Саша Канес - Мои мужчины
С глухим стоном я вылетела из кабинета назад в коридор и уже безошибочно вбежала куда надо. Свершилось восхитительнейшее свидание с «белым другом», по которому я, несмотря на всю любовь к походной жизни, все же успевала к концу каждого маршрута немало соскучиться.
Когда я вернулась в коридор, разгневанный майор в залитом спиртным кителе распекал моего спасителя.
- Военная комендатура, курсант Ильин, — это вам, б… не бардак! — поучал он. — Военная комендатура — это, б… армия! А армия, б… — это дисциплина, на х..! Строжайшая, на х… дисциплина и полная, б… секретность! У меня же тут, епть, проездные документы, блин, лежат, понимаете, курсант? Ты же, Ильин, сам их, б… выписывал! — Произнося эту тираду, майор легко переходил с «вы» на «ты» и обратно. — По ним, б… эшелоны, на х… ездют, с воинской, б… техникой! Туда, б… ездют и сюда, б..! И еще хрен знает куда! А у вас, курсант, здесь девки на толчках сидят! Ты же думать хоть чем-то должен! Вы же взрослый, епть, культурный, на х… человек! У тебя уже яйца как у слона, вы должны отвечать за свои поступки!
Притаившись в темном углу за здоровенным огнетушителем, я сгорала от стыда из-за того, что явилась источником неприятностей для своего спасителя.
— Разрешите обратиться, товарищ майор? — ничуть не смущаясь, обратился молодой человек к своему начальнику.
- Обращайтесь, б..! — ответил тот уже довольно миролюбиво, отряхивая с замызганного форменного живота остатки налипших крошек.
Они оба наконец заметили, что я невольно присутствую при их беседе. Майор при этом смущенно побагровел и уставился в душераздирающий плакат, повествующий о поражающих факторах ядерного взрыва.
- Товарищ майор, вы с товарищем подполковником дали прямое указание, чтобы всех родных, близких, а также офицеров и курсантов воинских сообщений, то есть ВОСО, мы приводили сюда и проявляли соответствующее гостеприимство. Правильно?
- Правильно, б… — Майор запнулся и довольно пугливо покосился в мою сторону. — А она, е… кто? Офицер ВОСО или мамаша твоя единоутробная, на х..? — Из-за моего присутствия он изо всех сил пытался избавиться от ненормативных оборотов.
Парень заговорщически подмигнул мне и, не замешкавшись, промолвил:
- А это моя девушка, приехала из Москвы на мой день рождения. У меня же день рождения завтра, товарищ майор!
Я опешила и вякнула из-за своего огнетушителя, что и у меня завтра тоже день рождения.
- У нас общий день рождения, — подтвердил мои слова курсант.
Майор недоверчиво посмотрел в мою сторону:
- А не молодая она для тебя, Леня?
Надо сказать, выглядела я тогда несколько старше своих лет.
- Да и я вроде еще не старик!
- А точно… это… ну, то есть, точно она твоя? — Майор опять продемонстрировал недоверчивость.
- Зачем же мне врать, товарищ майор?
- А ты докажи! — Он тоненько захихикал, брюшко под мятым кителем затряслось.
- Как же доказать?
- А ты ее поцелуй! — Было очевидно, что майор решил устроить себе хоть какое-нибудь развлечение.
- Ну товарищ майор! — Мой спаситель был явно сконфужен.
- А что! Любишь — докажи! Возьми и поцелуй ее, коли девушка-то твоя. В армии, оно все строго, б… интим интимом, но вокруг должен быть коллектив!
Желая прекратить мучения своего избавителя, я сама подошла к курсанту Лене Ильину, обхватила коротко стриженную голову обеими руками и быстро поцеловала совсем незнакомого мне человека. Я впервые в жизни поцеловала мужчину в губы и в тот момент отчетливо поняла, что парень — моя судьба и если я не буду дурой, то что-то очень важное и необходимое в моей жизни можно считать уже состоявшимся.
Увы, не быть дурой у меня не получилось. Но это стало ясно только потом, а в тот момент мне было просто хорошо и весело. Поцеловав Леню, я подскочила к толстому майору и чмокнула его в небритую щеку. Не ожидавший ничего подобного Ленин начальник стал пунцовым и пулей рванул в свой кабинет.
- Это было очень приятно, спасибо вам! — улыбнулся молодой человек, с которым я была знакома меньше десяти минут. — Давайте я вас провожу.
Мы вышли из комендатуры и направились к окошку информации, где, как объяснил мне курсант, его должен был дожидаться человек, которому вышестоящее начальство велело оказать всевозможную помощь. Человек действительно дожидался. И этим человеком был… мой отец. Как выяснилось, военный комендант железнодорожного вокзала и аэропорта Уфы соседствовал по даче с деканом физического факультета местного университета, папиным однокурсником. До него, слава богу, папе удалось сразу же дозвониться из привокзального телефона-автомата. Когда я подходила к дамской уборной, указание нам помочь уже поступило заместителю коменданта. Тот, в свою очередь, перепоручил нас помощнику, моему спасителю, проходившему на вокзале военную практику после окончания железнодорожного института в Москве.
Сосчитав нашу «команду» и переписав всех по именам и фамилиям, курсант-практикант забрал неиспользованные билеты на давно ушедший поезд и отвел нас в шикарный, просторный и совершенно пустой депутатский зал, с администратором которого у комендатуры были явно особые отношения. Славик первым рванул в депутатский буфет и с восторгом обнаружил, что шикарный обед из трех блюд, включая кофе и мороженое, стоил всего семнадцать копеек. И туалет там был, хоть и один на всех, но зато чистый, и пахло в нем каким-то дефицитным хвойным дезодорантом. Особенно нас всех потрясло, что в депутатском зале имелся душ с горячей водой, перламутровым шампунем в огромной пластмассовой колбе, а в раздевалке стоял и (о чудо!) работал светло-зеленый фен-сушуар. Такие, как я слышала, только недавно появились в самых шикарных московских парикмахерских.
Вместо фанерных и пластиковых лавок для депутатских задов стояли широченные мягкие кресла и кожаные диваны, на одном из которых сразу же пристроился мой отец и с чувством выполненного долга незамедлительно уснул. Он имел на это право — ведь он не спал больше суток, починил лодки, обеспечил нас пищей, транспортом и крышей над головой, а теперь нам оставалось только дожидаться новостей из комендатуры.
Перекусив и приняв душ, я тоже попыталась подремать в кресле, поджала под себя гудевшие от усталости ноги и закрыла глаза. Но идиот Славик, сидя рядом на стуле, нес мне какую-то херню про свой замечательный курсовой проект, за который ему влепили якобы незаслуженный трояк.
Я до сих пор не понимаю, почему продолжала делать вид, будто внимательно слушаю, вместо того чтобы послать его открытым текстом ко всем чертям. Думаю, ни отец, ни те два семейства, что уже в который раз ходили с нами в походы, меня бы не осудили.
