Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна
Рита, наконец, призналась себе, как сильно хотела иметь ребенка. Всегда. Наверное, еще и потому, чтобы доказать самой себе: можно относиться к ребенку иначе, чем ее собственная мать к ней.
Она хотела подтвердить самой себе, что не напрасно обижалась на мать, не потому, что она, Рита, плохая, они не ладили. «Я хорошая! Хорошая!» — хотелось ей кричать, когда мать твердила ей с утра до ночи: «Ты плохая, ты никудышная, ты некрасивая…»
Она испытала самое настоящее потрясение, когда Галина Петровна, перед тем как войти в дом Лены, на секунду остановилась и обронила:
— Вы друг другу понравитесь. Лена чем-то похожа на тебя. Тоже блондинка и тоже очень симпатичная. Только она покрупней тебя будет.
Тоже… симпатичная? Рита помнит, как лихорадочно искала объяснение — в чем состоит причина ошибки Галины Петровны.
Ну конечно, темнота в сенях, ну конечно, кругом эскимосы и чукчи, мало русских. На их фоне, может быть… Она тогда просто пожала плечами и не стала возражать, потому что предчувствие чего-то невероятного забивало все остальное в голове и в сердце…
Если бы Рита была той, какой была до Чукотки, она бы докопалась, в чем причина заблуждения Галины Петровны, она непременно постаралась бы уверить коллегу, что она не права. Не-ет, она, Рита Макеева, нисколько не симпатичная, они с Леной не могут быть похожи потому, что… потому что тогда бы у Лены не было никакого мужчины и ребенка. Доказательства? А вот оно! У Риты ведь никого нет!
Но сейчас Рита искала новое, правдивое, более подходящее объяснение. Произошло чудо? Но чудо только потому и чудо, что еще не найдено ему объяснение. Объяснить можно так, что, вероятно, изменился тип женской красоты.
А с Ванечкой — Рита теперь не сомневалась — она обязана расцвети, потому что у мальчика должна быть красивая мать, не хуже той, что его родила.
В холодном, давно не топленном доме Ванечка был один. Ничего не понимая, но чувствуя, как сжимается сердце вначале от холода, а потом вспыхивает огнем в странном предчувствии, Рита смотрела на Галину Петровну, прижимая к себе мальчика. А та уже собиралась бежать в местную администрацию выяснять, что случилось.
Но в сенях раздались шаги, заскрипела дверь, и вместе с морозным воздухом в комнату вошла закутанная в платок женщина.
Оказалось, это соседка, она объяснила, как все на самом деле было просто и печально.
Неделю назад Лену похоронили, а местные власти пытались решить, как поступить с Ванечкой. Они хотели отправить его в интернат. Соседка как раз ходила узнавать насчет оказии…
Рита прижимала мальчика к груди, а он рыдал:
— Мама, мамочка, ты пришла… Я знал, что ты придешь…
Рита не плакала, сначала она словно окаменела, потом стало жарко рукам, которыми она стискивала мальчика, как жарко стало и груди, к которой он припал.
Она вдруг поняла, что никогда, ни за, что не выпустит из своих объятий это теплое тельце…
Теперь Ванечка спал, светлые длинные волосы, до скрипа промытые ромашковым шампунем, блестели в свете настольной лампы с оранжевым абажуром. Личико казалось розоватым, здоровым. На стуле возле кровати лежала рубашка в красно-черную клеточку и черные джинсы с рогатым быком на кармане. Все вещи принесла Галина Петровна, ее мальчишки из них выросли, и она с радостью передала их Ванечке.
— Ты молодец, — сказала Галина Петровна. — Я бы, наверное, так не смогла.
— У вас своих трое, — улыбнулась Рита, уклоняясь от похвалы.
— Но ты-то вообще одна на свете.
— Я не хочу быть одна, — тихо сказала Рита. — Больше не хочу.
— Ты могла бы кого-то найти. — Женщина вздохнула и погладила Риту по спине.
— Его я уже нашла, — сказала Рита, не отстраняясь и чувствуя от прикосновения руки себя так, как никогда раньше — она испытывала связь с другим человеком, с женщиной, благодаря которой нашелся для нее сын. Нет, это нашелся ее сын. Они втроем теперь крепко связаны. Навсегда. Для Риты ощущение совершенно незнакомое. Она словно наконец-то выбиралась из кокона, в котором провела столько лет.
Рита кивнула на спящего мальчика и добавила:
— Если еще кто-то должен найтись, то ему придется захотеть составить нам обоим компанию.
— Это трудное дело, девонька. — Рука Галины Петровны прошлась по спине Риты, потом она убрала руку и обхватила себя за плечи, словно защищаясь от холода. — Очень трудное, — повторила она со вздохом.
— Но вы сами знаете, — сказала Рита и, сдавленно засмеявшись, выпрямилась на стуле, — я и без Ванечки никого из мужчин до сих пор не увлекла собой.
— Еще увлекла бы. Поверь мне. Нашла бы.
— Придет время, найду, — сама от себя этого не ожидая, заявила Рита.
Галина Петровна засмеялась.
— У нас для тебя мужиков нет. Мне весь наш расклад хорошо известен. Притока свежей мужской крови в ближайшее время на нашем берегу не ожидается. Мне было проще, я на целых пятнадцать лет старше тебя, в мое время на Чукотку ехали за романтикой и деньгами. Сейчас сюда ехать незачем.
— Я уеду на материк.
— Вот это правильно. Но жалко, честное слово. — Галина Петровна с нежностью посмотрела на Риту. — Мне будет жалко, Рита.
— Мне тоже, Галина Петровна. Но мы не потеряем друг друга. Потому что вы крестная мать моего Ванечки.
— Да. — Она сморщила губы. — Причем дважды. Потому что я на самом деле его крестная мать.
Рита с Ванечкой улетели на материк, когда тундра быстро расцветала, словно торопясь явить миру все красоты, на которые способна расщедриться в краткий миг северного лета. Первоцветы, огненные, небесно-голубые, розовые, изумрудная зелень травы и всполохи бордовых стеблей неведомых кустиков — все это заставляло волноваться душу, а сердце — подпрыгивать.
На маленьком самолете «АН-24» они долетели до Анадыря, и Рита еще раз удивилась собственным, непонятно откуда взявшимся, новым качествам.
Самолет пришлось брать штурмом, потому что после нелетной погоды, которая держалась из-за тумана тринадцать дней, рейсы сбились, народу с билетами собралось на десяток таких «аннушек». Но Рита втащила Ванечку на тот борт, которому первым удалось отозваться от бетонной полосы после непогоды.
— Мам, а почему тети и дяди толкаются?
— Потому, что места мало, вот они и толкаются.
— Мам, а мы больнее всех толкаемся, да? — Синие глаза смотрели на нее незамутненно и доверчиво.
— Да, малыш. Иногда приходится толкаться больнее. — Она больше ничего не стала объяснять, Ванечка слишком мал для взрослых тонкостей жизни. — На Большой земле очень много народу.
— А на маленькой земле — мало народу. И много собак. — Он засмеялся и ткнул пальцем в иллюминатор. Рита с сомнением посмотрела за окно. Потом согласилась: — Ты прав. На маленькой земле много собак.
Местные собаки облюбовали аэродромную площадку, они лежали на солнце и грелись. Где еще найдешь такой теплый бетон во всем поселке Провидения? Нигде. Местные собаки хорошо знали, сколь коротки теплые деньки, и, чтобы было о чем грезить в глубоком снегу большую часть года, запасались воспоминаниями.
Куда везла новоявленного сына Рита Макеева? Домой, в северный город, в котором сама выросла. Квартиру, оставшуюся после смерти матери, она сдавала все годы, у нее собрались вполне приличные деньги.
Все бумаги были переоформлены на этом краю света так, как было нужно Рите, благодаря Галине Петровне и ее друзьям. На всех бумагах было написано ясно и четко, что она самая настоящая мать Ванечки.
Теперь она явится в свой город как обычная женщина о ребенком — союз, давно переставший кого-то удивлять. Скорее удивляет, а точнее, умиляет другой союз — полная семья, то есть отец, мать и ребенок.
Об этом фантастическом союзе Рита пока не думала, наслаждаясь нынешним.
Рита и Ванечка вскоре сидели уже в другом самолете, который выруливал на взлет по бетонной дорожке магаданского аэропорта, куда они прилетели из Анадыря. Рита смотрела в иллюминатор, навсегда прощаясь с этим снежным краем. Она смотрела вниз, и ей пришла в голову странная мысль: вот уж точно, никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Под ними вечная мерзлота, а она на ней оттаяла!
