в глазах.

Уже сидя на стуле могу выдохнуть. Крекер сделал свое дело — мне стало легче. Еще час-второй потерпеть и тогда точно отпустит. Правда, я понятия не имею, как сегодня ехать в женскую консультацию на прием к врачу, к которому заранее записалась. В последнее время меня одолевает жуткая слабость, головокружение. Я боюсь, что упаду в обморок и который раз жалею, что не сказала ему. Сама не понимаю, чего жду. Наверное, какого-то знака свыше.

Все это время Руслан присутствует рядом. Вначале в Абу-Даби, хотя я ясно дала понять, что между нами ничего не будет. Он понял, не стал настаивать, но упорно приезжал под мой отель, ждал, отвозил на съемки, ждал после них. Я утонула тогда в заботе. Руслан приносил мне кофе в перерывах, накидывал свой пиджак на плечи, когда мы выходили вечером из студии. Он был рядом, но при этом держал расстояние. Чувствовал, что я подавлена, разбита и обескуражена.

По возвращению стало проще. Здесь Ксюша и его внимание разделилось на нас двоих. Руслан перестал быть параноиком, но так же продолжал заботиться, интересовался планами, отвозил нас с Ксюшей в сад, а потом меня обратно. Я говорила ему прекратить, а он упорно молчал и поджимал губы. На утро его автомобиль был припаркован у нашего подъезда, а сам Руслан стоял, прислонившись к капоту и сложив руки на груди. Ждал нас. Безумно красивый, уверенный в том, что делает, настойчивый. И непробиваемый.

Я все чаще думаю о том, что поступила импульсивно и глупо. Что меня так триггернуло, так и не поняла, ведь мелодия была вполне обычной. Не стандартной и явно не особенной, но это я понимаю потом, когда слышу точно такую же при звонке его друга. А потом и Леонида. Дура, конечно, но тогда так чувствовала. Понимала, что нет доверия, что жду, когда уедет.

Теперь я больше не жду. Знаю, что не поедет. Он оборвал с ней все контакты и на вопрос, почему они не встретятся и не поговорят, Руслан даже не отвечает. И злится. Я спросила его всего два раза. Второй как сейчас помню:

— Может, стоить разблокировать ее номер и позвонить? — аккуратно спрашиваю.

Он замирает. Поднимает на меня взгляд, полный удивления и спрашивает:

— Ты правда об этом переживаешь? О том, что я с ней не поговорил?

Руслан неестественно повышает голос, но сдерживается. Видно, что из последних сил.

— Думаю, это неправильно. Вам нужно пообщаться.

— Ты издеваешься? — он встает из-за стола и подходит ко мне.

— Нет, серьезно. Мы не вместе, и я не уверена, что будем…

Он резко перебивает меня:

— Закрыли, мать его, тему! Ты правда не понимаешь? — Руслан хватает меня за плечи и чуть встряхивает. — Мне ты нужна! Ты! Ни она, ни разговоры с ней мне не помогут быть со своей семьей. Я даже вещи ее к родителям отвез и замки сменил, чтобы не пересекаться. Мне надоели эти вопросы, аккуратное замечание. Ты переживаешь, что я встречусь с ней и… что? Я ведь не лох, чтобы в тот же омут после всего.

— Вдруг ты… — я замолкаю. Вижу, что он недоволен, но все же заканчиваю. — Чувствуешь к ней что-то.

— Да, мать твою, — он усмехается. — Я настолько дурак, что не понимаю, что и к кому чувствую?

Его голос становится хриплым, Руслан приближается к моему лицу и продолжает:

— Меня от тебя ведет. От запаха, вкуса, мимики, голоса. Рядом с тобой дышать становится трудно и хочется вжать тебя в эту чертову стену за спиной и целовать, пока ты не сдашься. 

Он замолкает. Смотрит, тяжело дышит, отчего его грудь вздымается и периодически соприкасается с моей.

— Что мне еще сделать? Как доказать, что не будет больше никого кроме вас? Ни-ко-го. Я блин устал слушать, что должен разобраться. Мне всё предельно ясно. Ты — любимая женщина, Ксюша — моя дочь. Оля очередной пройденный этап моей жизни. Глупый, идиотский, ошибочный, но пройденный. Я сожалею, что так поступил, что не проверил совершенно постороннего человека, что повелся. Аня, — он аккуратно касается моего лица костяшками пальцев, — я блин тебя люблю!

Его грудь вздымается, взгляд горит опасным огнем, а лицо искажено болью. Не дождавшись никакой реакции от меня обескураженной, он уходит, предварительно, как ни в чем не бывало, прощаясь с дочкой. Не выдает эмоций, целует ее на прощание, обнимает и говорит, что будет скучать.

Пожалуй, это был первый и последний момент, когда я пообещала себе закрыть гештальт с Олей. Провернуть ключ в двери и выбросить его в море без возможности найти. Я поняла свою ошибку. Навязывание другой женщины, едкие замечания. Я перестала их делать, осознавая, что если Оля была ему важна, он не стал бы находиться рядом с нами. Проводить время со мной, которая его только отталкивает и сознательно, по-глупому, отправляет к другой. И с Ксюшей, что отчаянно его ждет, чтобы погулять.