Измена. Мне (не) нужен врач (СИ) - Брис Руфина
— Смотри у меня. Сейчас попрошу чай принести. А ты руки после этой мусорки помой.
Вера Ивановна отправляется к двери, бухтит себе под нос:
— Чего вы все в ней находите-то, столько девок нормальных. Вон Наташка не замужем, хорошая девка, симпатичная, спокойная. Не то, что Маринка эта... Одно место у неё поперёк, может?
Посмеиваясь, усаживаюсь за стол. Кладу перед собой карту Масловой Ксении.
В памяти тотчас возникают её оливковые глаза с огромными зрачками, они так гармонично сочетаются со смуглой кожей. Волосы густые, мягкие, немного волнистые. Ручки тоненькие, хрупкие. Губки, вай какие... И вообще, девочка выросла красоткой. Прикрываю глаза, чтобы избавиться от навязчивой картинки. Мягко провожу пальцем по строчке с её именем, раскрываю.
Анализы уже видел, а в остальном, что у нас тут интересненького?
Так. Возраст. Девятнадцать. Это радует.
Зубки здоровы, природная санация. Хорошая генетика.
Группа крови — вторая отрицательная. Надо же. Как у меня, вот это совпадение.
Что тут у нас от гинеколога вклеено? Вызывали для консультации, чтобы исключить беременность. Правильно лекарства назначить. Сейчас прям максимально интересно. Возраст, с которого ведёт половую жизнь… В висках быстро стучит пульс. Ловлю себя на том, что давлю лыбу, как дебил.
“Virgo“? Да ладно… А почему? Совершеннолетняя, жених есть. Такая редкость в этом возрасте.
Встряхиваю головой. Успокойся, Алексей, возьми себя в руки. Тебе-то что до её половой жизни? Твоё дело лечить девушку, на этом всё. Она молодая совсем, а ты почти десять лет назад с её отцом коньяк пил на спор. Кто дольше не упадёт. Пока Ксюша на игрушечной пианинке рядом «Собачий вальс» тренькала.
А вот и её отец как раз.
На столе вибрирует телефон. На экране высвечивается «Маслов».
Глава 7
Ксюша
Телефон пикает уже с десяток раз, наверное. Это Лариска. Сперва названивала, а потом начала писать в мессенджер. Заблокировать надо бы… Пока лень.
Лежу на кровати, сложив руки на груди, пялюсь в потолок.
В мыслях какой-то треш. С одной стороны, злюсь на Лариску. И это не ревность, а изматывающая горечь, болезненная обида.
А с другой, да пошло оно всё, вот честное слово. Просто пусть они отстанут, исчезнут из моей жизни навсегда. Пусть трахаются, женятся, что угодно. Вообще пофиг. Унизительно осознавать, что я оказалась в такой мерзкой ситуации, что мне грязно наплевали в душу, что я – глупая, доверчивая дурочка, которую так легко можно было обмануть.
Так странно… Бывшая подруга никогда не давала мне повода подозревать её в предательстве. Они с Вадимом мутили за моей спиной, но замечательно скрывались. Я была, словно слепая и глухая, у меня не возникло ни тени сомнения в их порядочности. Разве могла я представить, даже допустить мысль о том, что два близких человека плюют на всё, что связывало нас годами? На дружбу, на доверие.
Сейчас-то я понимаю, что именно должно было меня насторожить: у Лариски не было постоянного парня, и она никогда не делилась тем, что ей кто-то понравился. Не жалела вслух, что одинока. На ухаживания окружающих мужчин реагировала равнодушно. И это при внешности фотомодели!
Даже на девичнике в клубе, когда остальные подружки вовсю кокетничали: кто с барменом, кто с танцором гоу-гоу, кто с кем-то из посетителей, Лариска сидела рядом со мной за столом, как прибитая, и трещала о какой-то ерунде. Над собой глумилась. Доказывала мне, что у неё слишком короткая шея, слишком широкий нос, а ноги вообще цыплячьи. Жаловалась, что нормальную одежду подобрать невозможно, ничего не сидит красиво.
— Да что ты придумываешь? – посмеивалась я, — у тебя идеальная фигура, ни жиринки, всё на месте. И волосы, как у девушек из рекламы шампуня. Красоточка, не прибедняйся тут.
— Ага, красоточка, — она хмуро рвала на полоски бумажные салфетки и выкладывала что-то перед собой на столе, — если так, то почему ты первой замуж выходишь?
— Ой, не завидуй. Ещё неизвестно, кому больше повезло. Что это? Что ты там делаешь? – с удивлением рассматриваю её корявенькое оригами. На тёмной полированной глади стола белеет ровная, крупная буква «В».
Лариска быстрым движением сминает бумажки в кучку и кидает в пепельницу.
— Не стоит внимания. Хотела выложить «В+К= любовь», но не получается. Говорю ж, я тупица крикорукая, и всё порчу только.
Тогда я не придала её поступку значение. Наверное, зря. Она хотела мне намекнуть. А я оказалась недальновидной.
Блин, ладно.
Нахмурившись, тянусь к телефону, открываю мессенджер.
Читаю одно за другим сообщения, украшенные сердечками и плачущими и страдающими смайликами:
«Ты очень дорога мне, Ксю, и я не хочу потерять тебя из-за парня»
«Прости дуру, я раскаиваюсь, честно»
«Понимаю, как это отвратительно вышло, прости, прости, прости, сто тысяч раз…»
«Прости, что так получилось, я очень переживаю»
«Ну, Ксю…»
«Я тебя очень люблю, не хочу, чтоб ты ненавидела меня»
«Но и его я тоже люблю»
«Постоянно давала себе слово, что это в последний раз. Но он приходил, а я не могла ему отказать»
«Тварь я безобразная, ненавижу себя. Но вот бы кто-то научил, как его разлюбить»
Я представляю Ларискин печальный взгляд, насупленные брови, надутые губы. В груди защемило. Чего-то жалко стало…
Но она же предавала меня, и не один раз, сама признаётся. Мы были лучшими подружками, почему она сразу не сказала, что влюбилась в моего парня? Наверное, я смогла бы её простить, если бы не было дурацких тайн и потрахушек за моей спиной в туалетах. Мне же больно тоже. И противно. И тошнит от всего этого.
Всё, поздно, слишком далеко они с Вадимом зашли. Не могу…
Я откидываюсь обратно на подушку и бездумно зависаю взглядом на потрескивающей лампе дневного света, прикрученной к высокому белому потолку. Моя грудь поднимается и опускается, поднимается и опускается, всё быстрее и судорожнее.
Еле слышно шепчу:
— Чёрт…
Сажусь на кровати, скукоживаюсь, утыкаюсь лицом в одеяло и беззвучно ору:
— Чёрт. Чёрт. Чёрт. Ненавижу. Ненавижу вас обоих…
Не сразу понимаю, что опять плачу. Рыдаю так, что на пододеяльнике появилось мокрое пятно. Перед глазами опустилась пелена, во рту соль, и надсадно ноет в затылке. А телефон продолжает принимать сообщения.
Дрожащей рукой хватаю его, размахиваюсь и изо всех сил бросаю в сторону двери. С глухим стуком он разбивается на куски и, наконец, прекращает издавать звуки.
Снова падаю лицом в одеяло и плачу. Это другие слёзы. Слёзы облегчения. Надо было сразу. Пошли вы все. Отстаньте от меня. Никто мне не нужен. Ни Лариска, ни Вадим, ни…
Вдруг чья-то тёплая ладонь ложится на мою голову.
Глава 8
Кто-то осторожно и ласково гладит мои волосы. Потом усаживается рядом. Близко-близко. Приподнимает меня, укутывает одеялом и своими руками. Я утыкаюсь влажным от слёз лицом в накрахмаленную ткань, пахнущую больницей. Чтобы не намочить, поворачиваюсь в сторону и чуть выше, к тёплой шее с еле слышным ароматом кофе и табака.
— Дела не фонтан, Ксюшонок? – низкий тихий голос, сочувственные интонации и «то самое» прозвище из детства заставляют меня всхлипнуть и захлебнуться в собственном горе ещё больше.
Киваю и захожусь в рыданиях.
— Тихо, малышка… — Алексей прижимает меня к себе ещё крепче, шепчет на ушко, — всё проходит. И это скоро пройдёт. Наступит новый день, он будет лучше вчерашнего. Вот увидишь.
Он еле-еле покачивает меня, нежно шепчет успокаивающие слова, каждый раз всё тише и тише. Они сливаются в непонятный шелест. Я хочу расслышать, о чём он говорит. Но чтобы разобрать эти почти невнятные фразы, мне приходится заставить себя прекратить истерику. Навострив уши, замираю. Но получается опознать лишь отдельные слова. И я расслабляюсь окончательно и перестаю думать о них. Просто наслаждаюсь вибрациями голоса Алексея, его теплом и запахом. Сидела бы так вечно…