Елена Ларина - Магия, любовь и виолончель или История Ангелины Май, родившейся под знаком Рыб
– Володя… – начала я.
– Пойдем, – он потянул меня за руку. Почему-то слушать меня ему очень не хотелось.
– Девяносто, шестьдесят, девяносто? – спросила я.
– Не думаю… То есть в бедрах-то, наверное, девяносто. А вот верх подкачал, – усмехнулся он, – не больше восьмидесяти.
– Ну, знаешь, дело ведь совсем не в сантиметрах.
– Дело, безусловно, в гармонии, а не в сантиметрах, – согласился он.
– Хотела бы я оказаться на ее месте, – мечтательно прошептала я.
– Тебе хочется спать в футляре? – Он улыбнулся.
Я рассмеялась, неотрывно глядя на прекрасную фигуру виолончели.
Мне не хотелось спать в футляре. Но сообщать ему о том, чего бы мне хотелось на самом деле, я сочла невозможным. Слишком все хорошо складывалось: пустая квартира, ночь, взаимное притяжение, о котором я не могла забыть ни на секунду, расстегнутая рубаха. Один шаг навстречу – и весь мой план рухнет. Ему нечего будет добиваться. Мне нужно было исчезнуть прямо сейчас.
– У тебя случайно нет карты города? А то я не понимаю, где моя гостиница.
Он ничего не ответил, взял сигарету, зажал ее зубами, похлопал себя по карманам и посмотрел по сторонам.
– Кажется, зажигалку потерял, – он нахмурил брови и вынул изо рта незажженную сигарету. – У тебя случайно нет?
– Я не курю, – ответила я и вздохнула.
– Знаешь, – глядя на меня, он улыбнулся, – тебе очень идет говорить правду. Только посмотри, пожалуйста, у себя в сумке. Мне показалось, ты брала с собой спички из ресторана.
– Слушай… точно, – смутилась я, роясь в сумочке. – Как это ты запомнил? Но я просто так брала. На память. Я правда не курю.
– Я знаю, – кивнул он и взял из моих рук фирменный коробок. Чиркнул. Прикурил. И фантастически красивым жестом затушил горящую спичку, прочертив в воздухе замысловатый знак.
– Мне нужно идти, Володь, – сказала я твердо. – Я никого не предупредила. Боюсь, меня искать начнут.
– Так предупреди, – он кивнул на телефон и присел на подлокотник кресла прямо передо мной. – У тебя же есть визитка отеля.
– Предупреждать уже поздно, – сказала я, стараясь смотреть поверх его головы. – Нужно возвращаться.
Он помолчал, разглядывая меня. Докуривал сигарету.
– Кто тебя ждет? – спросил он, щурясь от дыма. И голос его завернул чуть ниже, чем обычно.
– Тамара Генриховна Шелест, – с вызовом ответила я, отважно глянув в его глаза. Почему-то заболели виски. Я сильно потерла их пальцами.
– Хочешь сказать, что это «Невское время» поселило тебя с мадам Шелест? Да? – иронично спросил он и потянулся к пепельнице. – Ладно, честнейшая Херувим. Можешь не отвечать. Запутаешься вконец. В женщине, конечно, должна быть какая-то тайна. Я все понимаю… Но… Он встал. Положил в карман сигареты.
– Я у тебя спички возьму, хорошо? – сказал он уже совсем другим тоном.
– Бери, – согласилась я. Мне казалось, что после его слов все хорошее для меня уже завершилось.
– Пошли. Гостиница твоя за углом.
– Откуда ты знаешь, где моя гостиница?
– Разведка доложила, – усмехнулся он.
Мы молча шли по какому-то узкому переулку ровно две минуты и вынырнули прямо напротив вывески «Эльбаз». Когда мы переходили дорогу, он спросил:
– Ты же слушала меня сегодня?
– Да.
– Почему ты ничего не говоришь?
– Я тебе уже все сказала, – я подняла на него глаза. – Ты просто не услышал.
– Скажи еще, – он остановился на тротуаре, засунул руки в карманы. Черная рубашка болталась на нем с расслабленным шиком. Поднявшийся свежий ветерок, развевал его темные волосы. – Это важно.
– Я сказала, Володя, что хотела бы оказаться на месте твоей виолончели. Этим, по-моему, все сказано. Во всяком случае, больше я тебе пока ничего не скажу.
– Ты не представляешь… Играть сегодня было ужасно тяжело. Как будто дрова пилил. Я ничего не понимаю… – он посмотрел на меня со странным ожиданием в глазах, как будто знал, что я могу ему ответить.
– Перенервничал? – сдержанно спросила я.
– Да нет… – помедлив, ответил он, все еще продолжая чего-то от меня ждать. – Похоже что-то не так с залом.
У меня неприятно закружилась голова.
Тамара Генриховна Шелест встретила меня стоя.
Белый пеньюар делал ее похожей на привидение. Но иллюзия рассеялась почти мгновенно, потому что вместо упреков и вопросов я получила от нее истеричную пощечину. Больно не было. Она неловко скользнула лапкой по моей щеке. Но эмоции мои всколыхнула.
Первое, что я почувствовала, – острое сожаление, что не осталась с Туманским. Второе -захотелось дать ей сдачи. Пока я уговаривала себя этого не делать, оказалось, что пощечина значится в программе не вместо упреков, а в качестве прямого их дополнения. Потому что после нее на меня обрушилась обличительная речь.
– Что же ты, негодяйка, делаешь? – угрожающе задышала на меня Тамара Генриховна. – Я тебя ищу – тебя нигде нет! А она, оказывается, переметнулась в стан врага! Вот так вот, у всех на глазах! Ты ж с моей руки ешь! Кто тебя сюда привез, дрянь такая! – И Тамара Генриховна потрясла у меня перед носом своим указательным пальцем. – Дисс с тобой разберется, когда вернемся! Он звонил – я ему все рассказала. Завтра же поменяю тебе билет!
– Тамара Генриховна, успокойтесь! – ледяным голосом сказала я. – И выслушайте меня! Думаю, вам придется передо мной извиниться. Я понимаю, вы нервничали. Я виновата только в одном: что не предупредила. Но все, что я сделала, я сделала ради вас и вашего сына!
– Что ты сделала? – разъяренно спросила Тамара Генриховна, ужасная в гневе. – Что ты вообще можешь сделать? Он сегодня сыграл и не почесался. Эдику опять нервничать! А билеты твои сколько стоят, ты знаешь?
– Я не желаю обсуждать это в таком тоне! – железно ответила я. – А с Антоном я поговорю сама!
– На контору твою в суд подам! Уж я-то тебе устрою веселую жизнь. Ты мне еще полжизни за моральный ущерб выплачивать будешь…
– А я напечатаю статью про то, как Эдик Шелест выигрывает конкурсы, попросту устраняя своих конкурентов. Думаете, вам это сойдет с рук?
– Да я тебя в порошок сотру! – воспользовалась литературным штампом Тамара Генриховна и потеряла человеческий облик.
Она с визгом бросилась на меня, стараясь расцарапать мне лицо. Я отбивалась и отступала к ванной. Там я быстро повернулась, принеся в жертву свое плечо, по которому Тамара Генриховна без перерыва лупасила, открыла холодную воду и направила душ прямо ей в лицо. Сцена была позаимствована из фильма ужасов. Тамара Генриховна, как вампир, попавший в лучи солнца, сначала затряслась всем телом, пытаясь схватить разинутым ртом воздух, а потом обмякла, обтекла и в поникшем прозрачном пеньюаре села на пол, обхватив голову руками.
